— Боюсь, господин Альфред, деньги тут бессильны. С Господом не торгуются, его смиренно просят. Пожалуйста, выйдите из комнаты и не приближайтесь к больной. Мне хватает забот с уходом за вашей дочерью. Если еще и вы свалитесь на мои руки, я могу не справиться.

— Да, конечно, Джаспер. Прости, — мужчина неохотно отступил, не отводя глаз, полных тревоги, от ложа, где его дочь боролась за жизнь со смертельно опасным врагом. Врагом, который выкосил половину Уэрствуда и не собирался останавливаться.

* * *

Родиться дважды… Есть мнение, что и один-то раз родиться на свет — это большая удача. А уж дважды!

Но в первые минуты после своего «второго рождения» девушка сильно усомнилась в том, что ей повезло. Скорее уж совсем наоборот.

… — Леди Из Общества! Уснула? Реплика!

Она живо развернулась к партнерше:

— О, конечно, молодой герцог очень мил, — и замерла, ожидая очередного нагоняя от режиссера. Который не замедлил последовать.

— Дорогая моя Леди Из Общества, вы совершенно не попадаете в роль. Разве так ведут себя на балу дамы семнадцатого века?

— Прошу прощения, — процедила она сквозь зубы, — как-то в последнее время не доводилось бывать на балах, да еще в семнадцатом веке. Герцог приглашения не прислал.

Партнерша хихикнула, но потихоньку. Вызывать огонь на себя — охотников не было.

— Леди, у вас должен быть мед в голосе и яд в словах, понимаете? Вы якобы хвалите жениха подруги, но она должна почувствовать, что с молодым герцогом что-то не так. Ньюансы, Леди, тут все на ньюансах… Неужели не чувствуете?

Молодая и, как говорили ее преподаватели, довольно перспективная актриса драматического театра имени Волкова города Ярославля в настоящий момент не чувствовала ничего, кроме раздражения. А ведь так была счастлива, когда только получила эту небольшую роль без имени, с двумя выходами, но в знаменитой пьесе! Режиссеру понадобилась всего пара недель, чтобы ее лучезарное счастье потускнело. И еще пара, чтобы актриса уверовала в собственную бездарность и неспособность играть. В последнее время она поднималась на сцену, как на эшафот, и лишь врожденное упрямство и неумение смириться с поражением толкало ее на это унижение раз за разом. Ей казалось, что вся труппа над ней втихомолку смеется. Хотя почему «втихомолку». Партнерша, например, хихикала вполне открыто.

Начинающей актрисе и в голову не могло прийти, что хихикали актеры над режиссером, что как профессионалу ему до Товстоногова еще семь верст баттерфляем плыть, что в реалиях семнадцатого века он разбирается примерно так же, как и любой, кто родился на триста лет позже… и что играет девятнадцатилетняя студентка театрального училища совсем даже неплохо. Опытные партнеры по сцене отмечали, что спину она держит прямо, кринолин носит так же естественно, как джинсы и топ, а «молодой герцог» действительно очень мил, и довольно трудно произнести эту фразу сквозь зубы, глядя на самого обаятельного мужчину труппы.

— Репетируем сцену обморока. Я надеюсь, в обморок упасть вы сможете? — язвительно поинтересовался режиссер, — Там даже говорить почти ничего не надо.

Девушка вспыхнула… но сдержалась.

— Я очень постараюсь, — ответила она… тоном безупречно воспитанной Леди Из Общества.

— По местам! Герцог, реплика!

— Я сожалею, госпожа, но ваш брат сегодня утром убит на дуэли, — скучающим тоном бросил Герцог, глядя в сторону. Его местный Немирович-Данченко тоже изрядно достал.

— Боже, нет! — воскликнула девушка, поднесла руку к глазам. И аккуратно «упала», оберегая голову и локоть.

— И это — обморок?! Вы надо мной издеваетесь. Кто так падает в обморок? С балкона видно, что вы просто садитесь на пол. Еще раз! Герцог — реплика.

— Я сожалею, госпожа…

Усталость, раздражение и злость на собственную неумелость накатили волной. Девушка поклялась, что сделает все как надо, пусть даже рассадит себе лоб. И после положенных слов зажмурилась, стиснула зубы и рухнула со всего размаху, так, словно ей подрубили ноги.

Голова с глухим звуком соприкоснулась с деревянным полом и мир исчез…

— Хорошо, — вяло кивнул режиссер. — Вставай.

— Что с ней? Посмотрите там…

— Она…

Последовали шлепки по щекам, тормошение за плечи…

— Она…

— Скорую! Звоните же кто-нибудь, — режиссер вскочил с места.

— В гримерку! Ее надо отнести в гримерку…

— Мужчины, ну делайте же что-нибудь!

Бесчувственное тело отнесли в маленькую гримерку. Народ испуганно суетился. Кто-то убежал за водой, нашатырем. Кто-то звонил в неотложку. А кто-то пошел курить…

«Скорая помощь» приехала на удивление быстро. Двое мужчин в бирюзовых халатах, спешно вошли в гримерку.

— А где же больная?

Следом протиснулся режиссер, обвел взглядом пустую комнату и, обернувшись к толпившейся у дверей труппы, неуклюже спросил:

— Куда она делась?

* * *

Возвращение было мучительным.

Ужасно болела голова. Кажется, именно от этой боли она и очнулась. Ощутимо подташнивало. Неужели сотрясение мозга? Лежать было неудобно. С одного боку — холодно, другой просто обжигало жаром. Спиной девушка ощутила какую-то неровную поверхность… что-то вроде видавшего виды дачного тюфяка, который настолько слежался, что, в конце концов, его решили выбросить. Пахло отвратительно: словно рядом свалили полцентнера заношенных мужских носков. А еще ей вдруг мучительно захотелось почесаться. Тело зудело. Да и голова, похоже, тоже.

Она осторожно приоткрыла глаза.

Полутьма. Прямо перед глазами низко нависал потолок: деревянный, но не покрашенный, а скорее — закопченный. Как будто тут несколько лет смолили дешевые папиросы или топили «буржуйку».

Она сделала попытку оглядеться.

Помещение было относительно небольшим и холодным. Его очень плохо освещала одна-единственная лампа, подвешенная над входом. От него шел узкий проход, а по обе стороны, на грубо сколоченных деревянных топчанах, едва прикрытые тонкими одеялами и каким-то тряпьем, лежали люди. Много людей. Иногда — по двое на одной постели. Двое или трое метались в жару, бредили. А одна, похоже, пожилая женщина со спутанными волосами лежала неестественно спокойно. Ее глаза были широко открыты и, не мигая, смотрели в потолок.

И запах, это чудовищный запах…

Больница? Уж скорее это была какая-то ночлежка для бомжей. Девушка осторожно повернула голову и отшатнулась: она тоже была не одна. Постель не первой свежести, в желтых пятнах мочи и, похоже, засохшей рвоты с ней делила какая-то старуха. Именно от нее исходил такой жар. Седые волосы были мокры от пота, а от виска на подушку медленно двигалось… двигалась… Когда девушка поняла, что именно ползет по волосам старухи, ее вырвало прямо на вытертое до дыр одеяло. Испустив слабый стон, она снова провалилась в забытье. Первый раз в жизни она увидела живую, настоящую вошь и такую крупную, что это зрелище сразило ее наповал.

Дверь открылась, и в комнату вошли, а вернее, протиснулись двое. Высокая худая дама с желтоватым цветом лица и тремя грубыми рубцами на лбу, в бесформенном сером платье и переднике, голову ее венчал белоснежный, накрахмаленный чепец. Вторым был молодой человек в черном, без парика, с вместительной сумкой через плечо. Он с порога оглядел помещение и сразу же заметил неестественную неподвижность одной из пациенток.

— Вторую койку можно освободить, — негромко сказал он, — эта женщина скончалась.

Его спутница кивнула и перекрестилась, не проявляя никаких эмоций.

— Мистер Джаспер — это оспа? — только и спросила она.

— Оспа, — кивнул Джаспер, — сколько человек здесь сейчас?

— Без умершей — два десятка. Думаете, никто из них не выживет?

— Если больные оспой будут лежать вперемешку с теми, кто сломал ногу или просто ослаб от голода, то, конечно, шансов у них мало, — произнес молодой ученик доктора.

— Что делать, — пожала плечами женщина, — это бесплатная больница для бедных, она существует на те средства, которые скапливаются в церковной приходе. У нас нет возможности разделить больных оспой и остальных.

— Значит, у гробовщика будет много работы, — философски изрек Джаспер и начал обход. Делал он это умело, но быстро и достаточно небрежно: касался лба, трогал запястье, смотрел зрачок, кивал и шел дальше. Его ассистентка несла лампу, чтобы Джасперу было удобнее.

Дойдя до койки, где, плотно прижавшись друг к другу, лежали старуха и молодая белокурая девушка, Джаспер вдруг замер и не мигая уставился на одну из пациенток.

— Кто она? — глухо спросил Джаспер, — откуда?

— Девица? Ее принесли почти три дня назад. С тех пор она не приходила в сознание. Сначала мы думали, что это какая-то леди. Платье, украшения, прическа…

— Леди? — поразился Джаспер.

— О нет. Совсем нет. Платье из дешевой ткани, просто пошито как платья знатных дам. Украшения стеклянные. Наверное, актриса какого-нибудь бродячего театра. Ее подобрали лежащей на улице с раной на голове. Видно, кто-то попытался ее ограбить, решив, что украшения настоящие.

— Постойте, — Джаспер выпрямился и недоверчиво посмотрел на свою спутницу, — вы сказали — три дня. Она три дня лежит рядом с больной оспой? И она здорова! Во всяком случае, оспы нет, это точно. Ни жара, ни других признаков. Ничего, кроме солидной шишки на голове. Как это может быть?!

— Пути Господни неисповедимы, — ответила женщина и опустила лампу, готовясь пройти дальше.

А молодой ученик доктора задержался. Во все глаза он смотрел на неизвестную девушку, подобранную на улице, и все больше удивлялся странной игре природы.

— Одно лицо… — пробормотал он так тихо, что его никто не услышал, — те же волосы… вот только чуть короче…

— Она точно не приходила в себя?

— Нет, господин Джаспер, совершенно точно.

— Странно…

«Готов спорить на что угодно, когда она откроет глаза, они будут серыми, — мысли ученика доктора уперлись в образ знакомой ему девушки, дочери владельца не бедной торговой компании. Образ пациентки, которая сейчас умирает от оспы и без сомнений доживает последние часы. — Боже мой, одно лицо… фигура… и она здорова. Вот уж, воистину, чудо Господне!..»

Опасаясь, как бы его внимание к бродяжке не заметила спутница, Джаспер торопливо прошел дальше. Его взгляд блуждал по обреченным лежащим на грязных койках. Он совершенно потерял к ним интерес. Его мозгом полностью завладели мысли о… «Корабль с грузом… Нортон обещал и наверняка сдержит слово. Он любит дочь без памяти, — глаза Джаспера сверкнули и губы едва заметно дрогнули в улыбке. — А эта незнакомка, кто бы она не была, вряд ли откажется от безбедного будущего». План, простой и сулящий огромные барыши, мгновенно составился в голове Джаспера.

— А знаете, Малона, — ученик доктора остановился и обернулся к смотрительнице. — Я кажется, узнал эту девушку…

Малона удивленно изогнула брови.

— Да-да. Определенно это дочь одного моего пациента… мистера Илсторба. Да-да. Эту юную леди кажется, зовут Элеонора. Да, совершенно точно — Элеонора Илстроб. Неугомонная девчонка. Представьте себе, Малона, эта проказница сбежала от отца с бродячими актерами.

— Я так и думала! Бедный отец, — смотрительница, вскинула руку к лицу, — наверное, он сбился с ног…

— Да. Я думаю, он будет рад, такой находке.

— А вы знаете, где он живет?

— О, конечно, это же все-таки мой пациент. — Джаспер решил действовать быстро и решительно.

Краткий словарь морской терминологии

Абордаж — способ ведения морского боя в эпоху гребного и парусного флотов, заключавшийся в сближении кораблей вплотную с целью овладения ими посредством рукопашной схватки.


Бак — надстройка в носовой оконечности судна, начинающаяся от форштевня. Служит для защиты верхней палубы.


Бакштаг — курс парусного судна относительно ветра, когда угол между направлением движения судна и направлением ветра составляет более девяноста, но менее ста восьмидесяти градусов. Бакштаг называют полным, если указанный угол превышает сто тридцать пять градусов. И крутым, если он менее ста тридцати.


Батарейная палуба — палуба, на которой размещались корабельные орудия.


Бейдевинд — курс парусного судна, когда угол между направлением движения судна и направлением ветра составляет менее девяноста градусов.


Бизань-мачта — кормовая мачта парусников, а также — нижний треугольный парус на бизань-мачте.


Борт — боковая стенка корпуса судна от форштевня до ахтерштевня и от днища до верхней палубы.


Брамсель — прямой парус на брам-стеньге.


Брамсельный ветер — постоянный ветер, без резких порывов, при котором ставили и верхние паруса.


Брасопить — поворачивать паруса по горизонтали при помощи тросов — брасов.


Бриг — парусное двухмачтовое судно с прямыми парусами.


Бриз — легкий ветер, который в течение суток меняет свое направление.


Галеон — парусный (трех-четырехмачтовый) военный корабль, распространенный в Англии, Испании, Франции, с мощным артиллерийским и парусным вооружением.


Галс — курс судна относительно ветра. Сделать галс — пройти одним галсом, не поворачивая. Лечь на другой галс — повернуть судно.


Галфвинд — курс судна, при котором угол между направлением движения судна и направлением ветра составляет девяносто градусов.


Грот-мачта — вторая мачта на судне, считая от носа.


Дек — палуба на судне.


Каракка — крупное военное или торговое судно.


Карронада — короткое, тонкостенное орудие большого калибра, установленное на неподвижном станке.


Корвет — военное парусное судно с прямыми парусами.


Люггер — двух-, реже трехмачтовое судно небольшого водоизмещения. Быстроходно и маневренно. Часто использовался как посыльное судно.


Пинас — торговое судно, схожее по строению и вооружению с флейтом.


Риф — приспособление для уменьшения поверхности паруса. Обычно представляет собой ряд продетых сквозь парус завязок, с помощью которых, подтягивая гик или рей, делают на парусе складку, то есть зарифляют его.


Рифить паруса — зарифить паруса — уменьшение площади паруса при помощи рифов.


Склянки — удар корабельного колокола. Склянки отбивали каждые полчаса.


Фальконет — небольшое орудие, крепившееся на длинном штыре, который глубоко вбивался в корабельный борт на корме. Фальконеты были предназначены для поражения живой силы во время ближнего боя.


Флейт — тип парусного, трехмачтового судна, созданного в Голландии в конце XVI века. Получил распространение и в других странах. Обладал хорошей мореходностью и довольно большой скоростью.


Фрегат — однопалубный военный трехмачтовый корабль с полным парусным вооружением и мощным артиллерийским вооружением.


Шканцы — часть верхней палубы между баком и ютом.


Шкафут — часть палубы около бизань-мачты, где был расположен штурвал.


Шнява — небольшое двухмачтовое судно с прямыми парусами и бушпритом. В XVII–XVIII веках шнявы были распространены в Англии, Франции и Швеции. Военная шнява называлась шлюпом.


Штормовые паруса — паруса меньшего размера, которые шьются из самой толстой и прочной парусины, поднимаются при очень свежей, штормовой погоде.


Шхуна — легкое военное или торговое судно с косыми парусами.

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и скачать ее.