Патрульный корабль Тимоха, раскрученный, как пуля на вылете из ружейного ствола, выбило из туннеля-поглотителя слишком близко от «Галеры».

Пилот глянул в экраны внешнего обзора, и ленивую расслабленность с него как ветром сдуло. Тимох живо «исполнил стаккато»: пальцы обеих рук пронеслись над пультом управления, и «Певень», чудом не столкнувшись с «Галерой», ушел в тень; пилот лишь мельком увидел Ило-Соло, и солнце скрылось за огромным искусственным планетоидом — центральной базой белошвеек.

Обсидианово-черная причальная полоса, размеченная шлюзовыми камерами входов, огибала экватор «Галеры», уходила в перспективу и сливалась с бархатом космоса.

«Корабль гораздо больше, чем на схеме!» — с досадой отметил Тимох.

Ему пришлось спешно заложить еще один вираж, огибая ржавую мачту антенны, дрейфовавшую рядом с «Галерой».

— Йло, похоже, эту часть навигационной схемы не проверяли лет сто! За сотник «Галера» неплохо подросла, — процедил пилот сквозь зубы, лавируя на бешеной скорости. — Стулотеры из службы навигации могли бы подсуетиться и перепроверить размеры кораб… Ля! — добавил он, потому что с базы белошвеек в самый напряженный момент пришла рассылка услуг местного электронного навигатора.

Тимох быстро сообразил, что в его положении лучше не отвергать рассылку, и позволил местному лоцману вести «Певень».

Лоцман мгновенно включился в работу, «Певень» снова поменял курс, и оказалось, что между реальным планетоидом и схемой в кубо-кубо «Певня» — китовая разница.

«Галера» была как гигантская рыба, круглая с головной стороны и сильно вытянутая вдоль продольной оси. Постепенно сужаясь, корабль базы белошвеек заканчивался чем-то наподобие рыбьего же хвоста — расходившимся далеко в стороны плоским шлейфом, состоящим из конструкций с решетчатым переплетением и вмонтированных в эту решетку радиоантенн, телескопов и устройств непонятного назначения. Шлейф явно появился позже самого корабля, и его никак не обозначили на «внешних» картах, что было странно. Тимох успел рассмотреть разбитый в лом челнок с логотипом «крикунов» из «Службы Сенсаций» и подумал, что охотники за горячими сплетнями вряд ли добрались до места назначения.

Еще подумалось: не слишком ли много совпадений? Словно все делается так, чтобы как можно меньше внимания привлекать к белошвейкам.

Тем временем из сот решетчатого «хвоста» взлетела крохотная яркая иголка, за ней — еще одна. Они бликанули так стремительно, что Тимох не признался бы и самому себе, что ему не померещились юркие челноки белошвеек.

Причалы «Галеры» обозначались белыми светодиодными контурами вокруг рабочих входов и оранжевыми вокруг «функционально ненадежных», попросту — заброшенных шлюзов. Оранжевых жаберных щелей больше. Эта рыба-кит оказалась не слишком-то здорова.

Через каждые десять шлюзов на обшивке корабля повторялась эмблема белошвеек: нагая женская фигура, за ней извилистые змеевидные лучи, исходящие из одного центра. Руки и ноги белошвейки раскинуты звездой, все тело вписано в окружность, словно молодая женщина устойчиво расположилась внутри обруча, упираясь в обод ладонями и ступнями.

Пилот подумал, что галерцы слишком старательно подновляют эмблемы — единственное, что надраено и блестит на шершавой кожуре планетоида, повидавшего время и космос.

Тимох выбрал исправный стыковочный модуль, ввел «Певень» внутрь и позвонил неизвестной Ксантиппе.

Оставалось надеяться, что полковник Петре не подвел и успел сообщить о его визите.

Глава вторая

Белошвейки

Вскоре он увидел эту госпожу.

Ксантиппа оказалась величественной и прямой, как колонна, словно космофлотская мода на антики наградила ее не только именем, но и статью кариатиды.

Госпожа белошвейка выглядела намного моложе, чем ожидал увидеть Тимох. (Если эта дама ровесница покойной прабабушки Талии, то она неплохо сохранилась!) Платье Ксантиппы водопадом складок мягко струилось до щиколоток. На «Галере», оказывается, женщины, по крайней мере такие, как наставница белошвеек, носили платья…

Волосы Ксантиппы, по словам Петре Браге, когда-то рыжие, прятались под высоким и сложным, с множеством заломов, головным убором, и выяснить, какого они цвета, не представлялось возможным. Атласно-белая перевязь спускалась с головного убора, закрывала подбородок и, несколько раз оборачиваясь вокруг шеи, оставляла открытым только породистое лицо Ксантиппы. Это лицо было обращено в сторону патрульного офицера: госпожа вежливо дожидалась гостя у входа в лифт. Лифт оказался внутренней пневмокабиной, и они ехали, поворачивая и петляя, все выше и выше. А затем Ксантиппа увела своего гостя в помещение, которое назвала рабочим кабинетом.

Тимох с любопытством принялся рассматривать рабочее место наставницы белошвеек. Он находился внутри цилиндра — высокого и просторного, даже чересчур просторного, чтобы служить обыкновенным кабинетом. По верхнему краю замкнутой в круг стены тянулись завитки серебряного и золотого цвета, тонко разделенные чернью, и повторялись, образуя плетистый орнамент. Обстановка помещения устарела, но была элегантно красива, как все, что сделано на заре межгалактических перемещений. В центре пустого, в общем-то, кабинета стояла пара легких сидений, тоже украшенных орнаментальным тиснением, да перед ними в полуметре от пола зависла на прозрачном постаменте подставка для стержней многоканального голографического кубо-кубо.

Тимоху дали понять, что это — архив, хранилище данных.

Кубо-кубо плеснул цветами спектра, и патрульный увидел, как кабинет до отказа заполнился изображениями.

В воздухе густо ткались голограммы девушек и женщин, занятых работой где-то, возможно, по всем палубам корабля.

Тимох определил «Галеру» как гигантскую швейную мастерскую. Выбирая картинку и увеличивая ее, он разглядел символы планет, сопровождавшие изображения работниц. Оказывается, Ксантиппа имела доступ к данным, собранным со всех населенных миров.

— Наши швейные производства, — скупо промолвила неразговорчивая госпожа Ксантиппа. — Что конкретно вы хотите узнать, офицер?

— Я хотел бы понаблюдать за работой девушек…

— Вы хотите наблюдать или вникнуть?

— У вас найдется оборудование для быстрого погружения в суть дела?

— Я легко могу это устроить, офицер, — с легким пренебрежением пожала плечами госпожа. — Но зачем вам?

— Ищу дело по душе… — осклабился Тимох и понял, что неприятно уязвил главную белошвейку. Теперь отступать некуда. Он скрепился и настоял на том, чтобы его ввели в суть производства одежды.

Ксантиппа кивнула, причем Тимоху померещился злорадный блеск в ее глазах.

Она потребовала разуться и обнажить ступни.

Перспектива разуться смутила патрульного, он не привык видеть ноги вне пилотских ботинок. Пилоту, как мальчишке, захотелось сбежать, но он сдержался и стал выполнять распоряжение госпожи: щелкнул замками на щиколотках, затем расшнуровал и стянул с ног офицерские берцы.

Ксантиппа водрузила ему на голову глубокий закрытый шлем, поднесла небольшой баллон и распылила сенсорные датчики. Микродатчики с едва ощутимым электрическим покалыванием облепили тело пилота, особенно густо приклеившись к кистям рук и ступням. Инициатива патрульного капитана закончилась тем, что Тимоху довелось пережить смену за швейной машиной, лишь после этого, и ни минутой раньше, симулятор оставил в покое его мозг.

Он сначала неловко, но потом все более сноровисто подавал раскроенные заготовки под иглу, прокладывая строчки разного вида и назначения. Взмах, заготовка ложится под машину, выворачивание, припосаживание или собирание складок: быстро, быстро, еще быстрее… Он переходил на скоростные машины-оверлоки, которые коварно тянули ткань, резали крой и забивались, требуя чистки и заправки. Не сразу, но он приноровился к работе на оверлоках и довольно ловко обметывал края заготовок. Потом спешил на другую машину и вшивал окантовку; вставлял застежки всех видов, втачивал рукава, подлаживал и крепил на одежду магнитную ленту; расстрачивал швы, закреплял края коротким стежком… Он ломал иглы и заменял иглы. Он рвал машинную нить, портил сточку, порол шов — что оказалось невероятно долгой и самой нудной работой. Он неловко рассыпал заготовки, и приходилось заново сортировать и раскладывать их, тщательно следя, чтобы не сшить ткани разных оттенков. Он подбирал порванную нить, соображая, как заправить ее заново, щурясь, тянул нить сквозь систему пыльных наэлектризованных ходов-отверстий, у каждой машины своих. Ругался, сознавая, что цех укомплектован бросовым старьем и всю эту швейную машинерию пора на слом…

Строчил, строчил…

Когда Ксантиппа смилостивилась и сняла шлем симулятора с патрульного пилота, голова Тимоха отяжелела, спину, кисти рук и ступни, тоже занятые в работе, сводило от напряжения. Утомила монотонность процессов. В довершение всего, от постоянного всматривания глаза его устали и нещадно болели.

Тимох почувствовал, что утомлен, нет — совершенно измочален работой, которую привык считать простой. А ведь это — всего лишь одно занятие на тренажере!

Ему стало тоскливо от мысли, что женщины обречены на такую работу всю свою жизнь. Тот, кто давал имя этому космическому кораблю, хорошо знал значение слова «галера»!