— Ты в порядке? — Это Соланж поспешила мне на помощь.

— Думаю, да.

Зубы у меня стучали. Я старалась подавить слезы разочарования и вины, вскипавшие на глазах. Николас сначала изобразил презрение, потом грубовато закутал меня в вязаный шерстяной плед и подтолкнул к дивану.

— Ты совершенно зеленая, — пробормотал он, нажимая мне на затылок и заставляя наклонить голову к самым коленям. — Дыши!

Хелена уже стояла у окна, негромко рыча. Она прикрыла глаза ладонью. Стекло делало солнечные лучи безопасными, но все равно бледные глаза вампиров были слишком чувствительны.

— Мне очень жаль, — в отчаянии сказала я. — Я всего лишь хотела дать ему глотнуть чая. Он сказал, что умирает от жажды.

Я прекрасно видела, что Лайам сдерживается лишь огромным усилием воли. Сухожилия на его шее натянулись так, что их было видно издали, а подбородок как будто стал каменным.

— Что случилось дальше? — спросил он очень медленно и четко.

Мне захотелось провалиться сквозь землю.

— Он пустил мне в лицо какую-то пудру. — Я потерла оледеневшие руки, пытаясь понять, то ли это побочный эффект отравления, то ли результат потрясения. — Я сначала сопротивлялась. Это было что-то похожее на ваши феромоны. Но вторая доза меня добила. Он велел мне развязать его. — Я на мгновение прикрыла глаза, разозлившись на себя. — Я послушалась, ничего не могла поделать с собой.

— Сама развязала? — взорвался Куинн. — Намеренно?

Отец одним взглядом заставил сына замолчать, подошел ко мне и сел напротив. Я попыталась избежать его взгляда, но у меня ничего не вышло. В зрачках Лайама я увидела огромное терпение, и никаких обвинений.

— Мне очень жаль. Я пыталась бороться, но чувствовала себя как будто загипнотизированной или что- то в этом роде.

— Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что помнишь.

Я подробно описала вкус той пудры, как она щекотала у меня в носу, прилипала к одежде.

— Гипноз, — холодно произнес Лайам.

Хелена покинула свой пост у окна. Она показала на письменный стол, Коннор тут же направился к нему и достал из нижнего ящика маленькую шкатулку, украшенную драгоценностями. Потом он с помощью маленькой кисточки собрал с моей одежды и ковра пылинки пудры, оставшейся там.

— С таким мы еще не сталкивались. Нам недостает опыта, — сказал Лайам. — Мы попросим Джеффри сделать анализ этого порошка.

Джеффри учился в вечернем биологическом классе местного колледжа. У него была еще и собственная лаборатория, он постоянно ставил разные эксперименты и изучал уникальные способности Дрейков.

— Но что это такое?

— Нельзя сказать точно насчет компонентов, но сюда наверняка входит какая-то трава из набора зомби. Насчет остального мы знаем только, что состав очень сильный. Ясно теперь, что мы должны были обыскать его тщательнее.

— Он прятал это в рукаве. — Я оскалилась. — Если я когда-нибудь еще увижу его, то покажу, что значит…

— Держись от него подальше, — перебил мою декламацию Николас.

Я не обратила на него внимания и спросила:

— Что мы теперь будем делать?

— Вернемся в постели и немного отдохнем, — мягко ответил Лайам. — Предоставь нам тревожиться об этом.

Соланж зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть. Ее братья выглядели бледнее обычного, под их водянистыми глазами залегли круги, темные, как синяки. В конце концов, все они были еще слишком молоды. Логан прошел обращение всего два года назад. Он был так измучен, что казался пьяным и едва держался на ногах. Себастьян поддержал его по дороге к лестнице. Николас прошел обращение и вовсе недавно. Я была уверена, что только злость на меня помогала ему не упасть.

Соланж снова зевнула и спросила:

— Как ты, справишься?

— Возвращайся в постель, — кивнула я.

Было всего около одиннадцати, но Соланж тоже не держали ноги, и она слегка покачивалась. Остальные члены семьи разбрелись по своим спальням, а Лайам и Хелена продолжали шептаться о чем-то. Отец семейства взялся за телефон и начал набирать номер. В комнате остался только Николас. Он был белым, как молоко.

— Ты идешь наверх? — спросила я.

— Через минуту-другую, — ответил он, подойдя поближе.

Я наконец-то согрелась. Плед соскользнул с моих плеч.

Николас смотрел так, словно ему хотелось ободрать меня, как апельсин. Я вспомнила тепло его губ, прижавшихся к моим, нахмурилась и почему-то занервничала.

— Что?

— Я только хотел кое-что попробовать…

Его прикосновение было мягким, ладонь скользнула по моей щеке, по руке, вниз к талии… Глаза Николаса походили на осенний дождь — жестокие, загадочные, прекрасные…

Гипнотизирующие.

— Прекрати, — шепнула я.

— Держись подальше от Кайрана, — мягко потребовал Николас. — Он опасен.

— А ты нет?

— Давай выясним — Он придвинулся еще ближе так быстро, что я и моргнуть не успела.

— Что ты делаешь?

— Понятия не имею, — признался Николас, губы которого были так близко от моих, что я чувствовала его дыхание.

— Я думала, ты меня терпеть не можешь — Мне ужасно хотелось наклониться вперед, пусть совсем немножко.

— Так и есть.

— Ты вечно пытаешься проверять на мне всякие вампирские штучки.

— Они на тебя не действуют.

— Вот и не забывай об этом. — Мой голос был мягким, как взбитые сливки, и этот тон прекрасно дополнял мою самодовольную ухмылку.

Мы не закрыли глаза, даже когда наши губы встретились. По мне с головы до ног ползали щекочущие мурашки. Однако холодно от них не стало. Я чувствовала себя так же, как в самый долгий и жаркий летний день. Кожа Николаса оставалась прохладной. Мне даже захотелось куснуть его, как будто он был сливочным мороженым. Когда язык Николаса коснулся моего, я наконец-то закрыла глаза. Я отдалась мгновению, полностью погрузилась в него. Мне хотелось, чтобы это продолжалось до следующего года и еще дольше. Я никогда прежде не ощущала ничего подобного.

Но ведь к такому можно и привыкнуть.

А если вообразить, что мы действительно нравились бы друг другу?

ГЛАВА 5

СОЛАНЖ

Суббота, день

Когда я проснулась, Люси бормотала что-то себе под нос. В этом не было ничего необычного, хотя сегодня в ее голосе звучало особенное напряжение, не такое, как из-за нашего слишком медленного Интернета. Те несколько ферм, что составляли владения Дрейков, раскинулись почти на тысячу акров, и на некоторых из них не было вообще никаких источников энергии. В нашем доме, к счастью, имелась спутниковая связь, хотя это значило, что если где-то над континентом зависали облака, то нам приходилось нелегко.

— Дурацкий спутник!

Мне не нужен был калькулятор, чтобы подсчитать, сколько раз я просыпалась под такие вот завывания возле моего компьютера. Терпение не было одним из главных достоинств Люси. Я поглубже зарылась под одеяло. Солнце казалось немножко слишком ярким, но мне нравилось, как его лучи согревали мое лицо.

— Который час? — зевнув, спросила я.

— Третий, полагаю. — Люси бросила на меня быстрый взгляд и записала что-то на листке бумаги. — Затычки для носа, да, они определенно нужны. И карманный нож, что-то по-настоящему острое. Ох! — взволнованно перебила она сама себя. — Электрошокер! Как ты думаешь, такие есть в интернет-магазинах?

Я снова зевнула, приподнялась на локте, поняла, что чувствую себя куда более усталой, чем обычно, но постаралась не обращать на это внимания и спросила:

— Какого черта, чем это ты там занимаешься?

— Составляю список снаряжения, — мрачно ответила Люси, — Я не намерена позволять этим уродам из «Гелиос-Ра» снова использовать меня, чтобы добраться до тебя.

— Ты ни в чем не виновата.

— А вот Николас думает, что виновата. — Люси мои слова явно не убедили.

— С каких это пор тебя стало интересовать, что он думает?!

Люси немного помолчала, потом щелкнула мышкой и заявила:

— Неплохо. Эй, смотри-ка, у них есть шоковые пистолеты! Этот вроде бы даже с торговой маркой «Хеллоу, Кити»… А может, и нет, трудно сказать. — Глаза Люси комически расширились. — Из чего оно сделано, из чистого золота и бриллиантов? Мне такого не купить на карманные деньги!

— Люси, ты не можешь заказать что-то такое дорогое. — Я застонала и уронила голову на подушку.

Подруга состроила гримасу и подтвердила:

— Да уж пожалуй.

— Кроме того, ты знаешь, что у мамы в кладовой, скорее всего, есть такие штуки.

Люси развернулась на стуле и уставилась на меня сверкающими глазами.

— Думаешь, она даст мне одну?

— После прошлого раза? И не надейся.

— Да о чем ты! Это же было сто лет назад!

— Все отлично помнят, что случилось, когда ты убедила маму научить тебя стрелять из лука.

— Откуда же мне было знать, что подвернется такая хорошая цель?

Люси тогда чуть не угодила стрелой прямо в сердце Маркуса, а это наверняка убило бы его, как и любого из нас. Стрелы действуют точно так же, как колья. Неважно, из чего они изготовлены, если достаточно остры и попадают точно в сердце. Конечно, добиться этого нелегко. Грудная клетка представляет собой достаточно надежную защиту.

— Ты что-то очень бледная, — вдруг нахмурилась Люси. — Хорошо себя чувствуешь?

— Ох, хотя бы ты-то не начинай! — Я накрыла голову подушкой. — Со мной все в порядке!

— Ты раздражительна.

— Потому что ты меня достаешь! Я еще и не начинала доставать тебя! — Люси ткнула пальцем в мою сторону.

Я одним глазом выглянула из-под подушки и попросила:

— Уйди отсюда, Люси. Я устала.

Я попыталась изобразить открытым глазом то ледяное пламя, которое так удавалось моей маме.

Люси вскинула голову и заметила:

— А у тебя все лучше получается.

В такой долгой и крепкой дружбе хорошо то, что даже мое грядущее полное превращение в вампира ничуть не беспокоило Люси. Ее улыбка смягчилась. Отлично. Мои вампирские штучки вызывали у нее жалость, а не страх.

— Поспи еще, — сказала она.

Солнечный луч сверкнул на блестках ее бархатного шарфика и ослепил меня.

— Я все-таки составлю списки того, что заставит Кайрана страдать мучительно и долго.

Кайран.

Я закрыла глаза, гадая, почему без всякого труда могу назвать точный оттенок его темных глаз, таких враждебных. Мне бы следовало думать о призе, назначенном за наши головы, а не о том, увижу я его снова или нет. Потому что, конечно же, встречусь с ним. Он ведь наверняка попытается проткнуть колом одного из моих братьев, если не меня саму. Вряд ли это можно назвать хорошим началом будущих взаимоотношений.

Взаимоотношений?

Какого черта, о чем вообще я думаю?

Нет сомнений, близящийся день рождения дурманил мне голову. Других объяснений тут не найти. Мне просто нужно побольше спать. Из-за того, что я ощущала куда большую усталость, чем обычно, держать глаза открытыми становилось до глупости трудной задачей, примерно такой же, как вычисление алгоритма движения вышивальной иглы тети Гиацинт. Когда я проснулась снова, в комнате никого не было. В желудке у меня громко заурчало. Я чувствовала себя куда лучше, отдохнула и отчаянно проголодалась. Пожалуй, сооружу себе вафли с черничным сиропом. Я даже вообразить себе не могла, что когда-нибудь мне не захочется вгрызаться в гору таких вафель, покрытых взбитыми сливками, хотя братья все до единого заверяли меня, что уже через неделю одна только мысль о подобном блюде вызовет у меня тошноту. Так что лучше съесть их как можно больше, пока я могу это делать.

В доме было тихо. Солнце еще не село, поэтому братья, наверное, спали. Папа вполне мог провести на ногах весь день, даже посидеть в саду, под тенистым деревом. Но я знала, что сегодня он висел на телефоне, связываясь со всеми знакомыми частными детективами и вампирами, а мама, скорее всего, проводила инвентаризацию оружия. Днем она бывала не слишком сильна, но все равно не смогла бы усидеть на месте — только не после прошедшей ночи?

В кухне тоже было пусто, хотя Люси оставила для меня на плите кофейник с кофе. Я налила себе чашку. Кофе был очень вкусным, но есть мне расхотелось. Да и черничного сиропа у нас все равно не было. Когда родители отправляются за покупками, они склонны приносить домой кровавые бифштексы и вообще что-нибудь красное: клубнику, вишню, острый перец. Готовить от этого не становится легче.

— Дорогая, попробуй клубничный мусс. Он свежий.

— Конечно же, тетя Гиацинт.

Я постаралась скрыть содрогание, разворачиваясь на одной пятке, чтобы улыбнуться ей. Она стояла в дверях, одетая в то, что я называла пеньюаром для викторианских борделей: сплошное кружево, бархатные цветочки и шелковая бахрома. Длинные каштановые волосы тети были заколоты в небрежный узел. Ее мопсиха миссис Браун, разумеется, топталась у ног тети. Когда миссис Браун выходила из комнат тети Гиацинт, остальные собаки, по сути большие щенки, сразу прятались под обеденным столом. Они боялись миссис Браун так же, как я — реалистичного телевидения.

— Поболтаем немножко, — предложила тетя Гиацинт, налив себе бокал крепкого шерри.

Ей нравилось экспериментировать, соединяя кровавую пищу с выпивкой. Именно поэтому у меня не возникло ни малейшего желания хотя бы прикоснуться к клубничному муссу.

Вообще-то, строго говоря, мы могли после полного обращения потреблять обычную пищу, просто она для нас не имела никакого вкуса и ни малейшей питательной ценности. Только кровь поддерживала в нас жизнь и здоровье.

Черт, черт, черт!

Мне ведь придется скоро преодолеть в себе этот страх перед кровью.

Даже очень скоро.

— Ты идешь? — окликнула меня тетя Гиацинт с верхней ступени лестницы.

Я пошла следом за ней, а миссис Браун с энтузиазмом тыкалась в мои пятки. Слышно было, как в столовой жалобно скулят собаки.

У тети Гиацинт было несколько комнат на втором этаже, как у моих родителей и у меня, рядом с одной из гостевых спален. Тетя Гиацинт предпочитала жить у нас, вместо того чтобы построить собственный дом во владениях Дрейков. Она уж точно могла бы себе это позволить. Наша семья прожила здесь достаточно долго для того, чтобы научиться быть богатой. Поначалу накопление шло путем простых краж, на которые никто не жаловался, потому что не помнил о них благодаря нашим феромонам. Но в течение нескольких последних столетий все начали копить монеты и предметы прикладного искусства, которые почти без усилий превращались в ценный антиквариат. На деле каждый ребенок, рожденный или обращенный в семье Дрейк, имел собственный начальный капитал в виде сундука, набитого старинными монетами и запертого в подвале. Но, независимо от состояния, тетя Гиацинт утверждала, что одиночество делает ее слишком сентиментальной. Так говорила она, а не я, хотя, если верить школьным приятелям Люси, у меня странный запас слов и акцент. Видимо, это стало результатом того, что я училась дома и жила в семье, члены которой родились в самые разные периоды XX века… и не только.

Комнаты тети Гиацинт выглядели куда приятнее, чем можно было бы ожидать от леди, до сих пор оплакивавшей смерть королевы Виктории и тот факт, что упомянутая королева отвергла предложение обменяться кровью.

Я снова сосредоточилась на окружающем. Мое собственное неминуемое обращение не только сделало меня невыносимо сонливой, но и привело к тому, что мне стало по-настоящему трудно сосредоточиться. Салон тети Гиацинт ничуть не помог. Кстати, это был именно салон, а не простая гостиная или жилая комната. Салон! Я поняла разницу еще до того, как научилась произносить это слово. Конечно, с настоящим британским акцентом, ради тети Гиацинт. Я также умела много чего выговаривать на средневековый лад — ради Вероники… и с французским прононсом ради ее аквитанского наследия… и на современный лад для мамы и папы. Иной раз я удивлялась тому, что научилась произносить собственное имя.

Я уселась в парчовое кресло, стоявшее рядом с огромной медной вазой с папоротником. Тетя Гиацинт обожала его. Именно папоротники украшали ее первый бал, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Она тогда была в белом шелковом платье и сделала реверанс перед самой королевой. Тетя научила этому меня, а я — Люси. Та тренировалась до тех пор, пока у нее не свело судорогой ноги.

В салоне все возможные поверхности были покрыты кружевными скатертями и салфетками, везде стояли серебряные подсвечники и раскрашенные масляные лампы, в золоченых рамах красовались силуэты. К салону примыкала маленькая гардеробная, битком набитая корсетами, нижними юбками и остроконечными туфлями. Когда мы с Люси были маленькими, то целыми часами играли там. Люси и теперь не отказалась бы, если бы тетя Гиацинт позволила.

Тетя театрально откинулась на спинку бархатного дивана, не выпуская из рук бокала с кровью, приправленной вишневым шерри. Миссис Браун шлепнулась у ее ног и милостиво приняла несколько кусочков бифштекса в качестве легкой дневной закуски.

Я уже не в первый раз подумала о том, бывают ли вампиры-вегетарианцы.

— Если ты будешь так много тревожиться, то заработаешь кучу морщин, — мягко выбранила меня тетя Гиацинт.

— Ничего не могу с собой поделать.

— Милая, все твои братья прекрасно пережили обращение. Ты женщина из рода Дрейк, так что намного сильнее их. Только подумай, ты проснешься такой освеженной! Нет ничего подобного этому чувству. — Она обмахнулась шелковым веером, украшенным белыми перьями. — А пока ты должна просто наслаждаться тем, что у тебя так много поклонников.

— Поклонников? Тетя Гиацинт, да они просто пьянеют от моей странной вони! Им наплевать на меня, они лишь хотят, чтобы я нарожала им маленьких клыкастых детишек или еще что-то в этом роде. Вдобавок их интересует власть семьи Дрейк. Не слишком-то все это романтично.

Тетя Гиацинт энергичнее взмахнула веером.

— Но может стать романтичным, если ты используешь все это к своей пользе.

— Спасибо, нет.

Я любила тетю, но существовало несколько тем, по которым мы никогда не могли прийти к согласию. Одной из них были мальчики, а также поклонники, мужья, техника флирта и предполагаемое удобство корсетов на стальных прутьях.

Тетя Гиацинт наклонилась вперед, провела рукой по моей голове и продолжила:

— Меня просто изумляет, какой прекрасной ты иногда бываешь, даже вот с такими распущенными, спутанными волосами.

Тут ее лицо потемнело от ярости. Я бы даже испугалась, если бы не знала тетушку так хорошо.

— Ничто дурное не коснется тебя, Соланж, пока хоть кто-то из нас жив!

А вот это уже напугало меня не на шутку.