— И почему же?

— Потому что это уменьшит твой жизненный долг и принесет тебе достаточно денег, чтобы ты могла навсегда покинуть Крейдже.

Тавия ощетинилась.

Как и все остальные фокусники в Усхании, она была в жизненном долгу перед Главой. Он спасал ребятишек с улиц, а те в обмен отдавали ему свое детство — потому что дети становились лучшими мошенниками, способными уговорить кого угодно на что угодно.

Миловидные детишки со смертоносной магией.

Когда фокуснику исполнялось восемнадцать лет, он становился взрослым и перерастал детский долг. Тогда ему предлагали на выбор два варианта: уехать и никогда не возвращаться — или же воспользоваться всеми полученными знаниями и сделать преступную карьеру, накапливая богатство.

Большинство фокусников выбирали второе. Однако Тавия считала дни до того момента, когда сможет покончить со всем этим.

Оставалось еще семь месяцев.

Она уже провела шесть лет под рукой Главы, не по своей воле делая для него грязную работу, чтобы не умереть с голоду. Вынужденная плясать, когда ей велят, и разрушать жизни по указке властолюбивого мерзавца. Девушка не имела права творить магию по своему желанию. Она была заперта в городе, где умерла ее мать. Тавия не могла уехать отсюда и посмотреть чудеса, которые, несомненно, существовали на других землях.

Насколько Тавия понимала, она была лишь послушной марионеткой в руках Главы — возможно, чуть больше, чем просто марионеткой. Но и только.

— Это не смешно, — бросила она. — Нельзя вот так взять и аннулировать жизненный долг перед Данте Эшвудом.

Зрители ахнули, когда один из бойцов упал к их ногам.

— Это не шутка, — сказал Уэсли, хотя в его голосе не слышалось уверенности. — Консортесса Главы сказала мне, что с каждым проданным тобою флаконом твой жизненный долг уменьшается на один день. Но удостоверься, что продаешь их сносным клиентам, ясно? Людям, которые смогут позволить себе купить их, когда мы открыто выведем это зелье на рынок.

— Значит, не просто годным, — уточнила Тавия, — а богатым.

— Разве я не это сказал?

Тавия подавила желание наградить юношу злобным взглядом.

В Крейдже насчитывалось много богатых людей. Тем не менее в нынешние времена большинство из них были либо наивными романтиками, либо приезжими, которые сходили с плавучих поездов, сохраняя в сердцах жажду нового, а в головах — идеалистические воззрения. Крейдже притягивал романтиков. Тавия достаточно часто обманывала таких людей — и сейчас ей казалось, что хватит паразитировать на этих мечтах.

Хотя если бы девушка сказала об этом Уэсли, тот рассмеялся бы и ответил, что деньги есть деньги, а чего-то столь сложного, как невинность, не существует. Но все равно Тавия решила: лучший способ выжить после ухода из Крейдже — что было совсем иначе, нежели выживать в Крейдже, — это сохранить хотя бы те остатки морали, которые возможно сберечь.

— Люди десятилетиями пытались разлить счастье по бутылкам, — заметила Тавия. — И ты не сказал, что именно в этой разновидности такого уж замечательного.

— Не пытайся чинить то, что не сломано, — хмыкнул Уэсли. Тавия бросила на него многозначительный взгляд.

— В этой стране нет ничего, что не оказалось бы сломано. Включая людей.

Фокусница предполагала, что это относится и к ней тоже. В конце концов, фокусники отнюдь не являли собой пример счастливого детства.

Уэсли молчал несколько секунд. Тавия ожидала, что он велит выкинуть девушку прочь. За все эти «мудрые речи» в таком месте, как Кривда. Перед лицом здешнего смотрящего — в то время как в круге позади нее два человека лупили друг друга кулаками и магией. А еще Тавия предполагала, что криминальный лидер взглядом скажет ей: иногда она серьезна не в меру, а все остальное время — серьезна недостаточно.

Но вместо этого Уэсли сунул в рот еще один стебелек клевера и сосредоточился на драке.

Юноша больше не смотрел на Тавию.

— Если это все, — подытожил он, — можешь выметаться.

Глава 2

Тавия

— Ты мошенница, — заявила Саксони, швырнув в Тавию небольшим мешочком. Тавия поймала его и ухмыльнулась. Мешочек был слегка обуглен по краям. От него исходил характерный древесный запах огненной магии. Неплохой выигрыш для одного дня.

— А ты жалкая неудачница, — парировала Тавия. Саксони в ответ показала ей средний палец. Его фалангу обвивало кольцо с узором из листьев. Яркие цепочки-лозы тянулись от него к запястью. Это было великолепное украшение: в равной степени изящное и смертоносное — как большинство вещей в этой стране.

Тавия подбросила в воздух свой только что выигранный огненный талисман. Всякий раз, когда мешочек падал ей в ладонь, магия в нем издавала тихий перезвон. Они с Саксони вот уже полчаса делали беспорядочные ставки. На счету у Тавии было на три победы больше, чем у подруги.

— Победа — сладкая штука, — произнесла Тавия. — Хорошего понемножку.

— Здесь вообще нет ничего хорошего, — с некоторой неохотой отозвалась Саксони, — вот почему меня злит, когда я проигрываю.

Она горестно вздохнула и откинула голову, прислонившись затылком к стене храма. Черные кудри разметались по кирпичной кладке. Они переплетались нитями с подвешенными к ним золотыми монетами — последняя мода в Ришии, откуда Саксони была родом. Тавия фыркнула и прислонилась к кирпичной стене рядом с нею. Шершавая поверхность царапнула куртку.

Больше всего Тавии нравилось, когда день заканчивался вот так — рядом с другом, а не с врагом, как это часто бывало. В такие дни Крейдже источал запах магии и бесконечности. Когда Тавия устанавливала свой переносной прилавок на магическом рынке, в ее груди зарождалось странное веселье. Суета и блеск Крейдже касались ее кожи, подобно ветру. Закрыв глаза, девушка могла услышать журчание городских потоков.

Тавии нравилось, что это журчание звучало не слишком тихо и не чересчур громко. Была некая красота в этих водных потоках, которые пронизывали город, став путями для плавучих поездов. Огромная рыночная площадь была окружена дорожками, соединявшими между собой части города. Эти дорожки образовывали великолепный лабиринт. Фокусники выступали на фоне ярких картин, нарисованных кем-то на стенах зданий.

Если бы не тот факт, что Тавия была вынуждена оставаться здесь, в этом городе, она сочла бы это все невероятно чудесным.

— Не делай ставки, если не можешь выиграть, — сказала Тавия. — Похоже, я почти полностью выпотрошила тебя.

Саксони сунула руки в карманы — Тавия предположила, что только так подруга смогла удержаться от очередного неприличного жеста.

— Еще один круг, — предложила Саксони, — и победитель забирает все.

Тавия засмеялась:

— Я пас.

— Суги, — произнесла Саксони. Насколько было известно Тавии, на ришийском жаргоне это означало «трусиха». Она ткнула подругу локтем в ребра.

— И нечего на меня ругаться, ты не у себя на ферме. Я не боюсь, просто у меня дела.

Тавия указала на небо: солнце стояло уже совсем низко. Близилась ночь. Над городскими крышами начинали сгущаться облака — значит, луны сегодня не будет видно.

Крейдже был городом контрастов. После дня, полного чудес, наступала ночь — и город с готовностью встречал темноту и все зло, таящееся в ней.

— У всех дела, — парировала Саксони. — Всем нужно делать свою работу.

— И тебе тоже, — подтвердила Тавия. — Если только ты не хочешь войти в кабинет смотрящего, поглядеть ему прямо в глаза и подать прошение об отставке.

Саксони фыркнула:

— Если я когда-нибудь посмотрю Уэсли в глаза, можешь считать меня сумасшедшей.

— Боишься сойти с ума, влюбившись в его невинные карие глазки?

— Я боюсь того, что могу увидеть в них, — ответила Саксони. — Разве ты не слышала, что глаза — окна души?

Тавия оттолкнулась от стены и одарила Саксони улыбкой, в которую вложила все ехидство, на какое была способна.

— У Уэсли Торнтона Уолкотта нет души, — заявила фокусница.

— Кстати, о работе. — Саксони беспокойно качнула головой, указывая куда-то в сторону. — Твой первый вечерний покупатель.

Проследив за ее взглядом, Тавия увидела человека. Тот стоял у подножия храмовой лестницы. Его лицо оставалось в тени огромного цилиндра — так, что на виду были только усы. Однако Тавия отметила покрой его костюма и то, как гордо этот человек выпятил широкую грудь: как будто надменная поза для него привычна. Тавия могла возненавидеть человека и за меньшее, чем подобная надменность.

Она оглянулась на Саксони и махнула рукой.

— Долг зовет.

Саксони даже не улыбнулась подруге в ответ.

Она всегда питала живой интерес к магии и, похоже, любила ее не меньше, чем Тавия. Однако девушке было противно видеть, как эту магию продают на улицах — предлагая в равной степени отчаявшимся, подлым, недалеким…

— Мне нужно немного удачи, — сказал Тавии странный человек, едва фокусница приблизилась к нему. Затем незнакомец протянул горсть монет.

— Это рыночная магия. — Тавия была удивлена невинности его запроса. — Приходите, когда будет светло.

— Не доброй удачи. — Мужчина оглянулся через плечо, проверяя, не прячется ли кто-нибудь в темноте. Он явно не привык находиться по эту сторону черты законности. — Я знаю кое-кого, кому нужно преподать хороший урок.