«Наркоторговцы! Кто бы сомневался!» — поежилась Ада.

А вслух уточнила:

— Поэтому у тебя такое странное имя?

— Ашер — традиционное имя в нашей семье.

— А как еще у вас называют детей?

Помолчав, он все же ответил:

— Моего брата-близнеца звали Шем.

— Шем, — беззвучно, одними губами повторила за ним Ада. — Шем… — Как ветер в черных прибрежных скалах. — Шем… — Как эхо, на которое никто не отзовется.

Они пересекли мост, пошли по набережной, и тогда она вернулась к разговору:

— А где сейчас живет твоя семья?

— В Неаполе. — По тону чувствовалось, что его терпение заканчивается.

— Это их ты навещаешь, ну, знаешь, когда уезжаешь на несколько дней?

— Нет. Уезжаю я по делам. В Дом моего отца никто не может явиться без приглашения. Он меня пока не звал. Пойдем, начинается дождь.

Ада с недоумением взглянула на небо. Ни тучи, ни дождинки. Но едва они успели дойти до машины, как дождь прорвался с неба крупными горючими слезами.

* * *

Во Флоренцию пришли зимние дожди. Стучали, лили, проливались. Солнце пряталось за сеткой мороси, стыдливо выглядывало из-за туч — и тут же скрывалось в глубинах облачного ватного царства. Старинные дворцы облезли и осунулись под потоками воды, мощеные улочки пахли сточной канавой, а по мостам через мутную реку Арно текла толпа людей под черными зонтами, словно все жители города облачились в траур.

Ада томилась на вилле. «Ску-у-учно», — тянула она, и ей вторили ручейки воды на стекле. Еле уговорила Ашера, чтобы на виллу кроме газет доставляли модные журналы. Он просматривал газеты за утренним кофе, раскрывал их наугад, хмыкал, наткнувшись на что-то понятное или интересное только ему одному, закрывал, сминал и скидывал в ящик для растопки камина — там хранилась тонкая щепа и вчерашние газеты.

На некоторое время журналы развлекли Аду. Но одной модой ведь сыт не будешь, скуку так не убьешь. Пробовала научиться вязать. Но не зря же у нее еще в детдомовской мастерской не заладилось с рукоделием, подсчет петель и медленное шевеление спицами привели ее в бешенство, она была готова выколоть проклятой спицей кому-нибудь глаз. Почитать, что ли?

У Ашера в кабинете, в шкафах за стеклом, находилась целая библиотека. Ада видела, как в отсутствие хозяина Лючия, воровато озираясь, убирала комнату, пугаясь каждого шороха, нервно трясясь даже от шума работающего пылесоса. Ашер не приветствовал лишние электроприборы в доме, на кухне даже тостера не было, не говоря о микроволновке.

Шкафы с книгами в кабинете оказались запертыми на ключ. Ада дернула одну дверцу, другую. Книги за стеклом выглядели то распродажной древностью со стертыми названиями на ветхих переплетах, то солидными изданиями в кожаных обложках и даже в золотых окладах с пустыми гнездами (очевидно, из-под декоративных камней).

Если Ашер проводил вечер дома, после заката он читал небольшую книгу, размером с ладонь, в зеленом кожаном переплете, с потертыми углами и даже без следа былого названия на обложке. Он раскрывал книжицу, как и газеты, наугад и читал с той страницы, которая ему попадется. Эту книжку Ашер всегда носил при себе, за стеклами шкафов Ада не видела ни одной похожей.

Последний шкаф… Без особой надежды на успех подергала ручку-скобку. Заперто. Дернула сильнее, просто от раздражения на неудачу, и стекло, которое держалось в подгнивших пазах непрочно, выскользнуло из гнезда, провалилось внутрь и осыпало нижние полки осколками прозрачной геометрии.

«Ашер меня убьет! — испугалась она, отпрыгивая от разлетевшегося в стороны стекла. Но любопытство оказалось сильнее. — Да свалю на Лючию, а будет отпираться, про пылесос расскажу, — успокоила себя Ада и, с опаской протянув руку к книгам, вытянула из плотного ряда одну, в тисненой коже. Ovidius Metamorphoses. — Наверное, про монстров или что-то сказочное», — решила она. Присела на ручку кресла у стола. На минутку, только чтобы пролистать книгу. От пожелтевших страниц пахнуло особым книжным запахом, и не только… Тонкое обоняние Ады было не провести: от старого томика шел аромат ванили, напоминающий «Шалимар».

Книга оказалась на непонятном языке. Английский? Итальянский? Шрифт ужасно старомодный. Но занятно… Ада начала читать с середины, перешла к началу, забравшись в кресло с ногами, не отрываясь от страниц.

Вселенная рождалась, древние боги выступали вперед, они возвещали приход новой эры, создавали любовные союзы, проливали слезы, превращались в птиц и цветы, скользили грациозными ланями среди деревьев, обольщали женщин и мужчин… Боги уходили под землю, возвращались на небо, ныряли в морскую пучину, брались за оружие, вновь и вновь целовали земных женщин в уста, алые как гвоздики.

Но не только история увлекла Аду. Очень скоро она поняла, что может проверить себя с любой страницы, — каждую строчку могла прочесть глазами и вслух, прекрасно понимая смысл прочитанного. И странное дело, прочитанное рождало в ней ощущение чего-то давно забытого, будто она уже держала в руках этот том и даже делала пометки. Поля этого экземпляра были чисты, но Ада легко находила места, где не хватало тонких чернильных штрихов.

Поглощенная своим исследованием, она даже не заметила, как вернулся Ашер. Вопреки ожиданиям, он не рассердился, а может, просто устал и не хотел скандала:

— Там нет картинок. И вообще, это латынь. Поставь на место.

Ада надула губы:

— Жадина-говядина, пустая шоколадина, — пробормотала она по-русски.

— Что? — Ашер рассматривал дверцу шкафа, не сумевшую сохранить неприкосновенными его книжные сокровища.

— Не очень-то и хотелось. — Она протянула ему книгу: — И вообще, я, кажется, уже где-то это читала. Или видела фильм.

— «Метаморфозы»? Где же ты могла читать Овидия? — Ада уже научилась различать оттенки его настроения по интонации. Ашер никогда не улыбался. Веселье обычно проявлялось в нем глухим раздражением. — Может, тебе не составит труда перевести? — Он с язвительным полупоклоном подал ей раскрытую книгу.

«Вот гад! Ну, держись!»

Ада переводила с листа, пока не охрипла. Ашер стоял над ней в оцепенении, а она не смела прервать декламацию, пока он не остановит.

— Ладно, допустим, — сказал он так, как будто спорил с невидимкой. — А эту… — достал он с нижней полки другую книгу, стряхнул с нее остатки стекла, раскрыл, подал Аде.

Незнакомые значки-червячки. «Жаль, не прочесть, — искренне огорчилась она. — Как было бы здорово стереть с лица Ашера его самодовольную гримасу». Чувствуя важность момента, Ада тянула время, скользила взглядом по строчкам, будто вчитывалась и разбирала слова. Ашер ждал. И Ада ждала чуда: может быть, вот-вот зазвонит телефон в гостиной, и Лючия позовет Ашера, или придет кто-нибудь из его подчиненных, тогда он прикажет Аде выйти из кабинета. Но вместо этого за «червячками» начал вырисовываться смысл. Ада неуверенно, с середины страницы, с неполной фразы, начала переводить по словам.

Ашер не дослушал, рванул книгу из ее рук, захлопнул — и по неосторожности оторвал кожаный хлястик застежки. А смотрел на Аду так, будто она повинна в миллионе грехов и даже в оторванном хлястике: «И древнегреческий…» — словно оповестил он кого-то невидимого.

Ашер закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Аде послышался в глубине его вдоха стон. Из внутреннего кармана пиджака Гильяно достал потрепанную книжицу в зеленом переплете:

— Читай! — И сунул ей в руки.

На ощупь Ада определила материал — сафьян, только очень старый, протершийся до дыр.

Это была не книга, а записная книжка с тонкими, хрупкими страницами, испещренными непонятными знаками. Палочки и стрелки ершились во все стороны. Воодушевленная успехом чтения греческого текста, Ада всматривалась в начертанные символы и ждала, когда магия проявит себя вновь. Но знаки молчали, не желали выдавать тайну. Ашер даже присел на корточки, чтобы ему удобнее было следить за ее лицом.

— Не могу прочесть. — Она протянула ему книжку, но он ладонью вернул ее обратно.

Ада осторожно перелистнула несколько страничек. Может, ей сложно их понять оттого, что текст на оборотной стороне просвечивает сквозь текст на лицевой… И начертание знаков различается, будто писал не один человек. Как Ашер разбирается в этой абракадабре? И тут сердце ее стукнуло, в глаза бросилось слово, которое она знала, точно знала… Ада не могла произнести его… Смысл лишь скользнул по поверхности сознания, разум закрылся, словно защищая себя, а книга выскользнула из рук. Ашер подхватил ее и с тревогой спросил:

— Что-то знакомое?

Морщинка прорезалась над левой бровью, вид у Ады был потерянный, даже несчастный:

— Нет… Мне показалось. Нет, я кое-что вспомнила. Или показалось, что вспомнила. Нехорошее. Значки… они похожи на рыбьи кости… или… на следы когтей демонов. Пустяки, — натянуто рассмеялась она, растирая ладонями внезапно побледневшие щеки. — А что это за язык?

— Эмегир. Благородный язык. Историки называют его шумерским, — пояснил Ашер и спрятал книжку.

— Ты ведь рассказывал, что у тебя шумерские корни, правда, я помню только про опиум, — хихикнула Ада, чтобы разрядить обстановку, в то время как Ашер оставался серьезным. — Можно было догадаться, что ты подсунешь мне книжку на языке твоих предков.