Александр Зорич
Морпех — победитель магов
Пролог
40 миль на зюйд-вест от Сокотры
Индийский океан, Аденский залив
Надрывный ревун боевой тревоги одним рывком выхватил старшего лейтенанта Сергея Щукина из цепких объятий сна.
Щукин открыл глаза и, быстрее чем успел оглядеться, принялся шнуровать высокие ботинки. Со времен училища это действие стало для него рефлекторным как дыхание.
Его соседа по кубрику — замкомандира БЧ-5 Константина Филина — на месте не было.
«Видать, вахту стоит, согласно купленным билетам», — промелькнуло в сознании старлея.
В дверь вопросительно постучали.
— Да! — гаркнул Щукин осипшим со сна голосом. — Можно!
На пороге появился упитанный краснолицый сержант Шведенко, командир второго отделения. Его взгляд был озабоченным, и даже хищное жерло под-ствольного гранатомета «ГП-30 на его автомате глядело как-то особенно сердито.
— Товарищ старший лейтенант, по указанию капитана Баранова сообщаю вам, что нас поднимают на настоящее дело. Это не учения, пойдем на пиратов.
— Да я понял по гранатомету твоему, что не на учения. — Щукин тер глаза кулаками. — Ты мне скажи: полным составом или как?
Шведенко деликатно подавил зевок и ответил:
— Похоже, полным. Вам приказано лететь с моим отделением на вертолете. Остальные отделения выбрасываются катерами…
— Ого! И катера, и вертолет… Не много ли гадам чести? — С этими словами лейтенант засупонился на все положенные застежки комплекта полевой экипировки «Ратник» и, по давно выработавшейся привычке, попрыгал на месте — ничего ли не звенит? Ничего не звенело — за исключением, конечно, тестикул.
— Много чести, согласен. Но уж больно гады наглые попались. Сухогруз захватили!
— Наш?
— Наш. «Академик Вавилов».
Щукин присвистнул. Целый сухогруз! И не чей-то, а Российской Федерации! Вот это ЧП так ЧП!
Такое уже и по телевизору могут показать. «Авось и Ксюха увидит… И поймет наконец, дурында, какое счастье потеряла», — подумал Щукин с тоской.
Их транспорт — многоцелевой вертолет «Ка-62» — уже вовсю рубил лопастями студеный утренний воздух. Щукину показалось, что машина подпрыгивает, пританцовывает от нетерпения.
В широкий бортовой проем, обнаженный сдвинутой дверью, втягивался хвост второго отделения, командиром которого и был краснолицый Шведенко.
Щукин узнал тяжелую поступь гранатометчика Краснова, собранную походку снайпера Ковача и необъятные плечи сержанта Монина, заместителя Шведенко. За ними прошмыгнула щуплая фигурка переводчика со всех мыслимых местных наречий на сравнительно понятный русский, бывшего студента Университета дружбы народов Мустафы, фамилию которого из четырех кашляющих слогов ум Щукина просто отказывался запоминать.
Бронежилет болтался на Мустафе как мамин лифчик на пятикласснице — по меткому замечанию дяди Вовы, закадычного друга Щукина, несмотря на разницу в возрасте и званиях.
Сам дядя Вова, их ротный старшина, цедя нечленораздельный матерок сквозь сцепленные зубы, явился на сцену спектакля несколько мгновений назад. Квадратная челюсть, стрижка «ежик», веселые глаза гуляки.
В огромных лапищах он сжимал ценный реквизит — ручной пулемет «Печенег».
Щукин знал, что вообще-то дядя Вова больше любит бить из «крупняка», сиречь из 12,7-миллиметрового «Утеса». Но Баранов настоял, что на штурм «Вавилова», в придачу к установленному на борту «Ка-62» в шкворневой установке «Утесу», надо взять еще и тактически мобильный «Печенег».
«Небось начальство прорицает, что будем мы по трюмам шарить, зашкерившихся пиратов выковыривать», — подумал Щукин уныло. Это дело он искренне ненавидел. В частности потому, что большинство потерь — оно как раз в трюмах вот таких вот…
— Как сам, старшина? — спросил дядю Вову Щукин.
— Хуже, чем в пивной, лучше, чем на губе, — философически ответствовал тот.
— Что по поводу дела думаешь?
— Кончать надо болезных. И быстро, — сказал дядя Вова ласковым голосом доброго людоеда, указывая взглядом во мглистые морские дали, где обитали «болезные», то есть пираты.
— Быстро и быстрее быстрого, — согласился Щукин.
— Кореец. Красавец, — вынес вердикт дядя Вова и, картинно поднеся к губам пальцы щепотью, причмокнул.
— Где кореец?! Какой красавец? — вскинулся Щукин.
Никаких корейцев он на крыльях мостика захваченного сухогруза «Академик Вавилов» не наблюдал.
Два субъекта, вооруженные ржавыми «Калашниковыми», были черны, как нефть, кучерявы и определенно не принадлежали к монголоидной расе.
— Я не про людей. Я про сухогруз, — пояснил дядя Вова снисходительно. — Он корейской постройки вообще-то. Их, таких красивых, целых четырнадцать штук для России на Инчхонских верфях наклепали.
— Откуда данные?
— Из открытой печати. Ты, старлей, тоже хоть иногда «Голос Севастополя» почитывал бы… Оно кругозор-то расширяет.
— «Голос Севастополя»! Кто ж мне дает? — Щукин покраснел — как всякий раз, когда приходилось бесстыдно врать. — Я когда до кают-компании добираюсь, там только телефонный справочник и остается. Да еще устав строевой службы… Все остальное — на руках!
Вообще-то в редакции «Голоса Севастополя» работала его девушка, Ксения. И Щукину, после недавней очень серьезной размолвки, которая, пожалуй, тянула на разрыв отношений, каждая буква в «Голосе Севастополя» напоминала о ней…
Разговор Щукина со старшиной, происходивший у приоткрытой бортовой двери с «Утесом» на шкворне, был прерван капитаном Барановым — командиром взвода и непосредственным руководителем операции по освобождению многострадального сухогруза.
— Товарищ старшина, ставлю боевую задачу, — обратился Баранов к дяде Вове. — Будете бить из пулемета туда, куда красными ракетами дадут целеуказание с катеров… Это понятно?
— Более чем.
— Без целеуказания не стрелять. Без моего прямого приказа тоже, — продолжал Баранов. — Когда обе группы с катеров поднимутся на борт и дадут нам «добро» на высадку, вы берете «Печенег» и идете замыкающим с отделением Шведенко, — с этими словами капитан махнул рукой в глубь транспортного отсека, где, подобно голодным стервятникам на утесе, восседали бойцы второго отделения.
— Так точно!
Пока капитан Баранов говорил, Щукин прогнал через свое воображение картинку самого наиближайшего будущего.
Вот два штурмовых катера «Белуга» лихо подлетают к покрытым ржавыми потеками бортам сухогруза с обоих клюзов. Летят на палубу выстреленные из специальных линемётов концы. Лязгают о металл «кошки». Под прикрытием огня — ритмично щелкают по глухому фальшборту пули — наверх лезут стрелки из отделений кавказца Ачасоева и северянина Рытхэу…
Вот в этом месте, возможно, потребуется деятельное участие дяди Вовы и его «Утеса». Если пиратам вдруг покажется, что они имеют возможность напружинить хвост на русских морпехов, задача дяди Вовы — хвост им этот открутить…
Затем что?
Затем штурмовые группы понесутся по палубе к входам в трюм и к трапам, ведущим на надстройки.
В это же время пилоты завесят «Ка-62» над крышей мостика и настанет черед их отделения.
Впереди — бойцы Шведенко.
За ними — дядя Вова с верным «Печенегом».
И наконец он — Щукин. Несокрушимый, как Валуев, и невыносимо крутой, как Джейсон Стэтэм.
Ну и переводчик Мустафа — у него, Щукина, под мышкой.
Но реальность смело перечеркнула это батальное полотно.
Второй пилот, свесившись через подлокотник, заглянул в транспортный отсек и прокричал несколько слов.
Но что-то было не так — ни Щукин, ни Баранов не услышали ни звука в своих наушниках.
«Не слышу!» — жестом показал Баранов пилоту.
«Отбой!» — точно так же, на языке жестов, разъяснил пилот в ответ.
— Но почему «отбой»?! — заорал Щукин, пытаясь перекричать турбины.
«Всё потом!» — отмахнулся пилот.
Машина, заложив крутой вираж, легла на обратный курс.
Щукин, дядя Вова, Баранов и все отделение Шведенко с тоскою смотрели на то, как их чернокожие цели приплясывают на палубе от счастья и крутят вертолету факи.
Кривляющиеся пираты делались всё меньше, а Индийский океан вокруг — наоборот, всё неохватнее. Настроение неумолимо ползло вниз. Вопросы множились.
«Только зря разбудили», — зло подумал старлей Щукин, закрывая красные от перманентного недосыпа глаза
