— Что я должна сделать? — хрипло спросила она.

— Вы уже догадались, что ваша добрая хозяйка — не та, за кого себя выдает? — спросил голос. — Что бы она вам не сказала, она не невинная овечка и не жертва. Я следил за ней. Она обменялась с хозяйкой гостиницы тайными знаками «братства Уда».

— Но у нее нет змеи на запястье! — забывшись, Кэти произнесла это слишком громко.

— Тсс! Тише! Здесь разговаривают шепотом, — резко одернул голос, — женщины украшают себя серьгами и бусами, а не татуировками. А тайные знаки я опознал.

— Так что мне делать? — повторила Кэти.

— Смотреть. Слушать. Запоминать. Я буду поблизости и найду способ встретиться с вами.

— У меня есть условие, — торопливо сказала Кэти, сообразив, что незнакомец сейчас попрощается.

— Условие? Девочка, ордену Гардуна условия не ставят.

— А если это — союзники?

— Союзники? — по-настоящему удивился голос.

— Другой орден, — Кэти вздернула подбородок, хотя никто ее не видел, и выстрелила почти наугад: — «Во имя Господа я поражу дьявола».

— «Да будет благодать его на моем клинке», — тотчас отозвался незнакомец. Он был изумлен. — Вы правы, сеньорита. Простите мое невежество.

— Прощаю.

— Так что это за условие?

— При следующей встрече я хочу вас увидеть, — выпалила Кэти и замерла, стараясь даже не дышать, чтобы не пропустить ответа.

— Хм… Вот как. Но это против всех правил, не только наших, но и ваших, — в голос, завороживший Кэти, снова вернулись ленивые и насмешливые нотки.

— Я сказала.

— Хорошо, — помолчав, ответил незнакомец, — пусть будет так. Я согласен.

— Когда и где?

Темнота не ответила. Через секунду легкое дуновение коснулось щеки Кэти, и девушка поняла, что осталась одна. Ее странный собеседник ушел.

— В чем это ты каялась так долго? Можно подумать, ты прожила мафусаилов век, и все это время грешила без перерыва на сон и трапезы. А мне представилась чуть ли не святой Агнессой, — ворчала Лайла всю обратную дорогу до гостиницы. Кэти ее почти не слышала. Она вспоминала разговор с тенью и грезила о следующей встрече.

* * *

— Ничего.

— Как это ничего?

— Убедись сам, — Джованна кивнула подбородком на груду мелких лоскутов, которые еще совсем недавно были весьма приличной дорожной шляпой. Этьенн потрошил сумку. Он счел ее более перспективной. Но с сумкой он покончил быстро — она оказалась пуста, и последние четверть часа просто смотрел на руки женщины с жадным любопытством и растущим напряжением. Но вот последний кусок упал на пол, итальянка разогнулась и спокойно объявила:

— Пусто.

Этьенн опешил. За пять дней поиска он настолько свыкся с мыслью том, что документ взял убийца, настолько привык к этому, что откровение итальянки стало для него шоком. Поначалу он даже решил, что Джованна опять решила его разыграть. Он посмотрел на нее с улыбкой:

— Наверное, белый призрак спрятал, а?

— Я говорю правду, — сухо сказала женщина, — здесь ничего нет.

— Тогда где?

Она пожала плечами, не снизойдя до ответа на вопрос, который был то ли риторическим, то ли просто глупым. Этьенн настоял бы на первой версии. Итальянка, судя по выражению ее лица, склонялась ко второй.

— Между прочим, это была идея мэтра, — бросил барон.

— Какая разница, чья это была идея? — устало вопросила Джованна. Она не спала нормально уже трое суток, и это начало сказываться. Этьенн еще не раздражал ее, но уже начинал утомлять. — Письма нет.

— Мальчишка?

— Не думаю. Его, конечно, нужно найти и допросить, но, похоже, он, как и Марта, в этой истории всего лишь случайная жертва. Он про документ наверняка ничего не знал.

— Тогда кто?

— Пока не знаю, — коротко сказала Джованна и отвернулась к окну, где уже занимался над крышами хмурый рассвет.

— Но ведь где-то это клятое письмо должно быть? Может, нас опередили, оно давно у Сесила, и Вильгельм едет в Англию?!

— Все может быть. Ты не мог бы прекратить метаться. Я устала и хочу спать.

— Что? — Этьенн подумал, что ослышался. — Чего ты хочешь?

— Спать, — спокойно повторила Джованна, — нам нужно отдохнуть хотя бы до утра. Иначе мы свалимся с коней.

— Я не усну, — объявил Этьенн.

— Ради бога. Просто веди себя потише, хорошо? А лучше выйди, прогуляйся.

— Большое спасибо, — язвительно отозвался Этьенн, — ты — сама доброта и кротость, сестра Кармела.

Неожиданно в его голову пришла мысль, которая сгоряча показалась удачной.

— Между прочим, мы с тобой вроде бы муж и жена.

Джованна, которая направилась было к спальне, обернулась.

— И что?

— А то, что спать мы должны вместе. В целях конспирации, — быстро добавил барон, заметив молнию, сверкнувшую в темных глазах спутницы, — если прислуга заметит, что мы спим отдельно, это вызовет подозрения.

— Ну-ну… Между прочим, у нас в Италии одного господина в целях конспирации кастрировали. Чтобы не возникало подозрений, почему он не женат.

— Хорошая шутка, — Этьенн потемнел лицом, — по-моему, у тебя слишком много спеси, «княгиня». И пора это исправить.

— Ты хорошо подумал? — спросила Джованна. — Последствия могут тебе не понравиться.

— Хочешь сказать, что ты все еще девственна, и, потеряв честь, убьешь себя, как та несчастная дурочка?

— Зачем? — удивилась женщина. — Я убью не себя, а тебя. И не после, а заранее.

— Ты забылась, женщина. И я думаю, это потому, что ты слишком давно не знала мужчину. Мэтр… он ведь монах. Он пускает слюни, но еще ни разу не коснулся тебя. Я ведь прав? — Джованна молчала, но смотрела на Этьенна, нехорошо сощурив глаза. — Представляю, как это должно тебя мучить, — продолжал Этьенн, все больше распаляясь, — ты ведь еще молодая, живая, теплая. Твоя кожа словно впитала все солнце Неаполя. Как давно никто не касался этой кожи, скажи мне?

— Не твое дело, — сквозь зубы прошипела итальянка.

Этьенн ее не услышал. Он был весь во власти влечения, которое сдерживал слишком долго. Он прыгнул так внезапно, что застал ее врасплох, хоть она и ждала чего-то подобного. Но — не успела. Этьенн стиснул ее своими сильными руками, руками моряка, умевшими укрощать море, и принялся осыпать торопливыми поцелуями шею, ключицы, молочную кожу в вырезе платья.

— Кармела… я знал, что ты когда-нибудь будешь моей… Всегда знал… Ты даже не представляешь, какое наслаждение я могу тебе дать… Ты никогда не пожалеешь, никогда, даю слово…

Внезапно сквозь горячий туман, окутавший сознание, пробились звуки, совсем не похожие на стоны страсти. Их издавала дама.

Этьенн чуть отстранился.

Лицо Джованны было слегка зеленоватым.

— Господи, — вырвалось у нее, — от тебя так пахнет… Бывают же такие противные духи. Похоже, меня сейчас стошнит.

Барону как будто кинули за шиворот лопату снега. Он понял, что после такого «страстного» признания он уже ничего не сможет, как бы не хотел. Выпустив женщину, он замысловато чертыхнулся и торопливо вышел, едва сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью.

Зеркало за его спиной отразило удовлетворенную улыбку итальянки.

На улице уже почти рассвело, но город все еще спал крепким утренним сном. Этьенн шагал по улочке широкими шагами. Он не выбирал направления, шел, куда глаза глядят, стараясь погасить злость и разочарование. А еще, сам себе он мог в этом признаться — страх. Страх перед человеком с отстреленным ухом. Мэтром. Если бы ему удалось овладеть сестрой Кармелой, то все бы благополучно сошло с рук. Женщина никогда бы не призналась в своем позоре мужчине, в которого, это было видно даже слепому, она была влюблена как кошка. А сейчас — кто знает.

Часы на ратушной площади показывали пять часов утра.

Дверь одного из домов, судя по вывеске, небольшой гостиницы, открылась, выпуская двоих людей. Один был полностью одет, другой лишь торопливо накинул камзол прямо на ночную сорочку.

— Вы сейчас к господину мэру?

— Да, придется его разбудить, — ответил полностью одетый господин, — решение нужно принимать немедленно.

— Но вы уверены в диагнозе?

— В данном случае ошибка исключена. Я пережил холеру в Дижоне, во Франции, и хорошо знаю симптомы. Этот моряк принес с собой смерть. Надо закрывать город, чтобы она не распространилась дальше.

Этьенн метнулся в подворотню и прижался к стене. Господин, который спешил к мэру, прошел мимо него, не заметив. Этьенн лихорадочно соображал… Неизвестно, где живет мэр, но даже если рядом: полчаса чтобы встать, одеться, выслушать доклад. Еще минут пять-десять, чтобы принять решение, хоть оно и очевидно. Вызвать курьера и оповестить военную часть, расквартированную неподалеку — еще час. Через два — два с половиной часа город будет плотно перекрыт заставами. Для того чтобы вернуться в гостиницу и забрать Джованну времени было больше чем достаточно. Но… Женщина собиралась лечь спать. Когда она проснется — город будет уже в санитарном кольце, а дальше — холера все спишет. И неудачную попытку навязать монашенке свое внимание, и так и не найденный документ. Нужно лишь добраться до отца Витторио раньше, чем это сделает Ухо.

К городским воротам Этьенн подъехал через полчаса. Замечательную лошадь своей «жены» он все же решил прихватить, а вот вещи — оставил.

Барон так и не понял, чем вызвал подозрение офицера: то ли час был слишком ранний, то ли багажа не было… То ли лошадь, язви ее, все же была слишком хороша. Надо было и ее бросить.

— Господин?..

— Барон де Сервьер, — бросил Этьенн, не спешиваясь. Он надеялся отделаться от офицера быстро.

— Ваша светлость может показать дорожный паспорт? — вежливо спросил тот.

— Пожалуйста, — Этьенн сунул руку в карман камзола, тот, где всегда хранил «светский» паспорт.

Офицер развернул бумагу, бросил на нее быстрый взгляд. Потом еще один — более внимательный. И, наконец, перевел глаза на Этьенна.

— Что-то неясно? — спросил Барон. В своем паспорте он был уверен. В конце концов, делал его не какой-нибудь полуграмотный кустарь с постоялого двора, а тайная канцелярия самого господина Кольбера. Черт, да его паспорт был лучше, чем настоящий.

— Простите, но вы уверены, что это ваш паспорт, — спросил офицер. В голосе его явственно звучало подозрение, а рука потянула с плеча ремень тяжелого ружья.

— А в чем дело? — все еще недоумевал Этьенн.

— Здесь сказано что вы — священник.

…Проклятье! Кэти. Больше некому. Его любопытная «женушка» и сюда успела сунуть свой конопатый нос. Увидела два паспорта и что-то заподозрила. А потом ее спугнул лакей или горничная, а может, просто ставень от ветра скрипнул, и она второпях сунула паспорта куда попало. И перепутала карманы!

* * *

Хамид вывел их точно к месту рандеву, где в дрейфе лежали два щебеки под знаменем Пророка. «Слава Мами» почти вплотную приблизилась к ним. Находясь в кильватере на полкабельтова позади, Рик только в подзорную трубу смог различить, что Хамид, жестикулируя, что-то прокричал своим подельникам. Сюрпризов не последовало, шлюпы расправили серые крылья парусов и стали набирать ход. Дальнейшее путешествие проистекало в следующем порядке: головным шла «Слава Мами», следом «Немезида», а две щебеки справа и слева между ними, тем самым орден небольшой флотилии образовывал несколько искаженный ромб.

Хамид свое дело знал, и забрал круче на юго-восток, подальше от проторенных испанцами морских троп. Сутки прошли спокойно, вот только ветер играл с ними, заставляя постоянно менять галсы и ловить ускользающие порывы.

Второй день уже готов был закончится красивым закатом, как на горизонте появились весьма подозрительные точки. Через час точки разошлись, и их уже можно было счесть. Еще через час четыре встречных корабля начали менять курс.

Рика крайне удивило поведение араба, который сделал поворот оверштаг и лег на параллельный курс.

— Он что, решил поиграть в догонялки? — не отрываясь от трубы, вопросил Джеймс.

— Не понимаю… — рассеянно ответил помощник, также лицезревший всю эту суету сквозь увеличительные линзы подзорной трубы.

— Идиот.

Бригантина алжирцев вырвалась вперед, а следом за ней прибавили парусов и щебеки. Рику не оставалось ничего другого, как последовать за ними.

— Надеюсь, он не собирается атаковать? — Вопрос Дерека повис без ответа.

Рик упорно старался разглядеть флаги кораблей. Один из них, самый большой, он отнес к пинасам, а вот низкие обводы трех других не оставляли сомнений. Это были галеры.

Однако быстроходные алжирцы шли ходко, и вскоре Рику пришлось отдать команду на поставку всех парусов.

— Уходят… — процедил сквозь зубы Дерек.

— Ага… и мешают, — Джеймс вновь вскинул трубу. — Вашу… тьфу ты! Дерек, ты видишь?

— Нет.

— Смотри на пинас, он делает поворот…

— Черт! — выругался помощник, разглядев на белом полотнище ключи святого Петра. — Герб Папы!

— Именно, — многозначительно подтвердил Рик, отрываясь от линз. — Теперь понятно, почему нашего араба так всгребло… ЭТО ЧТО ЗА СЛОВО?

— Что?

— Прости, — Рик одернул себя за невольный переход на русский. — Наш Хамид на диву прыток.

— Да-а-а, — недовольно протянул Дерек, — для него папский флаг, как тряпка для быка.

И вскоре им обоим красноречиво ответили пушки. Галеры Ватикана резко развернулись, прикрывая уходящий пинас, и приняли бой. Щебеки алжирцев тут же сменили курс и дали бортовой залп. Хамид на своем флагмане попытался было проскочить сквозь строй галер и увязятся за пинасом, логично предполагая, что именно там находится самый ценный груз. Но капитаны-паписты были вовсе не дураки. Они ловко зашли поперек курса и кормовыми орудиями охладили пыл арабов. «Слава Мами» получила несколько попаданий, огрызнулась сама и неожиданно сбавила ход…

Рик поначалу решил не испытывать судьбу, тем более эта незапланированная драка ну никак не в ходила в его замыслы. Но коварство папистов резко изменило весь ход событий.

Галеры так ловко маневрировали, стараясь не попасться на уловки противника и не быть захваченными на абордаж, что две из них оказались между «Немезидой» и берберскими щебеками. Недолго думая ватиканцы угостили Рика двумя ядрами.

— Вот скоты! — выругался Джеймс, подняв глаза вверх и быстро оценив повреждения такелажа. — Дерек, всыпьте им для острастки.

Бриг вздрогнул от бортового залпа, и палубу на секунду заволокло дымом. Однако порыв ветра отнес облако в сторону, и Рик смог разглядеть дело орудий своих. Одна галера, удачно накрытая залпом, прекратила движение. Ее грот-мачта со скрипом завалилась вдоль корпуса, а весла безжизненно упали в воду.

— Минус один… — констатировал Рик и скомандовал поворот.

Вторая галера, пораженная быстротой расправы, стремительно уходила на север. Вслед за ней кинулись обе щебеки. Третья галера полыхала на полкабельтова в стороне, а рядом с ней изрядно дымила «Слава Мами».

— Вот те раз… — Рик попытался хоть что-то разглядеть на палубе берберской бригантины, но тщетно. Дым только усиливался… а через минуту от борта отвалила переполненная шлюпка. Не успела она отойти и на сотню метров, как чрево «Славы Мами» разверзлось и объятое пламенем судно раскололось надвое. Образовавшаяся волна яростно ударила шлюпку, разнося ее в щепки. А людей, словно кукол, раскидало по сторонам…

Джеймс так увлекся этим зрелищем, что пропустил момент гибели галеры, которую «Немезида» основательно продырявила.

— Подбирать будем? Сэр?

— Что?

Дерек молча указал рукой за борт. Там, борясь с волнами, барахталось человек десять папистов.

— Конечно. Надо их выловить… у меня есть к ним пара вопросов, — Рик криво ухмыльнулся и стремительно направился к трапу.

Спасательная операция заняла около получаса. И не все сумели дождаться спасительной веревки. Только шестерых удалось втянуть на борт. Но чудо или простое везение предало в руки Рику второго офицера. Да и он, собственно, не отрицал и не скрывал своего звания. Изъяснятся пришлось на немецком, и хоть познания языка еще не родившегося Гёте у Рика были невелики, но все же ему удалось выпытать у паписта одну очень ценную деталь.

— Повтори! — не сдержался капитан и схватил офицера за грудки. — Как ты сказал?!

— Женщину… пинас перевозил женщину…

— Имя? Как ее имя?

— Я не знаю…

— Я тебе сейчас дам их нихт ферштейн, фашист поганый! — Его трясло, и он уже не в силах был контролировать свой гнев. Мощная оплеуха кинула бедного Фрица… или Ганса на мокрые доски палубы.

— Последний раз по-хорошему… — и он опять одернул себя. Ну что толку говорить с этим гадом на русском. — Имя? Назови ее имя, и, клянусь Распятием, ты будешь жить.

Надо отдать офицеру должное, он повел себя относительно спокойно. Утерев нос, он поднялся и скривил губы.

— Ты говоришь о Христе, неверный?

— Я христианин, а не араб… я англичанин…

— Это не лучше.

Рик набрал полные легкие.

— Я не собираюсь вступать с тобой в религиозный диспут, — он вплотную подошел к пленнику, — у меня выкрали жену, и я готов пойти на все… Слышишь — на все! Чтобы примерно наказать тех, кто осмелился… и пусть это будет даже сам Папа, я доберусь и до него…

Вряд ли немец понял и половину того, что сказал Джеймс, но его взгляд говорил гораздо красноречивее.

— Ирис, — тихо произнес он в ответ.

Рик замер, да и столпившиеся матросы перестали дышать. Было слышно, как у капитана заскрипели зубы.

— Спасибо, — процедил он сквозь зубы. — Теперь сделайте милость: скажите, куда вы ее конвоировали?

— В замок Ангела.

Рик молча кивнул, давая понять пленнику, что знает, о чем речь.

— Еще раз спасибо. Вы будете жить. Дерек, проводи гостя…

— Но мои люди… — вступился было офицер за оставшихся членов экипажа.

— Насчет них уговора не было, — отрезал Рик и, развернувшись на каблуках, двинулся вдоль борта.

Немец еще попытался что-то кричать ему вслед, но его быстро заткнули и гостеприимно уволокли на нижний дек. А оставшиеся пять матросов с галеры вновь вынужденно приступили к водным процедурам.

Уже стоя на юте Рик видел, как эти несчастные, цепляясь за обломки своего корабля, терпеливо ждут… рабства. Щебеки алжирцев, взяв на абордаж последнюю галеру, уже возвращались назад.

Судьба ни тех, ни других уже не заботила Джеймса Рика… а уже тем более Якова Риковича. Его черная «Немезида» на всех паруса спешила к берегам Италии.