Александр Зорич

Стальные грозы

Глава 1

Контуженый-заслуженный

Август, 2622 г. Кубинка Планета Земля, Солнечная система

Офицер службы психологической помощи, а по совместительству доктор психиатрии с ароматной фамилией Кваснов огладил ухоженную русую бородку, водрузил на переносицу очки и, поглядев на майора Растова с мягко остывающим интересом, попросил:

— Константин Александрович, пожалуйста, сосредоточьтесь. И расскажите, что именно произошло вчера утром на Каштановой аллее.

— Я уже написал в протоколе задержания, — холодно ответил Растов.

— В протоколе — это в протоколе. Мне нужно услышать живой рассказ. Поглядеть, как вы жестикулируете. Увидеть выражение ваших глаз. Мне ведь поручено вынести решение.

— Решение?

— Насчет того, не рано ли вас… так сказать, вернули в строй. Может, следовало бы еще некоторое время… подлечиться? Отдохнуть? Я бы порекомендовал санаторно-курортное лечение. На Ардвисуре.

Кваснов — сама корректность. Растов похож на школьника, пойманного на списывании.

— Зачем «подлечиться»? Я фактически здоров, результаты анализов в норме, ничего не болит… И хотя физические показатели у меня пока восстановились не полностью, я работаю над этим каждый день. В том числе по утрам, на Каштановой аллее. Я там бегаю. Десять кэмэ.

— Бегаю — это не совсем то. Тут, мне кажется, нужна психологическая разгрузка… Коррекция…

На лбу Кваснова выступила незапланированная капля пота. И даже не особенно наблюдательный Растов понял: добрый доктор не знает, как именно лучше действовать, чтобы получилась идеальная консультация. И, поди, уже жалеет, что взял «сына самого Председателя».

— Ладно, я повторю… Итак, вчера, во время утренней пробежки, километре эдак на третьем, при входе на Каштановую аллею Центрального парка имени Чехова, меня едва не сбил мобиль «УАЗ», модель «Кунашир», расцветка «хамелеон». Он остановился в миллиметре от меня. Именно в миллиметре. О чем, я так думаю, имеется запись какой-нибудь из камер наблюдения… Это тем более возмутительно, что я находился на пешеходном переходе, оснащенном световыми ограничителями… А значит, мне должны уступать дорогу!

Кваснов радостно закивал, жестами побуждая Растова говорить.

— Да! А потом?

— Я подошел к водителю, который даже из кабины выйти не соизволил… Вытащил его, значит, из водительской двери… И три-четыре раза ударил его… Слегка.

— В какие места?

— Два раза под дых. И два раза в челюсть. Кажется, так. — По контрасту с событием, о котором шел рассказ, Растов выглядел очень рассудительно.

— Константин Александрович… Хм… Вы били водителя потому, что он проявил невнимательность по отношению к вам лично? Так?

— Нет, потому что за день до инцидента я уже видел этот траханый «Кунашир» на том же переходе. Тогда он едва не сшиб двух студенток, толстопопиков таких румяных. Те, как и я, бегали. Фигуры себе набегать пытались… Студентки его, конечно, не отделали, силенки не те… Но по матери послали знатно, я слышал!

Брови доктора Кваснова удивленно взлетели на лоб.

— Константин Александрович, а почему вы вчера милиции не рассказали про студенток?

— А потому что меня никто не спрашивал! — ответил Растов с вызовом. — Я человек военный. Привык говорить только на те темы, о которых спрашивают!

— То есть вы решили самостоятельно наказать водителя, который небрежно относился к правилам дорожного движения, так? — подсказал доктор Кваснов и занес руку над бланком.

— При чем тут «небрежно относился»?! — начал помаленьку закипать Растов. — За день до того этот тип едва не сбил двух девчонок, будущих матерей. А на следующий день — меня. Это не назовешь «небрежностью»! Так ведут себя только чудаки на букву «м» и потомственные передасты.

— Подождите, не кипятитесь, — примирительно заулыбался Кваснов. — Я просто…

— Слушайте, доктор, зачем вы все это у меня так подробно выспрашиваете, а? Не из любопытства же, правда? — Растов подался вперед всем телом и проткнул психолога взглядом, как энтомолог букашку.

Кваснов испуганно отодвинулся к стене вместе с креслом — столько напора было в растовской мимике и жестах! — и быстро заговорил:

— Мне сообщили, я должен вас аттестовать. Выставить вам оценку за психическую вменяемость. И еще одну оценку — за уровень агрессивности. Третью оценку — за адекватность… социальную. Также я должен написать вот на этом бланке, — Кваснов потряс в воздухе разлинованным листом пластика, — есть ли, по моему мнению, у вас послестрессовый синдром и насколько он выражен…

— Короче, вы думаете, а вдруг этот майор, как вчерашний фронтовик, сейчас на мирных людей бросаться начнет? Может, он контуженый?!

— Примерно так.

Некоторое время оба сидели молча — Кваснов скрестив руки на животе, Растов — уставившись в пол.

Первым нарушил тишину Растов:

— Послушайте, доктор… А вы бы что, не стали бить того водителя?

— Ну… — Кваснов огладил свою чудо-бородку и отвел взгляд.

— Не стали бы, даже несмотря на то что точно знаете: цвет «хамелеон» еще до войны запрещен? И невзирая на известную каждому школьнику истину, что на пешеходных переходах надо останавливаться? И из машины выходить, если человека едва не сбил? Что надо хотя бы извиниться перед ним, нет? — Растов весь лучился сарказмом.

— Видите ли, я, скорее всего, записал бы номер этого негодяя и настучал бы на него в милицию! Это соответствует типу моей личности.

— Ага! Настучали бы! И милиция прислала бы ему штраф! И он бы этот штраф оплатил, даже не заметив! Среди счетов за отбеливание ануса и стрижку когтей своей чихуахуа! И продолжил бы ездить дальше в той же хамской манере! Потому что с чувством собственной важности у гражданина все в порядке! И с деньгами тоже, если у него на «Кунашир» хватило! Вот вам, доктор, на «Кунашир» хватает? Говоря откровенно?

— Мне — нет… Но меня же и по визору с утра до ночи не крутят, как Куллэ.

— Его фамилия Куллэ? — оживился Растов. — И его крутят по визору?

— А вы разве не знали? Он певец! Бриллиантовый голос России! Кумир всех школьниц от Минска до Находки! «Чмокаю, чмокаю щеки твои, щеки твои», — противным козлетоном напел Кваснов. — И вот это: «Я хочу с тебя снять, с тебя снять твое платье-платье цвета мухомо-о-ра…»

Растов поглядел на доктора испуганно. «Мухомо-о-ра?»

— Вы это, не подумайте чего… У меня просто дочке четырнадцать лет. Я волей-неволей вникаю… Из-за двери по утрам доносится, — объяснил Кваснов и развернул на Растова фотографию довольной жизнью нимфетки в переливающейся рамке, что служила единственным украшением его белого как снег письменного стола.

— То-то я думаю, чего он так на педика похож, этот ваш Куллэ. Шевелюра эта серебристая, кольцо над глазом… И в милицию сразу трезвонить начал, права качать… Уверен был, гаденыш, что кто-то за него обязательно заступится… «Проявит понимание».

— Откуда Куллэ было знать, что его поколотил сын Председателя Растова? — со спокойной ехидцей заметил доктор.

И снова в комнате воцарилась тишина, плотная, как рождественский холодец.

И снова Растов был первым, кто ее нарушил.

— Послушайте, доктор… А можно, я… пойду? — с мольбой сказал майор. — У нас из роты три танка списали в заводской капремонт… Еще один на Навзаре в безвозврат ушел… В итоге, чтобы восстановиться до полной численности, мы должны принять и обкатать четыре новые машины. Этим, конечно, заведует зампотех батальона товарищ Пыж. Но я все равно должен присутствовать!

Кваснов поглядел на Растова с облегчением.

— Ну, ежели надо, то идите… Но это… вы должны отдавать себе отчет, что я вынужден назначить вам еще одну встречу в этом же самом кабинете!

— Да хоть две! — Растов обрадованно вскочил. — Буду теперь коллегам представляться «контуженый-заслуженный»!

— А вот если я назначу вам две встречи в этом кабинете, Константин Александрович, это будет означать, что я признал вас «условно вменяемым». И что я начинаю курс реабилитационной терапии, — угрюмо прибавил Кваснов.

А когда Растов взялся за ручку входной двери, заметил еще более угрюмо:

— И вот еще что… Я бы, наверное, тоже этого Куллэ отделал.


Военпсихиатру Растов, конечно, немного приврал.

Да, ему нужно принимать новые танки. Но это будет только завтра утром, 5 августа. А на сегодня его рабочий день уже закончен. И его задача — впустить в свой коттедж новую домработницу, Марию Федоровну, неотлучно сопровождаемую ее прытким универсальным роботом-уборщиком.

Причем не просто «впустить», а дать ей кое-какие указания эстетического и процедурного свойства.

И про цветы, чтобы пошла выбрала самые-самые. И про доставку из магазина особых крымских вин, и чтобы обязательно был итальянский мускатель. И про кейтеринг из ресторана «Салют», пусть все три раза перепроверит и этим рвачам в поварских колпаках перезвонит. И про новое постельное белье, атласное, цвета молочного шоколада, пусть стелит. Это белье когда-то выбрала для Растова мать, но он, конечно, поленился его даже распаковать, пользовался казенным. Но теперь уж сам бог велел…

Все это страшно важно. Куда важнее докторских аттестаций.