Улыбка у него вышла вовсе не мальчишечья, а какая-то слишком взрослая, даже хищная. И Зверь это почувствовал. Поэтому сразу постарался сгладить возникшую неловкость, психологически перестроив разговор, и, поменяв тему, задал встречный вопрос.

— А чего это ты меня в ботаники зачислил?

Максу не стоило равнять свой жизненный опыт, профессионализм и наблюдательность разведчика с опытом подростка, причем, советского подростка, с безмятежным советским детством. Так что все то, что замечал и подмечал он, в поле зрения его нынешних сверстников, скорее всего, не попадало.

— Смешной ты… боксер… — Валик, как и следовало ожидать, не обратил никакого внимания на улыбку Зверя. — Ты, как к нам в палату попал, так мама твоя прибегала, сначала переживала, что башкой ударился, а потом книг тебе нанесла целую кучу, мол, мальчик ее скучать будет, а еще он читать любит, вот ему книжки его… — Валик старательно передразнил причитания мамы Макса.

— Читать люблю, это верно. Но это же не… — Макс чуть было не ляпнул «не западло», уголовный лексикон часто проскакивал у военных, тем более, в «его» время. — Это же не показатель того, что я — зубрила. Книги читать полезно, многое можно узнать.

— Так я и говорю — ботаник, — заржал Валик, его поддержали его приятели, уже отошедшие от шока, как психологического, так и болевого.

— Ну, можно, конечно, и так — учиться я люблю. Но без фанатизма, — согласился Макс. — Но одно дело — зубрить ради отметок, а совсем другое — когда предмет нравится. Вот если ты физкультуру любишь — ты что, зубрила? Ботаник? — Ошарашил неожиданным доводом Зверь.

— Ну, ты даешь! То физкультура, чего там зубрить? Как через коня прыгать?

— Хорошо, пусть не физкультура. Я, например, географию люблю, хочу после школы по миру путешествовать, по разным странам, вот, учу, где какие страны, что там есть, какие люди живут. Или, вот языки иностранные — они ведь нужны, опять же, чтобы путешествовать по всему миру. Ну, как минимум, английский язык, он ведь как язык международного общения. Так что я — зубрила, по-твоему? — Максим говорил, а сам прислушивался к своему голосу, анализировал состояние своего тела. И с удовлетворением отмечал, что все больше и больше заполняет себя собой. То есть, сознание того, маленького Макса Зверева, одиннадцатилетнего щуплого подростка из своего прошлого взрослым Максимом Зверевым.

— Допустим, языки иностранные, география… Мне вот, кстати, еще история нравится, вы ее еще не проходите. Да и географии у вас еще нет, и языки только с пятого класса учат. Чего это ты раньше времени башку знаниями решил загрузить? — Валик удивленно посмотрел на Макса.

— Да у меня брат старший в шестом учится, я его учебники просматривал, интересно было, — соврал Макс.

— Так ты у брата глянь еще математику с физикой, а также геометрию и химию, во где знания! Только вот это мне зачем? Я что — химиком буду? Или физиком? Зачем мне все эти законы Ньютона и правило буравчика? А все эти квадраты гипотенузы равные сумме квадратов катетов, все эти трапеции и параллелепипеды — на фига они мне? — это уже подал голос еще один обитатель палаты, весьма упитанный мальчик, которого, как уже помнил Максим, звали Андреем. Он в экзекуции не участвовал, был посторонним наблюдателем.

— Да, Андрюха прав, в школе столько мусора нам впихивают, голова пухнет! — Валик был рад поддержке.

— Вам… — начал было Макс, но запнулся. — Нам не мусор впихивают, а знания. Это база, фундамент, на него потом ложатся те знания, которые каждый уже будет загружать по собственному желанию. И сейчас трудно сказать, кто кем в жизни будет. Я, вот, может, хочу стать космонавтом, а мне здоровье не позволит, — продолжил он, посматривая на своих соседей по палате уже более внимательным взглядом.

Все засмеялись — действительно, щуплый, даже, скорее, хилый Макс на космонавта явно «не тянул».

— Ну, вот, или, захочу я, к примеру, стать военным. Допустим, артиллеристом. А там без геометрии, без математики никуда. Таблицу стрельб составить, секторы обозначить, поправки на ветер делать, угол атаки рассчитать — это все математика. — Макс понял, что сказал лишнее, но уже было поздно.

— А ты откуда все это знаешь? Тоже у брата подсмотрел? — спросил Стас.

— Не, не у брата. Книжки читаю. Например, есть такая «Книга будущих командиров» [«Книга будущих командиров» — популярная в советское время книга для определенной части подрастающего поколения, так сказать, прообраз учебника для юных «реконструкторов», где описывалась форма, знаки различия, оружие и многие битвы разных армий мира, в том числе и Красной, а потом, Советской Армии. Там же излагались технические подробности разных видов оружия, описание различной военной техники и тактические приемы действия различных армейских подразделений.]. Я ее в библиотеке брал. Там много интересного — и по математике, и по географии, точнее, по топографии. И физика там тоже есть. Но это так, просто пример. Вот, химия тоже военным нужна. В минно-подрывном деле. А также будущим врачам не помешает. Или строителям — там ведь надо знать, какие краски на какое покрытие как наносятся, сколько надо разводить и в какой пропорции цемента и песка и в воде, чтобы получить хороший бетон. А то замесишь массу, а потом все это осыплется к ебе… к чертовой матери, — Макс снова осекся.

— Вот ты мне сейчас дедушку моего напомнил, он, прорабом на стройке работает, — это подал голос последний, шестой обитатель палаты, худощавый пацаненок по имени Юра. — Он тоже постоянно про свою стройку рассказывает, про бетон этот, мол, цемент некачественный завезли, на инженеров ругается, что из институтов пришли и ни черта не знают.

— Ну, вот, я и говорю — учиться надо хорошо, потом работать станете, будут вас все ругать постоянно, — Максим уже пожалел, что затеял этот спор.

— Работать… — лениво процедил Валик. — Когда мы еще будем работать? Пока школу закончишь — мозги все вскипят. А потом институт — еще пять лет. И после института смотря куда пойти работать. Вон, у меня папка заведующий магазином, ну, допустим, арифметика ему пригодилась, а все остальное — вряд ли…

«Я так и думал — мажористый пацан, родитель — барыга», — подумал Зверь.

— А чего я вас тут агитирую? — он решил резко сменить тему. — У каждого — своя башка на плечах. Хотите — учитесь, хотите — дурака валяйте, каждому — свое. Jedem das Seine. Между прочим, эти слова была написаны над входом в фашистский концлагерь Бухенвальд, — Макс тяжелым, недетским взглядом оглядел всю палату.

— Ну вот, при чем здесь концлагерь, фашисты? Мы про учебу, а ты тут прямо ленинский урок начинаешь. Ты, Максим, — Валик впервые назвал Зверя по имени, — часом не комсорг? Хотя по возрасту вряд ли, наверное, только недавно в пионеры приняли? Но давай без кодекса строителя коммунизма, ладно? Кино насмотрелся? «Щит и меч?» [«Щит и меч» — суперпопулярный в СССР фильм про советских разведчиков режиссера Владимира Басова, главную роль в котором сыграл актер Станислав Любшин, а также дебютировал совсем юный Олег Янковский. Лейтмотивом фильма стала песня Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского «С чего начинается Родина?», превратившаяся в супер-хит советского поколения. Вышел на экраны СССР в 1968 году.]. «С чего начинааается Родина?», — издевательски пропел Валик.

— За восемь лет в этом концлагере было уничтожено — расстреляно, умерли от голода, были задушены в газовых камерах — более 56 тысяч человек. И фашизм — это не кино. И Родина начинается с каждого из нас. И когда-нибудь эту нашу Родину мы должны будем защитить, — тихо сказал Максим.

Он вдруг вспомнил 2014 год, сгоревших в Одесском Доме профсоюзов мальчишек, женщин, стариков, вспомнил, как прыгающих из окон добивали на земле озверевшие националисты, вспомнил погибших на Донбассе детей, их маленькие гробики и рыдавших навзрыд их отцов… Вспомнил фашистские кресты и эсэсовские символы на касках и форме украинских солдат… Вспомнил будущее своей Украины…

Видимо, его лицо в этот момент совершенно не располагало к каким-либо шуткам по поводу сказанного. В палате воцарилась неловкая тишина. Так бывает, когда внезапно в разговоре кто-то ляпнет какую-то дурость, или даже грубость, а все остальные не знают, как на это отреагировать. И тот, кто допустил ляп, не знает, как себя вести — показать, что случайность или сделать вид, что так все и должно было быть.

Максим не помнил, о чем они пацанами говорили в детстве, точнее, в ЭТОМ детстве, когда ему было одиннадцать. Про темы разговоров попозже помнил — школьные проблемы, особенно с одноклассниками, с которыми отношения не заладились сразу, потом игры во дворе, велосипед, обсуждение фильмов, книг, потом пошли предвестники азартных игр — крышечки, фантики, потом другие игры, например, в «стеночку», а потом уже и девчонок стали обсуждать…

Но вот не помнил Макс — говорили пацаны о таких вещах, как идеология, политика, будущее страны или нет? Кажется, детство советских школьников было настолько безоблачным и счастливым, что политика упоминалась только на сборах металлолома и макулатуры, когда собирали в пользу каких-то там детей Анголы или Чили. Или же во время первомайских или ноябрьских демонстраций, когда все пионеры шли в колонах с красными знаменами и транспарантами, кричали «ура!» и запускали в небо воздушные шарики.

— Я просто про фашистский переворот в Чили много читал… у меня в Сантьяго жил друг. Мы переписывались… Он погиб… Его расстреляли… — Макс замолчал.

— Да знаем мы все — и про Чили, и вообще… Смотрели кино. «В Сантьяго идёт дождь» [«В Сантьяго идёт дождь» — художественный фильм совместного франко-болгарского производства о фашистском перевороте в Чили, когда был убит президент страны, социалист Сальвадор Альенде. Фраза «В Сантьяго идёт дождь» — пароль к началу военного мятежа в Чили в 1973 г. Переданная на военных радиочастотах, фраза стала сигналом для сторонников генерала Аугусто Пиночета к началу фашистского восстания.] называется. Но при чем здесь Советский Союз? Фашистов давным-давно разбили, тридцать лет прошло, даже больше. Мы что — должны постоянно вспоминать про концлагеря и битву под Москвой? — толстый Андрей, кажется, был не на шутку раздосадован выпадом Макса.

— Ты, Андрюха, даже не представляешь, как фашизм может оказаться прямо у тебя за спиной. А фашисты, которых, как ты говоришь, давно разбили, завтра, ну, пусть не завтра, а, скажем, лет через тридцать-сорок, придут к тебе, лично к тебе в дом и застрелят тебя, твою жену, и твоих детей! — Макс начал заводиться.