ГЛАВА 6
Франция, 1788 год
Самым любимым для Изабо уголком во всем загородном дворце была гардеробная ее матери. Девочке нравилось здесь больше, чем в вольерах для собак, в конюшнях, даже в запертой кладовой, где повар держал глыбы шоколада и кувшины с засахаренными фиалками. Ни в одну из этих комнат Изабо входить не разрешалось, поэтому она старалась держаться как можно тише и быть совсем незаметной, пристроившись на голубом шелковом пуфике, пока горничные матери суетливо бегали взад-вперед с платьями и косметикой.
Амандина, ее мать, сидела у туалетного стола и накладывала румяна на уже напудренные щеки. Волосы уже были заколоты и скрыты белым париком, уложенным в искусную прическу с длинными спиралеобразными локонами, украшенным синими птицами из бусин и настоящих перьев. Изабо не раз слышала рассказы о красоте Марии Антуанетты и о ее ошеломительных париках. Некоторые из них венчали такие высокие корабли, что ей приходилось сильно наклоняться, проходя в двери. Но Изабо и представить не могла, чтобы королева была прекраснее, чем ее мать этим вечером. Когда Изабо подрастет, она тоже будет украшать волосы нитями жемчуга и сапфиров, надевать под платье кринолины и корсеты из китового уса, обтянутого шелком.
Все нижнее белье Амандины было сшито из тончайшего белого льна и шелка, украшенного крошечными атласными луками. Платье, выбранное ею для сегодняшнего бала, отливало цветом индиго, прямо как летнее небо в сумерки. Пуговицы на нем были жемчужными, от подола до горловины тянулись геральдические лилии, вышитые серебряными нитками. Ежегодный бал у Сен-Круа славился по всей стране. На него приезжали аристократы даже из Парижа. Но Изабо пока что исполнилось всего десять лет. Она была слишком молода для того, чтобы присутствовать на балу, однако оказалась достаточно взрослой и сообразительной, чтобы сбежать от своей нянюшки. Девочка уже нашла отличное местечко, где можно было спрятаться: большой шкаф с широкой замочной скважиной. Оттуда она увидит прекрасные платья дам, бриллиантовые заколки для галстуков и пуделей на золоченых цепочках. Изабо даже слегка подпрыгнула на месте от волнения, но мать бросила на нее короткий взгляд.
Изабо застыла на месте и польстила:
— Какая ты красивая, maman.
— Спасибо, chou. — Амандина улыбнулась своему отражению, застегивая на шее ожерелье из трех нитей бриллиантов и жемчуга с сапфиром размером с яйцо малиновки.
Она отпила немного красного вина из бокала и осторожно промокнула губы платком.
— Мне кажется, ты даже красивее нашей королевы, а наш дом куда лучше Версаля.
— Ты действительно так думаешь, chou? — Амандину это явно позабавило.
— Все так говорят, — горделиво заверила ее Изабо. — Maman, я слышала, что придворные там мочатся на задней лестнице! Но мы ведь никогда не стали бы писать на пол!
Амандина расхохоталась и подтвердила:
— Ты совершенно права, Изабо.
— Кроме разве что Сабо, — вынуждена была признать девочка. — Но он ведь всего-навсего щенок.
Старшая горничная Амандины сняла платье с вешалки.
— Мадам…
Амандина встала, чтобы другая горничная могла поправить ее белье и затянуть корсет. Платье скользнуло на нее через голову. Изабо поспешно бросилась вперед, чтобы подхватить подол, готовый зацепиться за край туалетного столика. Он оказался неожиданно тяжелым, и Изабо удивилась тому, что мать могла держаться так прямо под немалым весом.
Парик слегка съехал вбок, Амандина придержала его ухоженной рукой.
— Франсина, нужны еще шпильки.
— Oui, madame.
Когда парик был закреплен самым надежным образом, Амандина повернулась, чтобы полюбоваться на себя в высоком зеркале.
— Ox, maman, — выдохнула Изабо. — Tu est si belle! [Ты такая красивая! (фр.)]
Когда она вырастет, тоже будет пользоваться помадой для губ и приклеивать к щеке мушку в виде сердца, точь-в-точь как мать.
— Я помню, как точно так же наблюдала, когда твоя бабушка собиралась на бал, — улыбнулась Амандина. Она взяла ленту для волос, из той же ткани, что и платье, с такой же вышивкой. — Держи, малышка. Мне она в конце концов оказалась не нужна. Можешь оставить ее себе.
Изабо расплылась в широкой удивленной улыбке и поблагодарила:
— Merci.
Она благоговейно потерлась о ленту щекой, потом следом за матерью пошла из ее спальни вниз по лестнице красного дерева, держась позади горничных. Ее отец Жан Поль Сен-Круа ожидал супругу внизу. Герцог был одет безупречно, от завитого парика до золотых пряжек на туфлях на высоких каблуках.
— Ma chere! — приветствовал он Амандину. — Ты неотразима, как и всегда!
Изабо продолжала держаться неподалеку от горничных, спрятавшись за большим кипарисом в кадке. Когда те наконец-то отправились по своим делам, она со всех ног бросилась в бальный зал, уворачиваясь от лакеев, переносивших графины с вином и шампанское, и слуг, расставлявших золоченые стулья и корзины с засахаренными фруктами. Девочка забралась в шкаф, в котором обычно хранились излишки столового белья. Сегодня все до единой скатерти и салфетки понадобились для буфетных столов в глубине зала и собственно столовой, расположенной по другую сторону холла, поэтому шкаф опустел. Изабо устроилась внутри, прижав коленки к груди. Она оставила дверцу чуть приоткрытой, потому что это было куда лучше, чем подсматривать сквозь замочную скважину.
Ей недолго пришлось ждать прибытия первых гостей. Конечно, она могла лишь представлять себе прекрасные экипажи, заполнившие подъездную аллею, вымощенную известняком. В экипажи были запряжены великолепные кони с плюмажами на головах. В бальном зале засуетились лакеи, зажигая последние свечи и масляные лампы. Хрустальные люстры сверкали над столами, нагруженными самыми разнообразными деликатесами. Здесь были клубника, марципановые птицы, засахаренные корочки апельсинов, жареные гуси, устрицы, бисквиты с лавандой, птифуры и конфеты в шоколадной глазури. Изабо потерла живот, заворчавший при виде такого количества вкусностей. Она не поужинала, потому что пряталась от своей няни.
Но девочка забыла о голоде в тот момент, когда в дверь зала начали входить гости. Женщины смеялись, прикрывая лица кружевными веерами с росписями, мужчины подчеркнуто кланялись. Изабо ощущала густые ароматы духов и одеколонов, смешанные с запахом теплого печенья, которое разносили на серебряных подносах. Шампанское разливалось, как весенние реки. Заиграл оркестр, и музыка заполнила каждый уголок, даже темное внутреннее пространство шкафа, где сидела Изабо. Ей казалось, что пение ангелов должно звучать именно так, как этот рояль, арфы и парящий, нереальный голос оперной дивы.
Ее родители присоединились к гостям в зале в тот момент, когда начали расставлять карточные столы. Из рук в руки переходили яркие карты и монеты. Чей-то пудель зарычал на певицу. Изабо почувствовала, как ее желудок снова сжался от голода, и подумала, сможет ли выбраться из своего безопасного укрытия. Если ее поймают, то не просто сразу же отправят в постель, что уже само по себе было бы ужасно. Ей никогда больше не удастся воспользоваться этим шкафом как тайником. Изабо прикусила нижнюю губу, размышляя. Вскоре запах еды стал слишком сильным искушением.
Она приоткрыла дверцу на несколько дюймов и глянула, не заметил ли этого кто-нибудь. Мимо прошла какая-то обнявшаяся пара, потом остановилась и слилась в страстном поцелуе. Изабо поморщилась от отвращения. Мужчина будто пытался съесть лицо дамы. Такая картина совсем не успокаивала. Ему следовало бы хорошенько поужинать, если уж он был так голоден.
Изабо бесшумно спрыгнула на пол и спряталась за юбкой дамы. Кринолин у нее был таким широким, как три человека сразу. Ни дама, ни ее приятель не заметили Изабо. Они как-то очень уж тяжело дышали, как будто промчались галопом вокруг сада. Изабо перескочила от них за плотную парчовую занавеску, протянувшуюся от одного окна до другого. Почти все гости слишком громко смеялись, пили шампанское с клубникой и с беспечными возгласами проигрывали свои денежки за карточными столами. Никто не увидел Изабо. Ей вдруг показалось, что она угодила внутрь калейдоскопа, где стремительно вращались краски, звуки и запахи. От этого у нее немножко закружилась голова, и она с радостью устремилась к относительно безопасному пространству под буфетными столами. Девочка перекатилась под ближайший из них и надежно укрылась за низко свисавшей белой скатертью.
Отсюда она разглядела, что сияющий паркет сплошь покрыт царапинами от каблуков, а со свечей на него капает пчелиный воск. Ей никогда в жизни не приходилось видеть такого количества шелковых бальных туфель и серебряных пряжек. Изабо подумала, что ей просто не дождаться того момента, когда она сама станет хозяйкой подобного бала.
Девочка просунула руку между столом и стеной, возле которой он стоял, и схватила что-то наугад. Она надеялась добыть маленький фигурный кекс или пухлую булочку с заварным кремом, но ей досталась толстая скользкая устрица, хотя и в красивой раковине. Пожалуй, ее можно будет положить на письменный стол и использовать для хранения своих сокровищ: камушка с безупречно круглой дыркой в середине, сухого стебелька лаванды, молочного зуба щенка Сабо…
Вторая попытка увенчалась успехом, стоившим риска. Изабо достались печенья — тонкие, украшенные сахарной глазурью и клубникой. От ягод кончики ее пальцев стали красными, как от крови. Она подумала, что у нее и зубы, наверное, покраснели, оскалила их по-звериному и усмехнулась. Надо будет повторить этот фокус, когда она в следующий раз станет играть с Джозефом, мальчиком с конюшни. Он наверняка испугается до полусмерти, а она отомстит ему за его выходку в прошлом месяце, когда этот негодник окатил ее холодной водой.
Изабо жевала печенье, пока не насытилась и не захотела спать. У нее слегка заныли зубы от всех съеденных сладостей. Она свернулась в клубочек и подложила руку под голову. Какой-то пудель забрался к ней под стол, улегся рядом и принялся слизывать с ее пальцев остатки клубничного сока. Потом и другие маленькие собачки в бриллиантовых ошейниках отыскали Изабо. Они проползали под скатерть, облизывали ей лицо, посапывали и засыпали возле нее. Изабо, укрытая собаками, с улыбкой заснула, прижимая к себе ленту из ткани от материнского платья.
ГЛАВА 7
Воин Монмартра вел нас через лес не слишком торопливо. Он спотыкался достаточно часто, чтобы оставлять след из сломанный ветвей и капель крови, но исцелялся быстро. К тому времени, когда наш противник остановился на тенистой опушке, он уже оставлял за собой только запах крови, да и то очень слабый. Логан кивком указал на заросли ежевики. Ее колючки, конечно, могли основательно исцарапать нас, зато эти кусты предоставляли надежное укрытие, тем более что вокруг больше ничего не было, если не считать кружевного прозрачного папоротника. Мы бесшумно заползли в кусты и стали ждать. Я старалась не думать о том, что мама всем пирогам предпочитала те, что с ежевикой, не чувствовать, как жжет тело лоскуток шелка, спрятанный в кармане, но слишком громко заскрипела зубами. Логан нахмурился и слегка толкнул меня.
Я заставила себя вернуться в реальности, сосредоточилась на влажной земле, густой листве, белых цветах, красовавшихся на границе с лугом, на воине Монмартра, стоявшем в высокой траве. Серебристые ягоды начинавшей созревать ежевики, музыка рояля сменились молчанием сверчков, почуявших хищника, и полем лаванды, примыкавшим к лесу.
Воин Монмартра недолго оставался в одиночестве. К нему присоединились еще двое, появившиеся со стороны фермы Дрейков.
— Они достали Найджела, — резко бросил один из них.
Он был таким бледным, что светился при луне так, словно его осыпали жемчужной пудрой.
— Меня тоже задели, — пробормотал тот, за которым мы шли. — Эта сучка Изабо зацепила меня колом и разорвала чертову рубашку. С каких это пор королевский двор вызывает на подмогу шлюх из Гончих?
— Все меняется, Джонс. — Третий воин равнодушно пожал плечами и спросил: — А дар Монмартра вы доставили?
— Положили у двери, — кивнул Джонс. — Как было велено.
Губы Логана приподнялись над обнажившимися клыками, но он не издал ни звука. На меня произвело впечатление его самообладание. Я ведь не раз слышала, что братья Дрейк — дикие и необузданные парни, хотя и королевской крови. При виде их прекрасных манер легко было забыть, что их семью удалили от двора с момента рождения Соланж, а до того всячески старались принизить по меньшей мере столетие. Однако все они держались уверенно и явно отлично чувствовали ситуацию.
Джонс к этому моменту уже полностью исцелился, топнул ногой по борозде и спросил:
— Что-нибудь было от Грейхейвна?
Это имя так поразило меня, что я отпрянула, будто получила удар, но тут же двинулась вперед так же бесшумно, как голодный лев, крадущийся за газелью. Мои глаза затянуло красной пеленой, я смотрела сквозь кровавый туман. Если бы мое сердце билось, оно звучало бы как молот кузнеца, колотящий по наковальне. Время словно повернулось вспять, помчалось с бешеной скоростью, потом совсем остановилось.
— Он с Монмартром, выжидает подходящего момента.
— Мы и так ждали достаточно долго, разве нет? — проворчал Джонс.
— Он хочет, чтобы на этот раз все прошло идеально. Никаких неожиданностей, — ухмыльнулся первый воин. — Но это не для нас. У Дрейков вечно полно сюрпризов.
Я слышала, что они продолжают разговаривать, но их слова почти не доходили до меня.
В моих ушах звучало только одно слово.
Грейхейвн.
Грейхейвн.
Мой череп как будто превратился в церковный колокол, снова и снова вызванивавший одно и то же.
Я зашипела, стремясь вырваться из кустарника. Ведь возможность отомстить оказалась ближе, чем когда-либо. Они знали, где находится Грейхейвн и могли привести меня к нему. Тогда я убила бы его за то, что он сознательно сделал со мной. Но я не успела даже выпрямиться. Логан метнулся ко мне так же стремительно, как шершень. Его рука зажала мне рот, глаза предостерегающе вспыхнули. Он был так близко, что я могла бы укусить его, если бы он не мешал мне. Тело Логана прижало меня к земле. Он был сильнее меня, надо отдать ему должное, но я двигалась быстрее и вполне могла бы отшвырнуть его к ближайшему дереву.
Только мысль о том, что в таком случае я выдала бы нас обоих, заставила меня сдержаться.
Даже у Шарлемана хватило ума сохранять молчание, хотя его просто трясло от потребности защитить меня. Я хотела схватки с Джонсом, с ним и всеми, пусть даже это означало бы утрату нашего единственного тактического преимущества? Ведь от воинов Монмартра здесь, в лесу, мы услышали намек на некий план… Конечно, это было не много, но определенно больше, чем мы знали в начале этого вечера.
Но меня все это не заботило. Я готова была наплевать на что угодно ради шанса отомстить Грейхейвну.
Логан это знал.
Он не двигался с места, прижимал меня к земле так, словно укрывал от бешеного дождя стрел, от камнепада, от какой-то невидимой опасности. Но она таилась только во мне самой, разрывала грудь, как стервятник.
Мне понадобились все силы до последней капли, чтобы не отшвырнуть его. Я заставила свое тело чуть-чуть расслабиться, вжаться в подлесок. Логан ощутил эту легкую уступку, но не шевельнулся. У него был сильный запах: анис, вино, легкий привкус мяты… Я знала, что сама для него пахну как горячее вино с сахаром. Кала говорила мне, что я всегда издаю эти ароматы, если прихожу в необузданную ярость. Но гнев, разогревший мою кожу, не беспокоил Логана. Он не выпустил клыки. Его лицо все так же находилось в нескольких дюймах от моего. Почти все вампиры поспешили бы оказаться как можно дальше от девицы-шаманки, находящейся в таком состоянии. Но Логан был слишком занят. Он так внимательно прислушивался к разговору воинов Монмартра, что не мог думать о чем-то еще.
— Что там насчет старой гвардии?
— Многие из тех, кто был верен леди Наташе, сбежали, когда эта Дрейк убила ее, но кое-кто остался, желая напасть похитрее. Они присоединятся к нам, когда придет время.
— Хорошо. Ладно, давайте убираться к черту отсюда. Братья Дрейк наверняка продолжают нас искать.
Воины Монмартра пошли через лес в сторону горы. Логан остался на прежнем месте, и мы смотрели друг на друга в течение странно долгого момента. В тени его глаза приобрели оттенок засахаренного лайма. Да, они были чудесными и привлекательными, но не настолько, чтобы я забыла обо всем остальном.
Когда враги удалились на достаточное расстояние, я внезапным бешеным рывком спихнула с себя Логана, тут же вскочила и приняла боевую стойку, согнув ноги и тяжело дыша. Мое тело, возможно, и не нуждалось в воздухе, но дыхание оставалось привычкой, особенно в минуты стресса. Логан ударился о ствол березы, перевернулся в воздухе и приземлился на пятки точно передо мной.
Мы чуть присели, оскалились, напрягли мускулы для атаки.
Наверное, мы могли бы простоять так весь остаток ночи, если бы не Шарлеман, смущенно заскуливший. Этим он как будто задул пламя.
Логан выпрямился — весь хищная грация и ироническая улыбка. Он выглядел таким же суверенным и красивым, как какой-нибудь гость на балу у моих родителей, хотя и был без рубашки. Я все еще тяжело дышала, меня почти мутило от бешеного водоворота эмоций: предвкушение, гнев, сожаление, унижение… Платье моей матери, Грейхейвн… Пожалуй, это было чересчур. Я выпрямилась медленно, прямо как старуха. Шарлеман, ища утешения, ткнулся холодным носом в мою ладонь, но я не была уверена в том, кто из нас больше нуждался в поддержке.
— Ты как, в порядке? — негромко спросил Логан.
— Извини, — коротко кивнула я.
Я давно привыкла к тому, что меня постоянно хвалят за умение сосредоточиться и взять себя в руки.
— Так что же случилось? Ты знаешь этого типа, Грейхейвна?
— Qui.
Логан прищурился, вгляделся в мое лицо и спросил:
— Кто он таков? Что он тебе сделал?
— Почему ты решил, что он что-то сделал? — Я наконец-то выбралась из ежевики и втянула в себя воздух в поисках хоть какого-нибудь следа воинов Монмартра.
Но мы были одни.
— Изабо, я же видел твое лицо. — Логан помрачнел.
— Я уже в порядке. Нам пора возвращаться. — Я передернула одним плечом, повернулась, чтобы отправиться в обратную сторону, но Логан схватил меня за руку.
— Ты ведь чуть не сорвалась.
Я напряглась. Он был прав, но от этого мне не стало легче.
— Но ведь не сорвалась.
— В следующий раз из-за твоего характера моя сестра может оказаться в опасности.
Я не дала вырваться возражению и спокойно сказала:
— Этого больше не будет.
— Знаю, — вздохнул Логан и отпустил мою руку.
Непонятно почему, но я ощутила отсутствие его пальцев на коже и как будто сразу замерзла, хотя никогда раньше такого не испытывала.
Я не понимала, почему Логан так меня волнует, и решила, что мне следует держаться от него подальше. Он явно не был мне полезен.
— Вообще-то не в твоем характере отступать вот так. Может быть, все-таки расскажешь мне, что он натворил? Пожалуйста!
Я гордо вскинула голову, не желая, чтобы меня жалели, и ответила:
— Именно он превратил меня в вампира, а потом бросил в гробу, под землей, на два столетия.
