Александр Трубников

Седьмой саркофаг

ПРОЛОГ

Письмо первое

Архиепископу Реймса


Ваше преосвященство! Утвердившись на посту диакона церкви Святого Луки, что в греческом городе Фивы, столице герцогства Афинского, прежде всего, хочу выразить вам огромную признательность за участие в моей судьбе и заверить, что я и впредь буду выполнять все ваши поручения с тем же тщанием и преданностью, как делал это в Кастилии и Ломбардии, ибо то, что угодно архиепископу главного диоцеза Франции и помазанному святым отцом французскому королю, — то угодно Богу.

Выполняя ваше главное распоряжение, первой же оказией отправляю вам то, что удалось узнать относительно некоего «шевалье Дмитрия де Вази». Сначала прилагаю письмо его жены. Письмо это интересно тем, что проясняет происхождение сего загадочного рыцаря.


Ты снова ускакал в Фивы, навстречу войне, а я, словно героиня труверской шансон-де-гест, балладе о героических деяниях, сижу в светлице донжона и наблюдаю за тем, как пыль, поднятая копытами коней, закрывает небольшой отряд, несущийся в сторону перевала.

Передо мной лежат две стопки пергаментных листов — плод моих четырехлетних трудов: «Хроники герцогства Афинского» и «Диметриада». Первая повествует о дяде, герцоге Афинском, Ги дe ла Роше, который заменил мне отца, вторая — о моем муже, рыцаре Дмитрии Солари, шевалье де Вази. Завтра я отправлю их с надежным гонцом в Афонский монастырь, чтобы лучшие переписчики превратили мои неровные строчки в красивые и удобные книги in folio. Это подарок тебе и дяде на твой и его день ангела.

Хроника, написанная по твоим рассказам, завершена. Перечитывая первые страницы, словно я сама, а не десятилетний сын киевского купца, слышу крики чаек, кружащих над пристанью, вижу на холмах валы киевского детинца и записываю в большую книгу число привезенных из черниговских лесов куниц да бочонков душистого цветочного меда.

Затем я оказываюсь на улицах Киева, захваченного монголами, вижу пожарища, слышу крики и провожаю взглядом вереницы пленников. Положение твоего отца, негоцианта, спасло твою семью от рабства, но не уберегло от разорения. Далее, пользуясь нечастыми твоими откровениями да сверяясь с летописями, я как могла восстановила события и написала о том, как отец отдал тебя в услужение к владимирскому дружиннику и ты отправился с ним на север, с Суздаль, затем в Новгород. С войском князя, сына принца Ярослава Всеволодовича из рода Рюриков, ты участвовал во многих сражениях и походах. Но судьба распорядилась так, что между этим Ярославичем и тобой легча тень взаимной ненависти и тебе пришлось спасаться бегством сначала ко двору короля Даниила Галицкого, затем в Венгерские земли. В хрониках подробно описано то, как ты стал наемником императора Болдуина II Константинопольского из рода Куртене.

Ты не любил вспоминать о тех днях, и мне приходилось восстанавливать события из скупых, случайно брошенных фраз да из рассказов твоего оруженосца, венгра Тамоша, с которым ты несколько лет служил наемником в охране злосчастного Болдуина. К тому же приор Греции, мессир де Фо, не смог устоять и рассказал, как всегда скупо, о твоем появлении у ворот константинопольского командорства тамплиеров.

В то время, когда греки взяли Константинополь и тебе угрожала смерть, мессир предоставил тебе убежище и взял с собой, убывая из города. Но на вас по дороге напал отряд генуэзцев. Ты спас раненого мессира, укрыв его в подземелье, и он в благодарность за это посвятил тебя в рыцари.

Мы познакомились с тобой в лето Господне одна тысяча двести шестьдесят первое, вскоре после того, когда в герцогство Афинское пришла весть о том, что никейский император взял Константинополь, а император Балдуин сбежал в Европу.

Мой дядя, герцог Афинский, прослышав об этом, немедленно отправился на баронский совет в Андравиду, а я, по извечной ветрености своей, велела заложить карету и с небольшой охраной поехала к морю выискивать в оставленных поселениях греческие статуи для своего мусеума.

Воистину, Господь достойно наказал меня за упрямство и непослушание. Разбойники, что напали на нас, перебили охрану и надругались над моей камеристкой, Мелисой. Я забилась в угол, думая о том, что меня ждет — бесчестье и смерть, жизнь в плену в ожидании выкупа или же сарацинский гарем, когда на пороге появился воин, мой спаситель, чрез три года после этого ставший мне мужем.


Первые роды всегда самые опасные, и жизнь матери и ребенка при этом всецело в руках Господних, несмотря на то, что роженица — племянница герцога Афинского и жена владетельного сеньора, сира Дмитрия, шевалье де Вази, который, после того как станет отцом, получит право на баронский титул.

Сие письмо, ваше преосвященство, было отдано баронессой Анной де ла Рош на смывание, но слуги, получающие от меня жалованье, немедленно доставили его мне, как доказательство того, что сей рыцарь ведет происхождение из Руси, а стало быть, никаких династических прав не имеет.

От себя могу добавить, что написанное в письме — сущая правда. Сей Дмитрий был наемником латинского императора, после его бегства попросил убежища у константинопольских тамплиеров и вместе с ними сопровождал небезызвестного Ронселена де Фо в Фивы, куда тот вез некую реликвию.

Отряд тамплиеров был уничтожен под Мосинополем засадой генуэзских рейдеров, которые приняли их за простых купцов. Дмитрий, будучи опытным воином, спас раненного арбалетной стрелой магистра и укрывал его в неких развалинах, которые посланным мной людям так и не удалось разыскать.

После возвращения в Фивы де Фо по-царски отблагодарил сего наемника за спасение. Он посвятил его в рыцари и, пользуясь как предлогом тем, что по дороге они спасли от разбойников племянницу герцога, настоял, чтобы ему в награду пожаловали богатый рыцарский лен Вази.

Дмитрий оказался рачительным хозяином и достойным вассалом. Он участвовал в знаменитой Морейской войне, когда армия князя Виллардуэна отражала вторжение греко-турецкого корпуса, и стал героем знаменитой битвы при Велигости, где триста рыцарей и конных сержантов безумно смелой атакой на армию Алексея Кантакузина решили исход сей войны, которую морейские франки уже считали проигранною.

Сей «рыцарь из ниоткуда» был обласкан самим князем, но, будучи нрава прямого и некуртуазного, не стерпел дворцовых интриг и оскорбил владетеля Мореи, отказавшись возглавить его личную охрану. Надо ли говорить, что сия прямота, похвальная для солдата, но недопустимая для политика, поставила шевалье де Вази на край гибели. Мстительный князь во время первого же турнира стравил Дмитрия и рыцаря де Ту на поединке за честь Анны де ла Рош, с которой Дмитрий был уже к тому времени обручен.

При крайне странных обстоятельствах сей де Ту погиб во время джостры — он потерял шлем, а Дмитрий не успел отвести копье. Виллардуэн, воспользовавшись этим как поводом для мести, велел посадить его в темницу и судил баронским судом за нарушение правил турнира. Но Дмитрий потребовал Божий суд и с честью его выиграл, одолев в пешем бою княжеского племянника.

Через неделю после сих событий герцог де ла Рош устроил пышную свадьбу и выдал за Дмитрия свою племянницу. Сейчас, как понятно из представленного письма, сир Дмитрий де Вази находится в своих владениях, а Анна де ла Рош ждет от него ребенка, с рождением которого он будет претендовать на регенство герцогства Афинского и на баронский титул.

Причитающиеся мне расходные средства я, как обычно, получил у братьев цистерцианцев, за что, ваше преосвященство, премного вам благодарен.

В ожидании дальнейших распоряжений.

Гуго, диакон.


Письмо второе

Почтенному негоцианту Сулейману ибн Шалаху, советнику эмира аль-Кудса, в собственные руки.

Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Если ты, Шломо, старая еврейская крыса, думаешь, что я, Ставрос из Вази, погиб в Акре, и ты можешь, да отсохнут твои жадные руки, не платить за первосортнейший воск для свечей, который я поставил тебе для храма Святого Гроба, то ты сильно ошибаешься. И не будь ты троюродным внучатым племянником двоюродного брата моей покойной матушки, я бы уже давно, как управитель дворца и ближайший друг самого Тенгиза, великого визиря дивана, приказал доставить тебя к нам в Каир в колодках, словно галерного раба!