— Да, но не всегда. Этот шторм будет сильным, а «Красотка» уже не молода.

— Тогда, может быть, облегчите душу и все же скажете, куда вы меня везете? — снова насела Кэти.

— Не раньше, чем «Красотка» начнет распадаться на части, — рявкнул выведенный из себя «дядюшка Томас», — именно за это я получил от старика двести фунтов.

— Двести фунтов? — ахнула Кэти, — за эти деньги можно купить новый корабль. Наверное…

— Пятимачтовую шхуну вряд ли, а небольшой крепкий шлюп — вполне, — подтвердил капитан, — так что можете быть уверены, за вашу жизнь я буду бороться как лев. Она стоит гораздо дороже, чем моя собственная шкура и даже «Красотка» с полным грузом.

«Ничего не понимаю, — призналась себе Кэти, — если старику так важно было спасти меня от Этьенна, почему он просто не отпустил меня домой?»

В этот момент тяжелая волна ударила в борт «Красотки» с такой силой, что Кэти не удержалась на ногах и покатилась по палубе, остановившись только у борта.

— Шли бы вы в каюту и покрепче держались за койку, — буркнул капитан, — не ровен час побьетесь, красоту попортите. А то и вовсе покалечитесь.

Кэти подняла голову. Небо быстро темнело, приобретая насыщенный сине-серый цвет. Стало по-настоящему холодно. Капитан и его помощник старались развернуть караку носом к волне, но та, похоже, слушалась плохо, и очередной удар снова усадил Кэти на палубу. Увидев это, Томас бросил ей толстую веревку.

— Не хотите слушать умных советов, хотя бы привяжитесь покрепче.

— К чему? — растерялась Кэти.

— К тому, что покажется вам самым крепким. — Теперь шум ветра так усилился, что приходилось кричать. — Только не к мачте.

— Почему?

— А вырвет ее, — рявкнул Томас, — она еще с прошлого раза скрипела.

— Что же вы ее не укрепили? — крикнула Кэти, отчаянно сражаясь с веревкой.

— Пьян был, — откровенно признался Томас и, цепляясь за все, что торчало и не грозило оторваться, быстро пошел к корме.

— Ох, говорила моя маменька, что пьянство до добра не доводит, — пробормотала Кэти себе под нос, — только не сказала, что бутылка может погубить и непьющего…

Послышался оглушительный треск, и тяжелая мачта медленно повалилась на палубу, слава Всевышнему, в противоположную сторону. Кэти крепко зажмурилась. Караку завалило на бок, она черпнула соленой воды, и женщину обдало ледяным душем.

— Господь всемогущий, я согласна, чтобы было страшно, но почему же так холодно-то? — простонала она, — неужели я так грешна, что не заслужила милости утонуть в теплой воде?

Крен усиливался и, приглядевшись, Кэти поняла, что упавшая мачта выломала часть борта, и теперь небольшое судно захлестывает вода. Капитан и его помощник, привязанные толстыми канатами, быстро работали ведрами, вычерпывая воду, но это было все равно, что пытаться перегородить реку шлагбаумом. Внезапно Кэти рвануло вверх, в какой-то момент она повисла на веревке, жестоко врезавшейся ей подмышки, вода показалась такой далекой, а небеса обетованные — такими близкими. Еще мгновение, и она бы услышала пение ангелов. Но тут старая посудина решила отомстить капитану за многолетнее пренебрежение. Палуба начала лопаться со звуком, похожим на пушечные залпы, а потом Кэти почувствовала, что летит в бездну. В следующее мгновение ее с головой накрыла ледяная вода.

«Неужели все? — в панике подумала она, — совсем все? Господи, да чем же я это заслужила? Неужели только тем, что подслушивала под дверью? Так в библии не сказано, что за это положена смерть!»

Потерять сознание она не успела. Рядом, в воде, показалась какая-то тень и, спустя мгновение, она опознала капитана Томаса с ножом в зубах. Уцепившись за веревки и поминутно ругаясь, он начал пилить мокрую пеньку. Нож он, видно, не наточил по той же самой уважительной причине. Наконец, веревка поддалась, и Кэти, цепляясь за капитана, наполовину поплыла, наполовину поползла к свету. Хотя какой свет? Темно было, как в бочке.

Втыкая нож в скользкие доски и цепляясь за все что попало, Томасу Свифту удалось вскарабкаться наверх, на воздух, и втащить за собой полумертвую Кэти. То, что осталось от «Красотки» болталось на волнах как пробка, килем вверх.

— Что дальше? — спросила Кэти, откашливаясь и отплевываясь от соленой воды.

— Дальше? Молитесь, чтобы нас не смыло в море. Умеете молиться?

— О, да! — кивнула Кэти, — вполне. А вы уверены, что этого достаточно? Может быть, можно сделать что-то еще?

Капитан внимательно посмотрел на нее.

— Вообще-то можно. Вы умеете петь?

— Вы с ума сошли? — опешила Кэти.

— Есть старинное морское предание о том, что пока звучит песня, смерть ждет.

— Это правда?

— Не знаю. Но попробовать можно. Вы много песен знаете?

— Вообще-то не слишком. Но я знаю одну очень длинную. Про сотню католиков, которые пошли купаться в море.

— И тонули по очереди? — скривился капитан. — Клянусь моими сапогами, сейчас только такие песни и петь.

— А вы что, католик?

— Нет, хвала Всевышнему!

— Я тоже, — крикнула Кэти и, покрепче вцепившись в доски, затянула: — Ровно сто католиков пошли купаться в море. Один из них утоп, и Господь его не спас. Помолимся за душу его богу протестантов!!!

— Это безумие, — пробормотал Томас и, стараясь перекричать бурю, хрипло проорал: — Девяносто девять католиков пошли купаться в море. Один из них утоп, и Господь его не спас. Помолимся за душу его богу протестантов!!!

— Девяносто восемь католиков пошли купаться в море… — с непонятным самой себе воодушевлением подхватила Кэти.

Шторм, казалось, прислушивался к их песне. И настолько внимательно, что начал потихоньку затихать. На востоке показался краешек чистого неба.

* * *

Джованна сидела у пылающего камина и, не отрываясь, смотрела на пляшущие языки пламени. Ее тонкие, но сильные руки, умеющие все на свете, ловко управлялись с небольшим ножичком, а груда лоскутов в корзине у ног постепенно росла. Ухо знал, кому поручить работу, требующую внимания и терпения: Джованна не оставила без внимания ни один шов, длиной не больше полудюйма: каждый был с предельной аккуратностью распорот и прощупан длинными музыкальными пальцами.

Глаза для этой работы были не нужны, поэтому женщина любовалась огнем, а мысли ее текли спокойно и плавно, как широкая равнинная река с пологими берегами. Джованна и ощущала себя этой рекой: спокойной, неторопливой, сильной и не знающей ничего, способного помешать ей найти свой путь к морю. Размеренные движения ножа заменяли ей традиционные четки. Женщина беззвучно молилась, почти отрешившись от действительности. Напольные часы пробили полдень, но она их не услышала. Под окнами появился точильщик и принялся бойко расхваливать свой круг, но его крики не нарушили сосредоточенности женщины. Однако когда, почти неслышно, отворилась дубовая дверь, и в комнату вошел человек, Джованна подняла голову. И улыбнулась.

— Как успехи? — спросил вошедший, отвечая на улыбку Джованны. Его движения были плавны и бесшумны, как у большой кошки, и одновременно очень точны. Он аккуратно придвинул второе кресло к камину и опустился рядом. Сейчас Ухо был без грима, и Джованна с удовольствием смотрела на его темное лицо с резкими чертами и глубоко посаженными глазами. Время, конечно, оставило на нем свои следы, как без этого? Но они и в половину не были так глубоки, как морщины князя да Манчина. Сейчас никому и в голову бы не пришло назвать Ухо стариком, уж скорее зрелым мужчиной в расцвете сил. Красивым мужчиной… несмотря на отсутствие уха, которое мог скрыть лишь парик.

Про себя Джованна изумилась: мысль о том, что спутник ее красив, пришла к ней впервые. До сих пор это были лишь смутные ощущения — ей нравилось на него смотреть, но женщина приписывала тепло, рождающееся в груди, приятному чувству защищенности, которое Ухо распространял вокруг нее. Но сейчас эта мысль вдруг пронеслась так отчетливо, а привычное тепло от сердца разлилось по всему телу, отозвалось в каждой клеточке и легкой краской бросилось в лицо. Она поспешно опустила голову.

— Пока ничего.

— С перчатками ты уже закончила?

— Да, они в корзине. Вернее, то, что от них осталось. Хочешь посмотреть? — она наклонилась над корзиной, но Ухо удержал ее.

— Я вполне доверяю тебе, голубка. Я же знаю, как ты дотошна. Там ничего нет.

Джованна покачала головой.

— Ну что ж… Заканчивай с сюртуком — и в камин эти обрывки. Приходится признать, что мы в этот раз ошиблись.

— Посланник ничего не вез? — удивилась Джованна. — Но как такое может быть? Зачем же он тогда вообще рисковал, пересекая границы? Ты думаешь, послание было на словах?

— Нет, — Ухо покачал головой, — уж если в заговор вовлечен министр, то никаких посланий на словах быть не может. Солдаты и офицеры просто рискуют жизнью, что с того? Они делают это каждый день. Любой из них может не вернуться с очередной войны или получить пять дюймов стали в грудь на дуэли. Для них риск — дело привычное, поэтому они могут поверить на слово даже принцу. Им нечего терять. Сесил — дело другое. У него власть, деньги, карьера. Он рискует гораздо большим, чем жизнь — положением в обществе. — Ухо жестко усмехнулся. — Он не поверит на слово даже ангелу, принесшему благую весть, и потребует письменного подтверждения, заверенного персональной печатью Господа.

Джованна невольно рассмеялась.

— Так что же? — спросила она, — где послание? Вернее, его вторая часть. Если допустить, что она и вправду есть?

— Она есть, — уверенно кивнул Ухо, — но вот где?..

— Возможно, Сесил ее все-таки нашел, просто Дадли об этом не знал?

— Если бы нашел, так не ходил бы квелый, как отравленная лошадь. Да и его кошелек. Присби, не был бы так осторожен в своих финансовых аферах. Поверь мне, голубка, эта компания в такой же растерянности, как и мы.

— Думаешь, тот таинственный убийца?..

— Шляпа и сумка гонца куда-то пропали. — Ухо пожал плечами. — Пока твои нежные и внимательные пальчики не перетрясут это тряпье до нитки, я не буду уверен ни в чем. Нужно выяснить, кто был этот загадочный тип, откуда и куда скрылся с недостающими предметами гардероба. Я принял решение послать Этьенна по следу. Но как плохо, что Джакомо больше нет.

— Ты думаешь, он не справится один? — удивилась Джованна.

— В том, что Этьенн справится, я не сомневаюсь ни минуты. Если письмом и в самом деле завладел убийца, наш князь его найдет. Вопрос в том, кому он его принесет. Этьенн — змея с двумя головами, и пока одна ищет путь к кошельку, другая пробирается к шее… — Ухо замолчал. Он, похоже, не знал, как продолжить. Такая нерешительность была совершенно несвойственна тому, кто на равных беседовал с Генералом Ордена и уверенно жонглировал головами министров и принцев, прикидывая, как перекроить карту Европы к вящей выгоде католической церкви.

Последний лоскут сюртука голландского покроя упал в корзину. Джованна выпрямилась и одним движением опрокинула ее в камин.

— Ты считаешь, что я должна поехать с ним и смотреть ему на пальцы? — спокойно спросила она. — Хорошо. Это разумно. Я поеду. Но мне понадобится другой паспорт. Французский барон и итальянская княгиня не могут путешествовать вместе, не вызывая подозрений, а на дорогах неспокойно. Документы у нас проверят не раз, особенно если придется садиться на корабль и пересекать границу.

— С этим как раз проблемы нет, — Ухо снова откинулся в кресле, наблюдая, как догорают в камине обрывки ткани и кожи. — Я не зря велел Этьенну жениться. В его паспорте записано: «путешествует с супругой». Ты на время превратишься в Кэти. Не забудь только, что тебе нужно отзываться на другое имя и вести себя с Этьенном свободно.

— Но если его ищут по подозрению в убийстве офицера?..

— Его не ищут. С барона полностью сняты все подозрения. Убийца офицера найден. К сожалению, понести справедливое наказание он не может, потому что прибывает вне юрисдикции земного суда.

— Брат Джакомо? — вскрикнула Джована. Ухо кивнул, — Но… как же так?! Он был хорошим сыном церкви, он погиб, выполняя долг. Он достоин погребения в своем монастыре и молитв братьев, а вместо этого его закопают как собаку во дворе английской тюрьмы и забудут, как звали!

— Это очень важное условие нашей работы, моя голубка, — серьезно кивнул Ухо, — чтобы непременно забыли, как звали. Принося обет служения, мы отказываемся не только от мирских благ, но и от доброй памяти. Наш саван — молчание, и чем оно плотнее, тем лучше солдат Ордена исполнил свой долг. А наша смерть, как и наша жизнь, служит лишь одному — благу церкви.

— Я понимаю, — торопливо кивнула женщина, — но это… тяжело.

Ухо осторожно взял ее пальцы в свои ладони.

— Если твой крест кажется тебе слишком тяжелым, значит, твоя вера недостаточно сильна.

Не отнимая рук, женщина в упор поглядела в сощуренные, серьезные глаза Уха.

— Если ты так веришь, тогда что же тебя беспокоит? Почему, отправляя меня на это задание, ты беспокоишься, как купец, у которого в тюках полно контрабанды?

— Верно подмечено, — рассмеялся Ухо. — Я беспокоюсь. Этьенн не привык обуздывать свои желания. Он понятия не имеет, зачем это нужно. А ты, моя голубка, — он нежно погладил ее пальцы своей шершавой ладонью, — к несчастью, слишком красива. Он желает тебя, и это желание становится все сильнее.

— Если это все, что тебя беспокоит, то твое волнение напрасно! — Женщина холодно улыбнулась. — Я — не Кэти. И даже не Ирис Нортон. Я — клинок ордена, выкованный Мастером для защиты веры. Я сумею за себя постоять.

— Ты уверена в этом?

— Вполне.

Внезапно выражение лица Уха изменилось. Миг назад такое теплое, оно вдруг превратилось в маску. Рука, нежно поглаживающая запястье женщины, перехватила его и с силой потянула на себя. От неожиданности Джованна поддалась. И тут же оказалась плотно прижатой к красному ковру худым, но тяжелым телом Уха. Лицо обдало горячим дыханием, а завязки корсажа треснули, ладонь мэтра и наставника оказалась в пугающей близости от обнаженной груди.

В пугающей? Если что-то и напугало Джованну, то собственная реакция. Она вся, словно подсолнух к свету, вдруг потянулась к этой руке, этому теплу. Отчаянно, до боли, до судорог ей захотелось, чтобы это не было игрой, испытанием… чтобы игра стала явью, чтобы это случилось прямо сейчас. И будь что будет…

Джованна расслабилась, сладко выдохнула, прикрыв глаза… вытянула руки. И точным, безупречно рассчитанным движением ткнула большим пальцем в шею Уха, туда, где проходил родник жизни. Он всхлипнул и обмяк.

Ухо пришел в себя от пары крепких пощечин. Голова кружилась. Во всем теле ощущалась слабость. Увидев над собой встревоженное лицо женщины, он улыбнулся. Он и вправду был доволен.

— Убедила, — тяжело дыша, проговорил он, — клянусь тонзурой Папы, ты меня убедила. Пожалуй, мне, скорее, стоит беспокоиться за Этьенна. Но я не буду этого делать. С этим он прекрасно справляется сам.

— Когда отправляться? — сухо спросила Джованна, приводя одежду в порядок.

— Завтра. На рассвете. Я помогу тебе собраться и провожу до заставы.

* * *

Солнце немилосердно поливало жаром с голубых, отвратительно чистых небес. Сначала Кэти, промерзшая в воде и продрогшая на ветру, бездумно радовалась этому и грелась, как кошка, расправляя складки сырого платья и только что не мурлыча. От платья шел пар, и сердце молодой женщины наполнялось благодарностью к создателю за тепло, свет и сбереженную жизнь. Но потом ей захотелось пить.

— Увы, — развел руками в ответ на ее просьбу старый моряк.

— Но неужели у вас с собой нет хотя бы фляги с чем-нибудь…

— Фляга есть. В ней пара глотков крепчайшего бренди.

— Годится, — кивнула Кэти.

— А раньше вы когда-нибудь пили бренди?

— Нет конечно, — возмутилась она, — за кого вы меня принимаете?

— Хорошо, — кивнул Свифт, — пара глотков меня все равно не спасут. Но я предупреждаю, что после этого пить вам захочется еще сильнее.

— Сильнее — невозможно, — безапелляционно заявила Кэти. Она храбро приложилась к предложенной фляге, осушила содержимое одним большим глотком и чуть не задохнулась: — А-а-а! О-о-х… Воды… — простонала она, едва обрела способность дышать. В ответ Томас красноречиво указал на синюю шелковую гладь, плавно покачивающую останки караки.

— Но неужели ее совсем нельзя пить? — проговорила Кэти, чувствуя, как тяжелеет голова, и руки становятся вялыми, — может быть, хоть глоточек? Она и впрямь такая соленая?

— Хотите поспорить со мной еще раз?

— Нет, — вздохнула Кэти. Ей было плохо, но не настолько, чтобы потерять остатки разума. — Скажите, Томас, а как велики шансы, что нас скоро найдут?

— Видите это? — бывший капитан указал широкой, как лопата, рукой сначала на чистый горизонт, а потом на спокойное море. Кэти пожала плечами. Она ничего не понимала, а после двух глотков бренди, первых в жизни, разгадывать загадки было сложно.

— Штиль, — пояснил моряк, — полный штиль. Все спасители, если только они есть поблизости, точно так же болтаются посреди моря, и паруса их висят, как простыни и наволочки на веревках голландских прачек.

— Мы умрем? — спросила Кэти.

Томас пожал плечами.

Солнце поднималось все выше.

— Оторви оборку от платья и прикрой голову, — посоветовал Томас.

Совет показался хорошим. Кэти привстала, собираясь подтянуть подол. И тут, несмотря на жару, ее обдало морозом. Рядом с каракой из воды торчало лицо. Мертвенно-спокойное человеческое лицо с вытаращенными глазами, которые смотрели прямо на солнце и не щурились.

— А-а-а! — заорала она и ткнулась лицом в колени.

— Что случилось? — не понял Томас. — А, старина Питер всплыл. Да, не повезло парню. Или повезло, как посмотреть.

— И что, он теперь так и будет здесь болтаться, — нервно спросила Кэти. От ужаса она даже слегка протрезвела.

— Штиль, — снова пожал плечами Томас, — куда ему деваться?

— Почему он не тонет?

— Потому что мертвый, — пояснил капитан, — был бы жив, утонул бы за милую душу. Но потом бы все равно всплыл. Покойнички, они всегда всплывают.

— Ужас! — передернуло Кэти, — что же нам теперь так и любоваться на него, упокой Господь его душу? На такой жаре еще пахнуть начнет.

— Это полбеды, — вздохнул Томас, — хуже другое. Он может приманить акул.

— Акул? — Выросшая у холодного моря, Кэти никогда не видела морских бестий, но слышала о них достаточно, чтобы снова испугаться. — Они опасны?

— Вообще-то нет. Если ты на борту крепкой трехмачтовой шхуны с высокими бортами. Но у нас с тобой могут быть неприятности.

Томас замолчал, что-то соображая про себя. А потом вдруг начал расстегивать камзол.

— Что вы собираетесь делать? — подозрительно спросила Кэти.

— Поскучаешь тут одна. И придержи мою одежку, чтобы не свалилась, — с этими словами моряк вытащил из за пояса нож, взял его в зубы и, соскользнув с остатков караки, погрузился в воду. Кэти и ахнуть не успела.

Ей показалось, что Свифта нет целую вечность. Наконец, мотая головой и отфыркиваясь, он всплыл и, ощутимо качнув остатки караки, забрался назад. За его пояс была заткнута веревка, другой конец уходил куда-то в воду.

— Тебе придется помочь, — проговорил Томас, сплевывая соленую воду, — сейчас я нырну, подтащу сюда Питера, а ты обвяжешь его этой веревкой.

— Нет! — решительно запротестовала Кэти, — зачем?