— Говори потише.
— Да по херу, — беспечно проговорил Клай. — Где ты нашла это произведение искусства?
— Под кроватью, — ответила Юта, и тот закатил ногой сдувшийся мяч обратно под топчан.
— Ему жить-то осталось от силы час, — прошептал Клай. — Подождем старуху, и все закончится. И где шастает родственница этого дебила?
— Клай, у меня было такое чувство, что за окном кто-то есть, — вдруг сказала Юта. Она посмотрела на толстые доски, которыми было наглухо заколочено окно.
— Почему они закрыли все окна?
— Потому что он стесняется, — с усмешкой пояснил Клай. — Может, он не хочет, чтобы видели, как он шпилит дырявый мяч, а в перерывах гоняет шары в своем проперженном комбезе. К тому же мы не знаем, какие тараканы в голове у его тети, с которой я прямо-таки жажду познакомиться. Может, она любит танцевать голой на столе, а потом поджигать свой газовый выхлоп зажигалкой и при этом петь: «Взвейтесь кострами»…?
— Мне не нравится этот шизанутый утырок, — покачала головой Юта. — Когда он на меня смотрел, в его глазках что-то зашевелилось. Как будто он все понимает и очень глубоко шифруется. Клай, мне кажется, он не тот, за кого себя выдает.
— У тебя мания преследования, — сказал Клай, делая глоток из бутылки. Поперхнулся, вытирая выступившие слезы. — Дерет, как горчица! Попробуй, Лена-Юта.
— Не хочу.
В коридоре послышались шаги, и вскоре в дверях замаячила неуклюжая фигура Дудла. В его мясистых руках было несколько жестяных мисок.
— Я сейчас, — пропыхтел он, ставя их на стол и вновь засеменив на кухню.
— Девки спорили на даче… У кого манда лохмаче, — зевнув, проговорил Клай. Он взял соленый огурец, и, надкусив, удовлетворенно кивнул:
— Оказалось, что лохмаче у самой хозяйки дачи.
— А вдруг это она? — заговорила Юта. — Его тетка там, следит за нами?
Клай вновь приложился к бутылке, щеки его раскраснелись.
— Если она еще не старая, я готов ей вдуть, — сказал он, рыгнув.
— Тогда я оторву твои яйца, — пообещала Юта. Она улыбалась, но в ее пронзительном взгляде сквозил холод. — Вообще берега попутал, мальчик.
— Ты мне что, жена, что ли? — прищурился Клай. — Только попробуй меня ревновать, сучка. Я тебе сиськи на спине узлом завяжу.
Он вытащил из миски ломтик сала, обнюхал его, затем сунул в рот. — Не забывай, кто к кому в свое время обратился за помощью. Это ты ко мне чуть ли не на карачках приползла.
Лицо Юты исказилось в отталкивающей гримасе. Она уже хотела что-то сказать, как вошел Дудл.
— Мы не будем ждать мою тетю? — спросил заискивающим тоном, глядя как Клай с бесцеремонным видом жует сало. — И поужинаем вместе?
— Кто опоздал, тот не ест, — сказал тот с набитым ртом.
Дудл сел за стол, с вожделением глядя на миски, наполненные нехитрой снедью. Было видно, что какое-то время чувство ответственности перед родственницей отчаянно борется с сосущим голодом. Очевидно, разложенная на столе еда перевесила чашу весов, и он, вздохнув, подвинул к себе тушеные кабачки.
— Что это за макулатура? — осведомился Клай, кивая в сторону подоконника, заваленного тетрадями. — Мемуары? Или вы это вместо туалетной бумаги используете?
Дудл захихикал, роняя изо рта кусочки пищи, словно услышал остроумную шутку.
— Не, Клай, — сказал он, продолжая поглощать кабачки. — Для туалета тетя Онания приносит газеты. Если их нет, я лопухов в лесу набираю. На подоконнике мои книги.
Юте показалось, что она ослышалась.
— Книги? — недоуменно переспросила она.
— Конечно. Я ведь писатель, — ответил Дудл. Он вытер рот, скромно потупившись. — По моим книжкам скоро будут фильмы снимать.
Клай чуть не поперхнулся вареной картофелиной.
— Ну да, — откашлявшись, произнес он. — Не сомневаюсь, они получат «Оскара». О чем хоть пишешь, Пушкин ты наш ненаглядный? Как ты ходишь из комнаты на кухню, а потом в сортир и обратно? А между делом душишь одноглазую змею и развлекаешься с футбольным мячиком?
Дудл, казалось, даже не заметил язвительного намека.
— Ну почему же. Я пишу обо всем, — ничуть не смутившись, ответил он. — Настоящий писатель должен быть это… раз-но-сто-рон-ним. Он должен уметь писать все — от мелодрам до «хоррора».
Юта замерла с открытым ртом. Перехватив внимательный взгляд Клая, она недоверчиво спросила:
— Так ты что, алфавит знаешь?
Клай засмеялся.
— Знаю, — невозмутимо сказал Дудл, вновь сунув в рот ложку с кабачками. Казалось, обидные издевки незваных гостей его вовсе не цепляли. — Я ведь много читал. Писатель должен постоянно повышать свой уровень. Иначе будет топтаться на одном месте. И он не сможет развиваться, — чавкая, закончил он.
Юта молча взяла одну из тетрадей. Открыла и склонилась над свечой, скользя взглядом по каллиграфическому почерку.
«Красиво пишет, стервец», — подумала она, а вслух прочитала:
— ДОЛИНА ОТВЕРЖЕННЫХ. «Смысл жизни только в одном — в борьбе». Антон Павлович Чехов».
Девушка подняла голову, задумчиво посмотрев на Дудла. Он сидел, склонившись над миской с картошкой, и торопливо жевал, словно в любой момент у него могли отобрать его ужин.
Юта вновь уткнулась в потрепанные листы.
«…Близился вечер. Утомленное за день небо наливалось густым пурпуром… Эркли изнемогал от множества ран, полученных в беспощадном бою, но все равно продолжал путь…»
Юта закрыла тетрадь, пытаясь привести мысли в порядок.
— Это фэнтези, — счел необходимым пояснить Дудл, потянувшись за салом. — У меня много жанров. В одной тетради фэнтези, в другой — детективы. В третьей комедии. Есть и книги для взрослых. Ну, вы понимаете, о чем я.
Он вытер липкий подбородок и сально подмигнул Юте.
— Вам же уже есть восемнадцать? — спросил он.
Клай был настолько ошарашен ходом событий, что даже не нашелся, что ответить, а лишь машинально поглощал пищу.
Пока Дудл перечислял свои литературные «труды», Юта взяла следующую тетрадь.
«ЗОВИ МЕНЯ «МЯСОРУБКОЙ», — прочла она, чувствуя, как по спине заструился неприятный холодок. Она пролистнула несколько страниц, вчиталась в аккуратные строчки без единой помарки:
«…широкое лезвие вошло в трепещущую плоть, словно в торт… брызнула горячая кровь… Она зашлась в истошном вопле, но Мясорубка, ухмыляясь, проткнул ее соски крючьями… Крючья крепились к стальным цепям, которые Мясорубка намотал на кулаки…»
Юта положила «рукопись» обратно.
— Ты что, не любишь ужастики? — спросил Дудл, с интересом наблюдавший за девушкой.
— Нравятся, — машинально ответила она. — Но, к сожалению, у меня нет времени, чтобы сейчас читать твои книги. Да и света маловато, при свечах глаза портить…
— Ничего, я не обижаюсь. Кстати, ужастики бывают разными, — авторитетно заявил Дудл, по очереди облизывая толстые пальцы. — Есть темы с привидениями и домами, где ночью хлопают двери. А есть «мясные»… про маньяков с бензопилами.
Юта подумала о странном шорохе за окном и зябко повела плечом.
— У меня есть один рассказ, он очень нравится моей тете, — продолжал Дудл. — Он про художника, которого никто не понимал. Этот художник сошел с ума. Он начал воровать младенцев из родильных домов, а когда роддомы стали охранять — покупал детей у бомжей. Он устроил в подвале мастерскую, где поставил огромную мясорубку. В мясорубке художник прокручивал младенцев, а из полученной каши рисовал картины. Чтобы они не воняли, он обрабатывал…
— Отличная история, — перебил его Клай. — Я где-то слышал уже эту сказку.
Дудл нахохлился, напоминая енота, у которого из-под носа забрали еду.
— Ты не мог ее нигде слышать, Клай, — сказал он, обиженно надув губы. — Это я придумал.
Клай взял в руки бутылку, глотнул, с шумом выдыхая:
— Ладно, не напрягайся. Ты прямо Стивен Кинг, Дудл. Не ожидал, если честно.
— А вот совсем недавнее, — продолжил толстяк, не обратив внимания на комплимент. — Про работника морга. Он оставался на ночь в морге и развлекался с трупами молодых девушек. Резал дырки в теле и насиловал их в отверстия. У этого мужчины была дочь, которую он бросил вместе с женой. Много лет назад. И вот как-то в морг доставили очень красивую девушку. Она была беременна. И тот мужик узнал в ней свою дочь. Он не очень любил ее и вскрыл ее живот. Ребенок еще дышал, и этот мужик…
Дудл запнулся, видя, что Клай с Ютой слушали его вполуха.
— Гм… Но, наверное, я не буду вам всего рассказывать, — помявшись, произнес он. — Лучше вы потом сами прочтете. А хотите, я про вас напишу книгу?
— Про нас? — переспросила Юта.
— Ну да, — оживился толстяк. Казалось, он уже мысленно прорабатывал сюжет предстоящего романа. — А что тут такого? Например, она будет называться «Тени на дороге». Допустим, Юту изнасиловал богатый банкир, и Клай в отместку сжег его офис, а банкиру отрезал голову. И теперь за вами гонятся не только менты, но и дружки банкира. И вы ездите по трассам и всех убиваете на своем пути. Но потом у вас сломалась машина, и вы попали ко мне в дом. Как вам идея?
— Мне нравится, — похвалил Клай. Внешне он держался в присущей ему развязно-нагловатой манере, хотя внутри у него что-то неприятно зацарапалось. Он был поражен, услышав слова Дудла о сюжете для книги, который прямо-таки зеркально отражал реальность.