Александр Усовский
Эра негодяев
Моей жене Лене — без которой не было бы написано ни строчки….
Студентам и преподавателям Белорусского государственного университета и Университета Шлёнского в Катовицах, вместе с которыми мне выпала честь прикоснуться к Истории — посвящается
Пролог
Сегодня, перед лицом смерти — я отвергаю отчаяние.
Отчаянье — сестра трусости; отчаянье не способно стать причиной самоотверженности, оно не рождает ничего, кроме сумеречного угасания духа, и не ведет ни к чему, что могло бы послужить созиданию.
Мать наша, христианская церковь, всегда относила отчаянье к семи смертным грехам — ибо отчаявшийся человек утрачивает надежду, единственное, что в тяжкие времена поддерживает в каждом из нас искру жизни — и начинает нисхождение во тьму неверия; и лишенный благодати Божьей, отчаявшийся погибает душой — хотя телом, быть может, он еще и жив.
Прах, пепел и тлен — удел отчаявшихся; свет истины и ветер свободы — Господний дар для сохранивших надежду в самую полночь безверия!
Герцог Норфолк,казнённый 2 июня 1572 года в королевской тюрьме Тауэр по обвинению в организации «Заговора Ридольфи»
То были дни, когда я познал, что
значит — страдать; что значит — сты-
диться; что значит — отчаяться.
Пьер Абеляр
Praestat cum dignitate cadere quam cum ignominia vivere!
Самый лучший солдат — тот, кто на войне умудрился прожить дольше других и ни разу не струсить; смерть в бою входит в служебные обязанности солдата — и каждый солдат, беря в руки оружие, заранее соглашается с этим пунктом его контракта. Но никто из них не думает, что погибнет именно он — на любой, самой страшной и жестокой войне, у любого из участников самой кровопролитной битвы есть шанс остаться в живых; наверное, именно поэтому ни одна из войн в истории человечества не заканчивалась по причине отсутствия на полях сражений нужного количества живой силы.
Мы были солдатами; и каждую минуту мы были готовы, по велению наших вождей, выступить в наш единственный, в наш Последний Поход — в котором самым главным для каждого из нас было одно: не струсить. Мы не жаждали военных подвигов и славы, мы не грезили об орденах и медалях — мы просто были готовы выполнить свой долг перед своей страной. Никто из нас не бахвалился бесстрашием, никто из нас не мечтал «с честью погибнуть в бою» — мы просто были готовы отдать своей Родине свою жизнь; экая малость!
Мы были солдатами — наверное, далеко не самыми худшими в этом лучшем из миров; едва научившись ходить, наши мальчишки начинали играть «в войну», и игрушечное оружие сопровождало наше взросление от колыбели вплоть до того мгновения, когда в наших руках оказывалось оружие боевое. Мы становились солдатами, еще не став по-настоящему взрослыми мужчинами — Родина позволяла нам убивать в бою врагов, в то же время не разрешая нам приложится губами к бокалу легкого вина; уж такие у нас были нравы и обычаи!
Мы были солдатами — ибо таково было положение вещей в нашем мире; тот, кто не был солдатом — не был по-настоящему человеком, и окружающие недоуменно-подозрительно смотрели вслед тому, кто был лишен права вступить на стезю воина, кому было отказано в возможности взять в руки оружие.
Вся наша страна готовилась к решающей, Последней Битве с врагом — и во имя грядущей победы в этой битве наши вожди считали возможным пренебречь жизненными условиями своего народа; последние были отвратительно жалки и ничтожны. Мы отказывали себе в излишних удовольствиях и ненужном, с точки зрения наших вождей, комфорте — зато мы с постоянством, пугающим даже наших друзей и союзников, копили горы оружия. Оно казалось нам нужнее, чем бытовые удобства и жизненные удовольствия — потому что в час Решающей Битвы всего один лишний танк, одно лишнее орудие, один лишний бомбардировщик — а может быть, даже один лишний пулемёт! — как считали наши маршалы и генералы, сможет решить ее судьбу, на ближайшее столетие определив нового Хозяина Мира. И мы строили танки, пушки и самолёты, отказывая себе в лишнем куске хлеба — ибо каждый новый танк повышал — как мы тогда думали — наши шансы в грядущем сражении за судьбу Ойкумены. Мы верили в своё оружие — но опасность поражения таилась совсем в другом месте.
Мы были солдатами — но Время Солдат заканчивалось; мы не знали этого, и честно и прямодушно готовились сразиться с нашим врагом в битве, которая, рано или поздно, но все же произойдет — так говорили нам ответственные лица с высоких трибун, с газетных полос, с экранов телевизоров. И мы готовились к этой битве — не подозревая, что, невидимая обычному взору, эта битва уже шла — и мы в ней не побеждали…
Мы так и не двинулись в наш Последний Поход; полковые трубачи не сыграли на рассвете нам свою главную «зорю», и наши армии не были подняты по боевой тревоге. Наше оружие так и осталось в оружейных комнатах, наши танки и бронетранспортеры, не сделав ни одного выстрела, были брошены ржаветь в парках и ангарах, наши корабли так и не отошли от причальных стенок, не сменили учебные снаряды и ракеты на боевые; той Войны, ради которой каждый мужчина моей страны учился владеть оружием — не произошло. И совсем не потому, что у наших вождей в недостатке было под рукой солдат и пушек, отнюдь; главная война нашей жизни не случилась по иным причинам, гораздо более значительным, чем нехватка амуниции или устарелость техники — слава Богу, эти пустяки никогда в истории нашего государства не были препятствием для ведения войн. Бывали времена, когда мы воевали и вовсе без армии, одним ополчением, одетым в лапти и армяки, без техники, без патронов и снарядов, без регулярного снабжения и устойчивой линии фронта — и ничего, справлялись.
Главная война нашей жизни не случилась из-за измены наших вождей; измены не идее, Господь с ней — та идея была мертва изначально, от нее за версту несло нафталином и запахом тления; измены нам, своим солдатам. Наши вожди просто приняли сторону врага — ибо враг нашел убедительнейшие доводы и неотразимейшие аргументы насущной необходимости их предательства; враг нашел путь к сердцам наших вождей — вернее, к тому, что им их заменяло; и наши вожди изменили нам, своему народу.
Мы потерпели самое сокрушительное поражение в истории нашей страны — без единого выстрела. Мы все остались живы — но мы перестали быть солдатами. И в тот день, когда наши вожди склонились в угодливом поклоне перед доселе ежечасно и ежеминутно проклинаемым врагом –
Время Солдат закончилось.
Наступила Эра негодяев…
Глава первая
* * *
...«Милый, любимый Сашенька!
Я долгое время не решалась написать тебе, все чего-то боялась. Это мое первое письмо — с его помощью я постараюсь сказать то, что тогда, на перроне, сказать не смогла.
Я не могу жить без тебя — как без воздуха, без неба, без солнца; я понимала это с первого же дня нашего знакомства — но и требовать от тебя тех шагов, которые, по моему мнению, ты должен был бы сделать — я не хотела. Может быть, именно поэтому тогда, на вокзале, мы неловко молчали, стараясь не смотреть в глаза друг другу — потому что я не смогла пересилить себя и сказать тебе те три главных слова, которые ты, наверное, ждал от меня. Теперь я могу их сказать — мне это легче сделать, не видя твоих глаз.
Я люблю тебя — и любила всегда, с самого нашего первого знакомства, даже раньше — с нашей первой встречи, когда ты молча прошёл мимо меня, спускаясь вниз со своими друзьями; а может быть, я любила тебя всегда… Знаешь, теперь я понимаю, что, пока между нами были отношения — для меня не существовало окружающего мира, мне никто не был интересен. Я очень долго, всю свою жизнь, искала тебя, искала эту любовь; когда же нашла — то очень быстро потеряла. Только сейчас, в разлуке с тобой, я смогла понять, что в этой жизни могу любить лишь один раз и лишь одного тебя. Я хочу быть только с тобой, и эти два месяца, что я прожила без тебя, меня убедили, что я не ошибаюсь. Несмотря ни на что, я храню свою любовь к тебе, тебя желаю, о тебе мечтаю, твоё имя повторяю ежечасно и ежеминутно.
Увы, обстоятельства сложились так, что нам пришлось расстаться. В тот вечер, когда мы были вместе, как оказалось — в последний раз — я не решилась сказать тебе, что не могу жить без тебя. Наверное, я боялась этих слов — а может быть, ты боялся их не меньше. Но, прожив в разлуке без тебя, твоей заботы и ласки, понимания — я ощутила пустоту в душе, поняла, как мне тебя не хватает, как мне трудно без тебя. Мир стал серым, злым, убогим. Ты единственный человек, о ком я думаю и с кем хочу быть. Даже если ты не получишь это мое письмо — я все равно буду знать, что ты со мной.
Я люблю тебя!
Твоя Герди. Шпремберг, 12 августа 1992 года»
Очень трогательно. Просто умилительно… Что ей стоило сказать эти слова ему в лицо? Тогда она молча отводила глаза, прятала их за дымчатыми стёклами солнцезащитных очков, ежеминутно без нужды оборачивалась к своим однокурсникам — которые из деликатности отошли от них на несколько шагов. В те последние десять минут, когда они еще были вместе — рухнул его мир; впрочем, в общем грохоте крушения всего остального большого мира их маленькая, локальная, почти незаметная для остальных катастрофа — осталась почти незаметной…
