— Тебе нравится?

Аделия глубоко выдохнула.

— Знаю, нравится, — хрипло прошептал Мако, прижавшись к ее разгоряченному телу. — Ты ведь рада, что я тебя спас от этого толстяка?

— Да.

— Что ты ему сделала? — Мако навис над ней. — Обокрала? Хотя нет, это слишком мелко для тебя. Уговорила перевести на себя все счета?

Он вошел в нее, как торпеда, и Аделия вскрикнула от неожиданности.

— Не бойся меня, — услышала она сквозь серую пелену его хрипловатый голос. — Я не причиню тебе боли… Пока.

Он кончил очень быстро, и лицо Аделии исказила гримаса.

— Ты так ничему и не научился, — фыркнула она, отворачиваясь. — Я не успела.

— Дорогая, меня все устраивает. Не успела сейчас — успеешь потом, — философски заметил Мако. — Но зато я быстро восстанавливаюсь.

— Развяжи меня, — раздраженно потребовала Аделия.

— У тебя есть выпить? — осведомился мужчина.

— Нет. Я не пью алкоголь. Есть чейси и туту-лайт.

— Я не люблю ваши гребаные колеса, — скривился Мако. — Куда катится этот трижды трахнутый мир?

Он снова начал гладить женщину. Краем глаза Аделия видела, что «орудие» ее бывшего кавалера снова приведено в боевую готовность.

— Ты псих, — она тихонько застонала, когда он снова лег на нее. — Но я тебя хочу, сволочь.

— Я всегда вспоминал тебя, — пыхтел Мако, начиная ритмично двигать бедрами. На кровать тихо запрыгнул кот, и он заметил его.

— Что, извращенец, нравится подсматривать?

Кот молча изучал Мако, и тому показалось, что круглые глазища животного излучают неподдельное презрение.

— Пошел отсюда, — бросил он, и кот, фыркнув, тихонько отступил назад. Некоторое время он, замерев, наблюдал за яичками Мако, которые вздрагивали в такт движениям, потом, присев, неожиданно прыгнул, вытягивая вперед лапы.

Мако заорал. Опустив голову, он посмотрел между ног, и, к своему ужасу, увидел проклятого кота, который с азартом пытался поймать растопыренными когтями его яйца.

— Пошел! Пошел на хер отсюда! — бешено сверкая глазами, рявкнул Мако. — Твою мать, Ади!

Он спрыгнул с кровати и уже хотел схватить за шкирку животное, но кот ловко отпрянул и, зашипев, ринулся к двери.

Аделия засмеялась.

Мако с ненавистью посмотрел на нее.

— В вашем доме все психи, — процедил он. — И люди, и коты. И, уверен, даже тараканы.

Он пощупал свою мошонку. Вроде все на месте.

— О, черт, — на глазах Аделии выступили слезы. — У меня есть игрушка с шариками… Тпруся, наверное, решил, что твои яички очень похожи на них… Ха-ха-ха! И у меня нет тараканов! Черт, черт!

— Перестань ржать, шлюха, — побагровел Мако, но Аделия не могла остановиться. У нее началась самая настоящая истерика, и оборвалась она только тогда, когда Мако ударил ее в лицо. Массивный перстень рассек губу женщины, выбив ей зуб. Аделия закашлялась, потрясенно глядя на него.

— Выплевывай. Ну, давай, — сказал он, подставляя мозолистую ладонь. — Я коллекционирую зубы шлюх. Ну?

— Я… гык… проглоти… ла, — поперхнувшись, едва выговорила она.

— Тогда придется выбить еще. Я не собираюсь ждать, когда тебе захочется освободить кишечник, — сказал Мако. Он снова уселся на Аделию. — Тебе очень идет, когда на тебе кровь. А еще я люблю читать на ваших блядских лицах панику. Мне нравится, когда вы боитесь. Я давно искал тебя. Параллельно охотясь на шлюх.

— Кост…

— Я Мако! — зарычал он. — Видела?

Он с силой ткнул толстым пальцем в свою массивную грудь. — И сегодня я сожру тебя!

Аделия застыла в ужасе. Целую минуту они смотрели друг на друга.

— Но прежде я хочу поговорить о своем брате.

Она испуганно моргнула.

— Ты ведь знала его? Когда я сел в тюрячку, ты стала шлюхой. Мой брат помогал тебе, как мог. И однажды ты переспала с ним. Так?

— Кос…

— Не Костя, сука. Нет тут Кости.

— Мако. Да, Мако. Ты все не так поня… — сбивчиво начала говорить Аделия, но он ее перебил:

— Не нужно ничего объяснять. Ты трахнулась с ним и потребовала денег. Он не дал — откуда они у него? Нищий студент, которого выгнали за плохие оценки. Он влюбился в тебя и написал мне об этом. А твои сутенеры отмудохали его до полусмерти за долги. Он умер в нашей квартире. Понимаешь, Ади? И никто о нем не вспомнил. Он умирал. И, наверное, звал тебя. И никто за ним не пришел. Он умер от голода и жажды! Бутылка воды уже тогда стоила как телевизор или ноутбук! Мой дом разграбили, а тело брата даже не похоронили! Ты меня слышишь? Я пришел домой и увидел на кухне его труп!! Он сдох, и крысы сожрали его нос!

Мако вдруг наклонился, раздалось резкое «вжжжиг!», после чего он навис над ней, держа в руках нечто яйцеобразное, дурно пахнущее, и с этого коричневатого предмета что-то сыпалось, как труха с прогнившего дерева.

— Скажи привет Коленьке, — прошипел он.

Аделия завизжала, чувствуя, что безумец снова внутри нее. Мертвое лицо, болтающееся перед ней, буравило ее своими пустыми глазницами.

— Как тебе это?! — кричал Мако. Он сжал шею Аделии, тыча другой рукой ей в лицо оторванной головой брата. — Он был единственный, кто у меня остался! И он полюбил тебя! Проси у него прощения! Ну же! Целуй его!

Размахнувшись, он с силой впечатал голову в лицо Аделии, и та истошно закричала. Ее тело конвульсивно затрепетало.

Внезапно она крепко зажмурилась, ее окровавленные губы сжались.

Мако непонимающе смотрел на низ живота. Туда, где постепенно, словно росток, зрела боль. Чудовищная боль, стальным кольцом все плотнее и плотнее сдавливая его «младшего брата».

— Ади?

Голос прозвучал робко и едва слышно.

(Она сдохла).

— Ади.

Пальцы разжались, и голова Коленьки, которому на момент смерти только исполнилось двадцать один, покатилась по полу.

— Мне больно, — выдохнул он.

Кровь продолжала поступать в набухший член, но он не мог сделать ни единого движения. Ни вперед, ни назад. Он застрял. Намертво, как в тисках.

Упершись в плечо неподвижно лежащей женщины, он осторожно потянулся назад. Ему показалось, что в его гениталии вонзились сотни игл, боль была настолько ослепляющей, что он чуть не потерял сознание.

Аделия открыла глаза.

— Мне тоже больно, — прошептала она. Ее изящные пальчики сжались в кулаки.

— Что ты сделала? — взвыл Мако. Его лицо стало багроветь, висок вспучила толстая жила, похожая на фиолетовую пиявку. — Что ты со мной сделала?!!

Все так же тихо она ответила:

— Ты просто напугал меня, Костя. Это всего лишь мышцы. Спазмы. Так бывает.

— Ооооххх, — застонал Мако. Он попытался просунуть пальцы во влагалище, надеясь хоть как-то расширить отверстие, но все было тщетно — с таким же успехом он мог бы пытаться увеличить диаметр металлической трубы.

— Мне нужно успокоиться.

— Я убью тебя, — прохрипел Мако. Он снова ударил ее.

— Ты только хуже сделаешь, — спокойно сказала она. — Нам может помочь теплая вода.

Ее лицо в отличие от багровеющего Мако покрылось мертвенной бледностью, словно вся ее кровь перекачивалась в охотника за проститутками.

Мако чувствовал, как мозг застилает губчато-розовый кисель — сейчас он просто лопнет от давления, разлетевшись на сотни кровавых ошметков. Его мутный взгляд упал на нож, которым он убил толстяка. Он положил его на крошечный журнальный столик, но этот чертов столик стоял как минимум в трех метрах от кровати. Как он доберется до него?

— Я все равно… вскрою тебя, Ади, — проскрежетал Мако. — Как… консервную банку.

Тускнеющий взгляд выхватил лежащую на подоконнике раскрытую косметичку. Там наверняка должны быть ножницы. Он попытается до них дотянуться.

Скрипя зубами от раздирающей боли, он, приподнимаясь на одной руке, стал понемногу подтаскивать тело к краю кровати, одновременно другой рукой поддерживая обмякшую Аделию. Главное, чтобы они не грохнулись с кровати. Его «дружок» не выдержит этих приключений, он и так распух внутри этой пугливой дуры, как надувной матрас.

— Ади… не сопротивляйся.

— Ты хочешь вырезать его из меня?

Качаясь от слабости, Мако всматривался в черты ее лица.

— У меня нет другого выхода.

Он продолжил двигаться к краю кровати. Вскоре их тела почти наполовину свисали над полом. Трясущаяся рука Мако тянулась к косметичке.

Еще сантиметр.

Есть.

Пальцы мертвой хваткой сжали глянцевый чехольчик. Там точно есть пилочка для ногтей. Или ножнички для обрезания кутикул.

Позади раздались чьи-то мягкие шаги.

— Привет, Ади, с тобой все в порядке? — раздался где-то сверху писклявый голос.

«У меня глюки», — промелькнуло у теряющего от боли сознание Мако. Или в воду, которую он выпил здесь, был подмешан чейси.

— Сними с меня эту блевотину, — криво улыбнулась Аделия, глядя куда-то поверх головы Мако.

— Что, опять? — нахмурилась вошедшая женщина. У нее были длинные волосы апельсинового цвета, в носу, бровях и нижней губе поблескивал многочисленный пирсинг. Ее лицо было в глубоких морщинах, что никак не вязалось с великолепно сложенной фигурой. — Тебя на пару часов оставить даже нельзя.

— Кто это? — Мако с трудом слышал собственный голос. Он никак не мог расстегнуть идиотский чехольчик с маникюрным набором.

— Я купила перепелиных яичек. Уверяли, что они свежие, — говорила женщина, словно ничего не происходило. Будто на обнаженном теле ее подруги не распластался какой-то мужик, с тупым упорством пытающийся зубами разорвать косметичку. Будто у кровати не остывал труп лысого толстяка, а у окна не валялась чья-то мумифицированная голова.

— Отлично, — напряженно улыбнулась Аделия. — Обожаю яичницу из перепелиных яичек, Лапка. Поторопись.

Женщина с оранжевыми волосами вернулась, держа в руках громадные, почти черные от времени ножницы.

— Видишь, как пригодились… Это еще от моей бабушки осталось. Прикинь, Ади, они в те времена сами себе одежду шили! Ну что я тебе рассказываю, ты сто раз слышала про мою бабушку.

Лапка щелкнула в воздухе ножницами. От мрачного лязга Мако вздрогнул, будто очнувшись от наркоза. Он облизал губы, вмиг ставшие сухими и шершавыми.

— Ади, нет.

— Не называй меня Ади. Для тебя я Аделия.

— Не подходи! — завопил Мако. Лапка, снисходительно кивнув, словно имея дело с капризным ребенком, обошла кровать, после чего схватила мужчину за седеющую косичку.

— Отпусти, сука!!!

— Держи его руки. Этот болван мне мешает, — деловито сказала она, и Аделия, вытянув руки, словно клещами вцепилась в кисти Мако.

— Нет. Нет, нет, — захрипел он, дергая конечностями.

Лапка ловко просунула руку с ножницами к паху мужчины.

— Не волнуйся, это быстро.

— Осторожнее, — обеспокоенно сказала Аделия. — Не поцарапай меня.

Накрашенные черной помадой губы Лапки раздвинулись в ухмылке. Стальные лезвия ножниц соединились, с легкостью перерезав плоть.

Глаза Мако вылезли наружу. Рот раскрылся, как дыра в высохшем колодце, легкие раздулись, но крик все не шел, застряв где-то в глотке. Аделия с отвращением спихнула его на пол. Из раны между его раскоряченных ног стала толчками выплескиваться кровь.

— Сама вытащишь? Или помочь? — участливо поинтересовалась Лапка, освобождая с помощью тех же ножниц руки Аделии от липкой ленты.

— Сама.

Женщина слезла с кровати, массируя себе мышцы бедер.

Наконец легкие прорвало, и Мако закричал. Аделии показалось, что от его звериного вопля колыхнулась искусственная роза в стеклянной вазе.

Лапка, удивленно хлопая кукольными ресницами, закрыла уши.

— Заткнись! — возмущенно крикнула она.

Аделия освободилась от инородного предмета в теле после четвертого приседания.

— Как же ты так, Ади? Ты была на грани фола.

Лапка шагнула к окровавленной кровати и, нагнувшись, приподняла матрас. Нож с узким лезвием был на месте. Проверила изголовье — там был спрятан точно такой же, запасной. — Почему ты не воспользовалась ими? Ведь всегда прокатывало.

— Потому что меня связали, — ответила Аделия, растирая покрасневшие запястья.

— Он? Или вот этот милый, толстый дурачок? — Женщина указала на труп у кровати. — Кто он, кстати?

— Да хрен его знает, — пожала плечами Аделия. — Лапка, я что, должна помнить всех своих старых клиентов? Ему удалось застать меня врасплох, когда я садилась в машину. Охранник на воротах что-то заподозрил, и он разнес ему голову. Он связал меня, поэтому я так облажалась. И… Если бы не этот, — она вытянула красивый пальчик, указывая на катающегося на полу Мако, — наверное, меня бы прикончили.

— О, так это твой спаситель? — просюсюкала Лапка, ее старушечье лицо растянулось, словно растресканная резина. — Спаситель-мучитель? Дрочитель-членовредитель?

Женщины захихикали, страстно прижавшись друг к дружке и целуясь. На щеке Аделии остался след помады.

— Что у тебя с губой?

— Урод выбил мне зуб. Кстати, проверь его сумку.

— Ади, — Мако с трудом поднялся на колени, зажимая ладонями кровоточащую рану. — Дай полотенце. Или сделай мне укол.

— Ага. Может, тебе еще ногти на ногах постричь?

— Я СДОХНУ! Пожалуйста, помоги!

— О, нет, — возразила Аделия, запахиваясь в цветастый халат. — Часа полтора ты протянешь.

— Ади, смотри, что у него тут, — Лапка кинула подруге пластиковую коробочку, в которой гремели желто-бежевые камешки одинакового размера.

— Красивые зубки, — оценила Аделия. Сняв с коробочки крышку, она высыпала на ладонь горсть.

— Давай, жри свою коллекцию, акуленок [Мако — разновидность хищных акул.].

Мако вертел головой, кашляя. Его рот наполнился зубами тех, над которыми он еще сам совсем недавно имел неограниченную власть.

— Ладно, что будем с ним делать?

— Можно продать его одному арабу, — предложила Лапка. — Он из Саудовской Аравии, Сейфул, ты его знаешь. Ему как раз для коллекции не хватает еще одной куколки, мы вчера с ним переписывались. Он любит товар из Конфедерации. Говорит, наши — самые выносливые. Кстати, он зовет нас в гости.

Ади внимательно смотрела на Мако. Часть зубов он все-таки проглотил, и теперь с мольбой смотрел на нее. Весь пол под ним был темно-красным, словно он перевернул ведро томатного сока и сел в самую середину густой жижи.

— Он плохой малыш. Но он спас меня, — сказала она, и по лицу женщины скользнула едва уловимая тень воспоминаний. — Приготовь обезболивающее. Нужно прижечь рану.

Лапка понятливо кивнула:

— Твоя доброта когда-нибудь тебя погубит. Тебе, кстати, все тут убирать. Я драила дом в прошлый раз, теперь твоя очередь.

В комнату вошел Тпруся. Увидев на полу кусок члена, он принялся возить его лапой из стороны в сторону. Лапка отняла «игрушку» у кота, на что Тпруся недовольно фыркнул.

— Это который уже? — полюбопытствовала Лапка, подбрасывая отрезанный член в воздух.

— Не помню. Кажется, восемнадцатый, — ответила Аделия.

— Пора вести учет. Все хотела спросить… Ты себя можешь контролировать? Боже, иногда я думаю, а что будет, если это произойдет, когда мы будем вместе, — с беспокойством сказала Лапка. — Представляешь, я даже как-то видела сон, как ты поймала мой палец.

Она озабоченно посмотрела на свой указательный палец с длинным ногтем. — Знаешь, Ади, на ночь я буду убирать ножи. Так мне будет спокойно.

— Не переживай, — нежно поцеловала ее Аделия. — Я ведь люблю тебя. И никогда не сделаю тебе плохого. Тем более палец проще вытащить.

Они снова обнялись.

— Ты хочешь оставить его у нас? — спросила Лапка, ласково кусая Аделию за мочку уха.

— Почему бы нет. У нас в подвале уже есть двое. Они уже наскучили друг другу, поэтому он внесет разнообразие. Вместе будет веселее. Вот только лишнее обрежем.

— Хорошо, я принесу все необходимое.

Мако, ослабев от кровопотери, растянулся на полу. Ему почему-то захотелось уснуть. Наверное, это просто сон. Да, надо поспать, и весь этот кошмар исчезнет.

— Я не виновна в смерти твоего брата, — сказала Аделия, подойдя к высохшей голове. Толкнула ее босой ступней, как футбольный мяч. — Он стал наркоманом. Клянчил у меня деньги. Потом заразился сифилисом.

Она усмехнулась.

— У него нос провалился задолго до того, как в твой дом пришли крысы, Мако. Понял теперь?

(Не ходи к ней).

Она убьет тебя.

Холодея, Мако вспомнил слова опустившейся проститутки.

(Вот только лишнее обрежем…)

Из глотки вырвался сиплый свист.

Через несколько минут в комнату вошла Лапка, держа в руках странное продолговатое приспособление вроде паяльника, на кончике которого плясало миниатюрное пламя. В другой руке была эмалированная миска со шприцем и ампулой.

— Добро пожаловать в новую жизнь, малыш, — засмеялась Аделия.

Максим Кабир

Слухи

Месяц назад Инна переехала в Москву. Вернее, в Подмосковье, но для девушки, всю жизнь мечтавшей вырваться из оков родного индустриального гиганта, разница была несущественная. Час на электричке, и ты уже в столице. Час обратно — и ты в сером уродливом городишке, куда люди приезжают поспать, чтобы утром вновь окунуться в сияние заветной Москвы.

Инне везло. Накопленные деньги еще не закончились, а она уже нашла работу. Супермаркет в центре столицы, недалеко от Пушкинского музея и храма Христа Спасителя. Неплохой старт, считала она.

Впрочем, засиживаться слишком долго за кассовым аппаратом Инна не планировала. Как и миллионы других девочек из провинции, она надеялась встретить того самого москвича, который заберет ее из супермаркета, из съемной квартиры и под марш Мендельсона поселит в черте МКАД.

Задача, конечно, не из легких. Сегодня Инна отработала свой первый день в новой смене: до 22.00. Прибавьте час на дорогу и попытайтесь найти время на поиски жениха.

«Ничего, — думала девушка, выходя из междугородной электрички. — Главное, я освоила московский акцент».

Вместе с небольшой группой людей она спустилась с вокзальной платформы и оказалась на ночной улице. Пассажиры, что ехали с ней, быстро рассеялись по сторонам, оставив ее одну.

Непривычная после столичного шума тишина зазвенела в ушах. Инне и днем не очень нравилось в этом захолустье: провинциалка, она все же выросла в городе-миллионнике. Ночью же Подмосковье и вовсе выглядело угрожающе. Угрюмые пятиэтажки тонули в безмолвии, изредка нарушаемом пьяными вскриками или тоскливыми песнями. Горящие окна были такой же редкостью, как горящие фонари.

Пока она работает в этой смене, ей каждый день предстоит возвращаться домой в темноте и одиночестве.

«Это временно», — подбодрила она себя и пошла к пятиэтажкам. Каблучки громко застучали по асфальту. Словно азбука Морзе, призывающая случайных маньяков познакомиться с беззащитной жертвой.

«А тот Емельянинов, консультант из отдела электроники, не так плох», — подумала Инна, опасливо косясь на обрамляющую аллеи сирень. В воздухе пахло цветами и мочой.

Вдалеке залаяли собаки — эти одичавшие стаи были бичом провинции. Из окон выплеснулись аккорды бытовой ссоры.

— Придушу, сука! — сказал невидимый голос кому-то, а потом включился Высоцкий. Достаточно громко, чтобы под песню о волках можно было неслышно душить.

Инна ускорила шаг. Впереди замаячила хрущевка, в которой она снимала квартиру. Девушка миновала ряд гаражей-ракушек, доминошный столик и электрическую будку. Пересекла детскую площадку с врытыми в землю автомобильными покрышками. Она никогда не видела здесь детей, да и с соседями сталкивалась редко. С работы ее встречал лишь похожий на языческого идола деревянный чебурашка. Но в этот стремящийся к полуночи вечер во дворе было людно.