Служанку Санто перекосило так, словно она выпила уксус и закусила зеленым лимоном. Она сухо кивнула, в знак того, что распоряжение Кэти будет выполнено, и вышла, выражая спиной осуждение и всяческое порицание.

Кэти раздвинула тяжелые шторы и улыбнулась восходящему солнцу и новому дню. Похоже, у нее начиналась совсем другая жизнь, и эта жизнь ей была по вкусу.

Через две недели из Кордовы выехала элегантная карета. Она везла красивую молодую аристократку, баронессу де Сервьер, совершавшую паломническую поездку и теперь возвращавшуюся на родину, во Францию.

Глава 19

Круглую башню замка позолотил рассвет. Солнечные лучи скользнули по величественной громаде стены, запутались было в барельефах, но быстро нашли дорогу, выбрались, пробежали по мосту Сант-Анджело, миновав все три арки, фамильярно поцеловали «в щечку» сначала Петра, потом Павла и затанцевали на воде.

По мосту простучали копыта замечательной вороной пары, влекущей изящную карету, украшенную гербом Герардески.

Возле запертых ворот кучер притормозил, а молоденький форейтор соскочил с подножки и открыл дверцу. На мост ступила точеная ножка в элегантной туфельке.

Хмурый швейцарец, стоявший в карауле, посмотрел на ножку без интереса. Тут полно было и ножек, и ручек, одна другой лучше. Гораздо больше старого солдата заинтересовали лошади, но и они задержали его взгляд ненадолго. Лошадей он тоже навидался.

Вслед за ножкой показалась и ее хозяйка: закутанная в глухой плащ из темно-синего бархата, гибкая, хотя, может быть, немного высоковатая дама. Следуя обычаю всех паломников, она вышла из кареты и к святыне направилась пешком. Но карета, естественно, покатила сзади, чтобы принять даму сразу, как только она исполнит свой религиозный долг.

«Эти благородные… — с усмешкой подумал солдат, отпирая ворота, — шагу лишнего не ступят, как будто развалиться бояться».

— Кто? — бросил он с высокомерием истинного караульного.

Дама, конечно, и рта не раскрыла. За нее ответил сидящий на козлах смуглый молодой мужчина:

— Клаудия Герардески желает поклониться Святому Ангелу, — и, видя, что швейцарец не торопится пропускать карету, со значением добавил: — и внести богатый подарок во искупление грехов своего покойного супруга.

Караульный хмыкнул. Супругу принцессы и впрямь было что искупать. Скандальные похождения по борделям главы дома Герардески и его не менее скандальную кончину в объятьях известной гетеры Аспазии со смаком обсуждал весь Рим и его окрестности. Тут, конечно, нужен такой дар, что в руках не унесешь. Лошади-то, вон, еле везут. Должно быть, сильно боится дамочка, что ее драгоценный лишнюю сотню лет в чистилище задержится. За супружеские измены, караульный, как и всякий приближенный к церкви, знал это совершенно точно, ад не полагался. Он коротко кивнул и пропустил карету во внутренний двор, где прятались в нишах мраморные ангелы, причудливо изгибался арочный мостик, соединявший башню со стеной, и тихо-тихо, почти на грани слышимости, журчал фонтан.

Склонив голову, вдова прошествовала под арку. Следом за ней из кареты проворно выскочила пара слуг и, кряхтя, но благоразумно воздерживаясь от ругательств, выволокла… и в самом деле сундук. Большой такой. С удобными ручками. Ну и ну. Впрочем, и это не было чем-то из ряда вон выходящим. Делали подношения Ангелу не только сундуками — кораблями и роскошными виллами. Всякое бывало. Когда смерть в глаза глянет, как-то все равно становится, сколько у тебя загородных поместий, шесть или пять. Зато котелки с кипящей смолой, да ров со змеями, да прочие прелести, так талантливо описанные господином Алигьери, начинают приобретать кое-какое значение.

Провожая взглядом слуг, швейцарец усмехнулся с чувством превосходства. Он караулил ворота к святыне и по этой причине чувствовал себя чуть ли не собратом апостола Петра. Надо думать, что рай ему был гарантирован.

Занятый этими приятными мыслями, караульный как-то упустил из виду мальчишку-форейтора. А зря.

* * *

— Так, до моста мы добрались. Вот он. Позвольте… — Рик задумчиво потер переносицу. — А куда же они ангелов дели?

— Каких ангелов? — переспросил один из корсаров.

— Ах да! — он щелкнул пальцами и пробубнил себе под нос: — Их же поставили на сто лет позже… — Рик обернулся, еще раз пристально осматривая все вокруг. — В этом городе я чувствую себя странно.

— В Риме все чувствуют себя странно, — пожал плечами его собеседник, — такой город. Так нам куда — вверх на стену? Или прямо — по мосту?

— Ни то и ни другое. Нам вниз. В воду.

— Прямо здесь?

— Да, а что? Тебя что-то не устраивает, Джим Хей?

— Чем-то тут таким пахнет…

— Дерьмом, — ответил Рик с подкупающей искренностью. — Сюда выходит канализационный колодец. Отсюда мы можем попасть прямо в бани замка. Это на первом этаже. Камеры здесь же, только в другом крыле.

— И что, мы поплывем через канализацию?!! Через всю эту вонь!

— А ты что, собираешься дышать под водой? Нет? Так какая тебе разница, чем там воняет? Кто не дышит, тот и не нюхает.

— Теперь понятно, почему ты не велел брать ручные бомбы, — пробормотал Джим. — Но непонятно, почему я, как дурак, буду плыть в говне, а Дерек, как граф, поедет в карете.

— Судьба у тебя такая, — исчерпывающе ответил Рик. — Ну, вперед! «Кто любит меня — за мной»! — вспомнив лозунг Жанны д’Арк, он «рыбкой» нырнул в мутную, отвратительно пахнущую воду.

Джим Хей содрогнулся, но все же последовал за капитаном. Двое других корсаров, Тим Собака и Боб Хлоп даже ради приличия не стали обозначать, что их что-то не устраивает. Им было обещано по пятьдесят фунтов каждому. За такие деньги там могло пахнуть чем угодно, хоть розами. Они перепоясались потуже и одновременно, почти без всплеска, ушли в зеленоватую муть.

Плыть пришлось долго. Наконец, больше на ощупь, они нашли колодец, идущий вертикально вверх. Упираясь спиной в одну стенку, ногами — в другую, Рик втащил свое мокрое, отвратительно пахнущее тело на четыре метра вверх, стараясь не думать о том, что в таком виде ему придется предстать перед Настей. Верх был перегорожен решеткой, но настолько старой, что она вылетела уже после второго удара.

— Ого! Вот это эротика! «Плейбой» нервно курит… — сидя на отполированных мраморных плитах, Рик в изумлении уставился на противоположную стену. Во всю ее длину располагались шесть гигантских фресок с участием Венеры и Адониса. Такая «Кама-сутра» для продвинутых. Идеал мужской красоты был и впрямь… идеален. А вот богине любви, на взгляд капитана, не мешало бы пару месяцев посидеть на какой-нибудь диете.

Вслед за Риком из колодца вылезли и остальные пираты. Но, в отличие от капитана, никто не стал пялиться на граффити эпохи возрождения. Видимо, он был здесь один такой любитель живописи. А парней интересовало другое:

— Нам куда, и сколько там охраны?

— Сейчас разберемся, — пообещал Рик, с некоторым трудом отрывая взгляд от фрески. Все-таки эти итальянцы — что-то особенное.

Разбираться пришлось недолго. Дверь сразу приглянулась Рику, и он решительно ее толкнул. За ней простирался довольно длинный коридор, подсвеченный несколькими светильниками. Несколько минут ушло на то, чтобы отряхнуться, все же дорога выпала не из приятных. Рик тщательно обтер обувь, чтобы не дай Нептун не поскользнутся. Ну и одежду тоже… как могли.

— Все, двинули, — прервал Рик наведение марафета и первым шагнул в коридор. Следом Джим и Тим. Замыкал шествие Боб. Как ни старалась они соблюдать тишину, но сейчас даже их осторожные шаги казались зловеще громкими.

— Тим, — Рик обернулся, — не топочи, как…

Тим сглотнул слюну и молча кивнул. Взгляд капитана был красноречивее слов.

Еще несколько метров — и в свете затухающего факела они различили дверь. Рик прислонился ухом, прислушался… дверь неожиданно открылась, и капитану крепко досталось по голове. В следующее мгновение яркий свет от светильника ослепил остальных. Но на их счастье так неудачно вышедший тюремщик и сам от неожиданности пребывал в прострации. Первым пришел в себя Джим. Его длинная рука, вооруженная тонким стилетом, метнулась вперед. Тюремщик чуть взвизгнул и уронил светильник. Рик, уже пришедший в себя, успел закрыть рот уже оседающему телу, и Джим для верности повторил удар. Тут уж и Тим с Бобом не сплоховали. Один подхватил светильник, а второй помог оттащить тело.

Рик с Тимом первыми переступили порог. Их взору открылся еще один коридор, который в конце заканчивался… открытой настежь дверью. Не сговариваясь, ночные гости выхватили двуствольные пистолеты, а следом вошедшие Джим и Боб из-за спины перекинули шестизарядные барабанные ружья. А ПИСТОЛЕТЫ С РУЖЬЯМИ НЕ ПРОМОКЛИ В ВОДЕ?

— С Богом! — Рик тряхнул головой, увлекая команду в атаку, и сам первым метнулся вперед к караульному помещению.

Пятеро швейцарцев так и не поняли, за что на них обрушилась кара небесная в виде свинцового потока. Лишь один из них успел схватиться за алебарду и браво шагнуть навстречу пулям. Его тело тут же упало, задело стол, опрокинуло светильник. Масло растеклось, и огонь стал лениво пожирать столешницу. Сквозь пороховой туман было плохо видно, но насколько Рик помнил план замка, следом за этой караулкой следовала еще одна. Как по заказу скрипнула дверь, и в серой пелене отчетливо послышались бряцание оружия и отборная немецкая ругань.

— Назад, — рявкнул Рик.

В его руках уже дымился короткий шнур. Тяжелая, как он про себя ее называл — наступательная граната полетела навстречу живой силе противника.

Секунда, другая — и адская игрушка оглушительно рванула. Следом раздались крики ужаса и отчаянья, которые, впрочем, вскоре перешли в заунывное мычание.

— Зачищаем!

— Что? — чуть не в один голос вопросили парни, не поняв своего командира. Да и не мудрено, Рик в запале страстей перешел на русский.

— Вперед, говорю, — повторил он на языке островного королевства, — чего замерли как истуканы? Вперед!

* * *

В замке поднялась суета. По коридорам и переходам затопали солдатские сапоги. Где-то во дворе тревожно пропел рожок… а затем глухо зазвучали выстрелы.

— Пора, — скомандовал Дерек, уже давно скинувший мрачное одеяние вдовы.

Он первым отворил дверь отведенных ему покоев, высунулся в коридор и тут же отдернул голову назад. Мимо пробежал швейцарец, тяжело дыша от натуги. Алебарда здорово стесняла его.

Дерек сделал шаг и хладнокровно разрядил пистолет ему в спину. Солдат пробежал еще пару шагов, а затем застыл, хотел было развернуться, но тут его ноги заплелись, и он, завершив причудливое па, рухнул на каменный пол.

— Пошли! — скрываться смысла больше не имело, и Дерек увлек своих бойцов за собой.

Все четверо пронеслись на верхнюю галерею, откуда был прекрасно виден весь обширный внутренний двор. Дюжина швейцарцев с факелами, руководимая офицером, строилась напротив ворот, полагая, что ночное нападение обязательно должно закончиться покусительством на ворота. Впрочем, они были правы. Сейчас их шеренга представляла отличную мишень, и Дерек, кивнув Биллу, принялся извлекать из сумки ручную бомбу. Билл высек огонь, бикфордов шнур весело затрещал…

Тяжелый гостинец не долетел до швейцарцев всего пары метров и гулко упал на мощеный двор. Офицер первым обернулся на шум, но ничего сделать уже не успел. В следующее мгновение раздался взрыв, который разметал строй солдат. Вой искалеченных людей взлетел к самой вершине башни, дымное облако скрыло их страдания. Дерек решил продолжить веселье и скомандовал:

— Залп!

Четыре ствола выплюнули свинец…

Оставив убитых, раненых и контуженых швейцарцев на волю Господа Бога, все четверо рванули с места. Вперед, к заветной цели. Тем более что Рик с товарищами уже вовсю понаделал шума, отвлекая гарнизон от их группы, на которую и была возложена основная задача.

По дороге им попались всего двое слуг, которые, завидев вооруженных незнакомцев, ретировались с их пути так стремительно, что Дерек даже не успел вскинуть пистолет.

— Билл, проверь за поворотом.

— Чисто…

Еще одна лестница вниз — и они у заветной двери. Дерек на миг обернулся.

— Гарри!

Но Гарри не успел. Два мушкетера выстрелили почти одновременно. Тело Гарри еще не успело упасть, как три ствола рявкнули в ответ. Одному швейцарцу больше было не суждено топтать землю, а вот второй ловко шмыгнул за угол. Гарри упал, на его груди расплывались два бурых пятна.

— Билли угомони этого… Ирис! — Дерек зло толкнул дверь.

— Она заперта.

— Ну, слава Богу, мы успели, — выдохнул Дерек, — Роберт — ломай!

Абордажный топор тут же начал старательно трудится над дверным косяком.

Со стороны, куда убежал Билл, раздался лязг металла, потом чуть слышное ойканье и приближающиеся шаги.

— Чисто, — отрапортовал Билл, нагло солгав. Не так уж и чисто он сработал. На его плече проступила кровь…

В следующую секунду одновременно вылетела дверь и раздался взрыв.

— Ворота… — многозначительно изрек Дерек и тут же протянул руку вперед.

— Где Рик? — спросила Ирис, хватаясь за протянутую ладонь.

— Внизу у ворот.

Дальше слова были не нужны, и они, что было прыти, кинулись во двор. Дорога до спасительных ворот была чиста, как душа младенца. Наверное, все оставшиеся швейцарцы сейчас пытаются яростно отстоять ворота замка. Так или почти так думал Дерек и старался не сбавлять темпа. Вот только Ирис… она уже скинула свои неудобные туфли и теперь босыми ногами шлепала по холодным камням. Выстрелы у ворот не смолкали…

Еще одно усилие, еще рывок — и они спустились к конюшне. Парнишка-конюх метался среди животных, пытаясь их успокоить, но тщетно. Лошади, не привычные к шуму стрельбы, а тем более к грохоту разрывов, метались в загонах.

— Запрягай! — Дерек гаркнул над самым ухом паренька и, видимо, зря.

Конюх вздрогнул от испуга, на секунду замер, а затем кинулся со всех ног прочь из этого ада.

Впрочем, команда подавалась вовсе не ему. Билл и Роберт принялись за дело. Свою четверку они быстро успокоили и начали впрягать их в карету. Дерек незамедлительно устроил Ирис внутри экипажа и велел ни при каких обстоятельствах не высовываться наружу.

— Как закончите — выводите! — Дерек отдал последнее распоряжение и с двумя пистолетами в руках вышел во двор.

За телегой и какими-то бочками засело трое швейцарцев с мушкетами, они-то и стали первыми жертвами помощника капитана Рика.

В азарте боя те его не заметили, и Дерек почти в упор разрядил пистолеты двоим в спины. Третий развернулся и тут же получил рукояткой по голове.

— Эй! Как успехи?! — услышал он голос капитана.

— Птичка в клетке! Вижу двоих справа от вас!

Следом раздались два хлопка, все же барабанные пистолеты Рика дают значительно меньше шума…

Дерек уже видел, что ворота были гостеприимно распахнуты, вернее, разбиты мощным зарядом. И это не могло не радовать. Огорчало другое, капитан остался один. Ребята погибли… Точный выстрел — и во двор, с галереи упало тело солдата. А потом все смолкло, и наступила пьянящая тишина. То ли у швейцарцев кончился порох, то ли закончились сами швейцарцы. Гадание было прервано диким гиканьем Билла, который, грозно восседая на месте кучера, выгонял карету во двор.

— Карета подана, господа, — это уже съязвил Роберт с высоты седла, а на поводу у него была еще одна прекрасная каурая кобыла. Джеймс, все еще опасливо поглядывая по сторонам, бегом достиг кареты.

Дерек услужливо открыл дверцу перед Риком.

— Да пусть семья воссоединится, — он улыбнулся лишь краешком губ.

— Ирис! — Рик был уже внутри и крепко обнял супругу.

— Джей… Яша…

Дерек не понял, или решил, что не расслышал. Он вскинул себя в седло и махнул рукой. Билл повторил свой дикий свист, и хлыст, смачно пропев в воздухе, придал лошадям нужное ускорение.

* * *

Джованна старалась плотнее закутаться в плащ. Ее знобило, и она уже в который раз принималась размышлять, что это: утренняя промозглая сырость, волнение или… или она все же заболела. Если это так, то ей нельзя уходить, чтобы не разносить заразу дальше. Но Ухо уже все, кажется, решил, и спорить с ним было бесполезно. Мысли плавно перетекли на персону спутника, и Джованна почувствовала, как согревается. Даже жарко стало. Как это могло случиться? Они же оба давали обет. Нерушимый. Девять кругов ада… Но там, в маленькой комнатке, пропахшей ладаном и безнадежностью, когда смерть вдруг оказалась так близко, девять кругов ада показались ничтожной ценой за возможность согреть друг друга и хотя бы ненадолго забыть о том, что творится за тонкими стенами.

Он пришел. Пришел за ней. Не за солдатом ордена и не за тайной письма — Лоренцо даже ни разу не спросил ни о письме, ни об Этьенне. Он пришел за своей женщиной. Вот так просто.

Ухо возник внезапно, его манера передвигаться совершенно бесшумно всегда пугала и восхищала Джованну. Сама она так не умела, хотя была намного легче.

— О чем задумалась? — спросил он вполголоса. — Или ты просто дремлешь сидя? Ну, так просыпайся уже, пора.

Джованна встрепенулась.

— Ты нашел способ выбраться отсюда?

— Чтобы я — да не нашел? За кого ты меня принимаешь? — Ухо забавно сморщился, чтобы не рассмеяться. Вообще, он был в подозрительно хорошем настроении с того самого момента, когда она… забыла о своем обете. — Способ есть, — продолжил Ухо, — это хорошая новость. Он тебе не понравится — это плохая новость. Другого способа нет, так что придется потерпеть — это приказ. Так что собирайся, la mia anima [Душа моя. (итал.)]. С собой — только деньги. Все остальное: платья, лошадь — придется бросить.

— Письма у меня нет, — все-таки сказала Джованна для очистки совести.

— Догадываюсь, — кивнул Ухо, — его утащил этот хорек?

— Нет. — Женщина покачала головой, пряча за корсаж небольшой, изрядно похудевший кошелек. — Его вообще не было ни в шляпе, ни в сумке.

— Хм… Тогда где же? — на мгновение Ухо даже притормозил.

— Я догадалась, — спокойно объявила она, проходя вперед, — помнишь, я искала письмо в камзоле курьера? Так вот, все швы были вспороты грубо, мужской рукой. Его почти рвали на части и явно очень торопились. Или очень нервничали.

— Или и то и другое, — добавил Ухо, спускаясь за ней по узкой, темной лестнице и стараясь ступать так, чтобы рассохшиеся доски не скрипели. — И что?

— Один шов был распорот по-другому. Шлица. Очень аккуратно. Даже не распорот — подпорот слегка. Письмо вытащили оттуда.

— Думаешь?

— Почти уверена.

— Хм, — повторил Ухо. Он задумался. И через секунду сообразил: — Ловкая девица! Далеко пойдет и высоко залезет. Если не на трон, так уж точно — на виселицу. Подумать только — ведь я же держал ее в руках, давал инструкции и поил сонным зельем. А она хлопала глазами, кивала, боялась — и все это время меня дурачила. Молодчина!

— Ты не огорчен?

Ухо пожал плечами. Он отстранил Джованну, обернул руку платком и потянул за ручку входной двери. Тяжелый запах горящего хмеля ударил в ноздри. Утренняя сырость мгновенно обняла их тугим кольцом, прогоняя остатки тепла.

— Приходится признать — мы проиграли эту партию, моя голубка. Такое тоже бывает. Нельзя побеждать все время. А если огорчаться из-за каждого проигрыша — никаких нервов не хватит.