Глава 4

Весь следующий день Белка вела их по выбранному маршруту, не останавливаясь ни на привал, ни для легкого перекуса, ни даже для того, чтобы проверить, какой растяпа наступил на волчьи экскременты, а теперь с остервенением вытирает о траву испачканный сапог.

Время от времени она кивала на какой-нибудь цветочек, советуя поберечь глаза. Порой осторожно огибала невинную с виду полянку, стараясь не потревожить вязкий и какой-то душный воздух. Однажды ненадолго исчезла, велев эльфам и братьям замереть на месте, потом в той стороне раздался раздраженный рев, быстро перешедший в истошный визг. Еще через пару минут Белка вернулась, на вопросительный взгляд Картиса задумчиво покачала головой (дескать, нет, зверь был местным и вовсе не походил на тварь, о которой беспокоился Брадорас). А потом убрала в ножны тщательно очищенный от крови нож.

— Сколько до кордона? — решился потревожить ее после полудня Тирриниэль.

Гончая, не оборачиваясь, бросила:

— Обычно до него идти дней пять. Но мы, если держать тот же темп, доберемся и за три. Правда, ближе к вечеру, так что, думаю, лучше встать лагерем заранее, а к кордону подойти на рассвете, когда он поспокойнее и когда большая часть его обитателей отсыпается после охоты.

— Там тоже есть место мира?

— Да. Хозяин специально оставил их на расстоянии дневного перехода друг от друга. Мало ли когда в жизни пригодится? Мы так и пойдем: от одного к другому, чтобы лишний раз не рисковать. И на той стороне — тоже.

— Бел…

— Ты ничего не чуешь? — вдруг встрепенулась она и резко остановилась.

Эльфы мгновенно насторожились, замерев за ее спиной, и завертели головами, стараясь уловить причину беспокойства Гончей.

— Магии нет, — беззвучно шепнул через пару секунд Ланниэль.

— Чужаков — тоже, — так же тихо отозвался Картис.

— Тварь? — первым догадался Стрегон, бесшумно потянувшись к ножнам.

Белка вытянулась струной, настороженно раздувая ноздри, даже голову запрокинула назад, чуть приподняв верхнюю губу. Какое-то время неподвижно стояла, полуприкрыв веки, но потом встряхнулась и шумно выдохнула:

— Ушло. Кажется, действительно тварь, но далеко.

— Хочешь на нее взглянуть? — осторожно уточнил Ланниэль.

— Надо бы. Но времени жаль. Если след попадется, сверну. Если нет, то оставим эльфам, пусть хоть немного поработают. Да и вдруг тварь слегка подпортит жизнь нашим преследователям? Не будем лишать их удовольствия от встречи.

Стрегон только кивнул, потому что не имел никакого желания раньше времени сталкиваться с тварью из Проклятого леса. Однако подумал, что воин на заставе говорил именно о северо-восточном направлении, где не так давно пропало несколько рейдеров. Следов полуэльф, правда, нигде не увидел, но Лакру сделал знак, чтобы тот был готов стрелять на любое движение. Вдруг Белик прав? В последние дни братья уже поняли: он всегда знает, что делает, и редко ошибается. Так что даже смутное его беспокойство было проводом, чтобы глядеть в оба и в любую секунду ждать какой-нибудь пакости.

Как ни странно, до полудня их никто не потревожил. Так, всякая мелюзга мешалась под ногами, тучами вились жадные до крови мошки да назойливо звенели над ухом многочисленные комары. Но можжевельник не подвел — надежно отваживал мерзкий гнус, и наемники в который раз вознесли благодарность обширным познаниям Белика, потому что могли себе представить, во что бы превратились их лица за время путешествия по здешним чащобам.

Нередко навстречу гостям с деревьев устремлялись крупные бабочки с бархатными крыльями, от лесных красавиц ловко уворачивались и зорко следили, чтобы гадкие твари не плюнули ядом. Местами встречались на редкость шустрые, раскрашенные во все цвета радуги стрекозы, от которых Белка посоветовала держаться еще дальше, чем от бабочек. Толстые слепни, жесткокрылые жуки… С веток то и дело падали мокрицы, которые так и норовили юркнуть за шиворот. Над головами весь день стоял неумолчный птичий гомон. Пару раз братья подмечали мелькание беличьих хвостов на ветках. Однажды под елями проскочила охотящаяся лиса, здоровая, с молодого кабанчика, да и клыки под стать, но большим отрядом не заинтересовалась. А потом приметила сверкнувшую на солнце сталь и поспешила освободить дорогу, пока чужаки не достали из мешков больно кусающееся серебро. Белка не уделила ей никакого внимания.

Потом были новые рощи и непролазные чащобы. Вырытые прямо посреди тропы ямы, частично засыпанные старыми листьями. Бесконечные коряги, поваленные стволы, буйно разросшиеся малинники…

Много чего довелось повидать опытным наемникам за свою нелегкую жизнь: и леса, и поля, и заснеженные горные склоны. Однако нигде больше, ни в одном месте на Лиаре они не встречали столь оживленного и столь опасного для чужаков места. Если бы не проводник, они бы непременно напоролись на какую-нибудь ловушку. Влипли бы в ядовитую паутину, рискнули бы сорвать с детства знакомую ягодку, глотнули холодной воды из прозрачнейшего родника. Но Белка только однажды бросила: «Ядовито!» — и они навсегда зареклись тянуть в рот то, что росло в этом странном лесу. Старались лишний раз даже не касаться подозрительно быстро опадающего с деревьев мха, тщательно следили, чтобы ни одно насекомое не приблизилось на расстояние плевка. Настороженно наблюдали за кустами, за ветками и даже за крохотными ямками, потому что еще не успели забыть, как из одной такой ямки перед самым носом у Белика вдруг высунулась огромная змеиная голова и с громким шипением метнулась прямо к горлу.

Гончая, не сбавляя хода, перехватила чешуйчатую гадину и буквально выдернула ее (а змея оказалась чуть ли не с долговязого Лана длиной) наружу. По пути небрежно свернула ей шею и отшвырнула подальше, чтобы неистово бьющийся змеиный хвост никого не задел. А когда от поднятого шума где-то наверху встрепенулась стайка зверушек наподобие безобидных и проворных юрков, неожиданно подняла голову и зашипела еще громче, чем змея недавно. После чего мохнатые падальщики испуганно пискнули и кинулись прочь, перепрыгивая с дерева на дерево настолько проворно, что даже тренированный глаз едва успевал заметить.

— Те самые бегунки, — неохотно пояснила Белка в ответ на девять вопросительных взглядов. — На них серый мох почти не действует, вот они и селятся там, где его много. Любят швырять эту дрянь сверху. Мох, коли на кожу попадет, разъест мгновенно. А если коснется глаз — все: считай, ослеп на всю оставшуюся жизнь. А бегунки, как только жертва теряет ориентацию, спокойно прыгают с веток и вцепляются в нее. Сами мелкие, конечно, но зубы у них не тупее ваших кинжалов. Зато они питонов боятся, потому как змеи любят жевать их мягкие шкурки. Да и мясо у них… ничего. Но этих гадов лучше сразу отваживать, чтобы потом не преследовали.

— Ты отвадил? — нерешительно уточнил Лакр, у которого от ее шипения еще не все мурашки пропали с кожи.

— Да. Теперь не полезут. Если бы у них нюх был потоньше, то удрали бы сразу, как меня учуяли, но поскольку они малость туповаты, пришлось объяснять. Думаю, больше с ними проблем не будет.

— Почему?

— Потому что для них мы теперь большой многоголовый питон, пришедший сюда на охоту. Я им так и сказал. А значит, теперь вся стая этих крохотуль будет сидеть в своих дуплах и носа наружу не покажет, пока мы не скроемся из виду. Они еще и другим стаям передадут, чтобы затихли.

— Ясно, — деревянным голосом отозвался ланниец. — Теперь я буду знать, что ты еще и по-змеиному умеешь.

— Я не умею, — хмыкнула Белка. — Но кое-какие звуки, вроде шипения самки питона, только-только отложившей яйца, запомнил. Для пользы дела, так сказать.

— А Ходок тоже так может?

— Он много чего может, — ответила Гончая. — Даже с хмерами разговаривать, если придется. Но его вы увидите только возле кордона.

— Почему?

— Потому, рыжий, что трудный он человек. Если рот не вовремя откроешь, он тебе его закроет навсегда. Вякнешь там, где не надо, и останешься без языка. А уж коли не сделаешь, что велено… боюсь, он бросит тебя под ближайшим деревом — ждать компании местных зверушек. А чтобы ты отказаться не смог, вырвет тебе обе ноги и положит рядом. Для симметрии.

— Он что, такое чудовище?

— Иногда, — помрачнела Белка. — Порой даже не по себе становится. Не зря в Проклятом лесу есть его личная тропа — на ней, когда он не в духе, предпочитают не задерживаться ни на секунду. Ни звери, ни птицы, ни комары. Временами бывает так тихо, что даже не знаешь, сон это или нет. Вокруг тишина, словно в пустыне, никто не вякнет, морду наружу не высунет — боятся. Только проводят глазами, убедятся, что ушел, и лишь тогда рискуют выползти обратно. Хорошо запомнили: когда он сердится, может удавить любого — быстро и без раздумий. Просто потому, что под руку попался. Но за это Ходока и боятся. Проклятый лес даже сейчас признает лишь тех, кто сильнее, а Ходок очень силен. Те дорожки, которыми он чаще всего ходит, считаются неприкосновенными. И для вас это единственный шанс пересечь Проклятый лес.

— Он знает хозяина? — следом за побратимом полюбопытствовал Терг.