— Но я не хочу! — возразил Нардис, когда я снова пододвинул к нему склянку. — Пить человеческую кровь — это же… это…

— Сейчас это необходимо. На время. Иначе ты умрешь.

— Но убивать ради того, чтобы жить самому…

— Можешь не волноваться — кровь я давно научился хранить про запас. Для тебя ее собирал давно, тем же методом, которым наполняю свою флягу. Поэтому ни мне, ни тебе не придется никого убивать. Склады пока полны, на несколько месяцев тебе точно хватит.

Нардис поджал губы.

— И часто мне придется ее пить?

— Сейчас ежедневно. Потом все реже и реже. А после того как ты вернешься к обычной пище, она тебе вообще не понадобится. По крайней мере, до тех пор, пока тебя серьезно не ранят.

— А если ранят, то я все равно начну сходить с ума от жажды и пытаться сожрать первого встречного?

— Боюсь, что так, поэтому постарайся до этого не доводить. И на всякий случай держи дома запас, который не забывай своевременно пополнять.

— Саан, — с тоской оглядел пустые стены Нардис. — И это уже не изменить, да? Я или умру, или останусь таким навсегда?

— Именно так.

— Тогда лучше бы ты меня не воскрешал. Жрать людей и постоянно испытывать желание пить чужую кровь… Я теперь что, живой мертвец? Зомби? Или еще какая-нибудь разновидность нежити?

— Напротив, ты сейчас живее всех живых.

— Но ты превратил меня в чудовище!

Я внимательно посмотрел на расстроенного парня.

— То есть я, по-твоему, тоже чудовище? Или ты забыл, что я время от времени тоже вынужден пить человеческую кровь?

— Нет, не забыл. Но становиться кровососом мне совсем не улыбается! Я не хочу так жить!

— Другого варианта нет. Или предлагаешь вернуть тебя обратно в мертвое состояние? — спокойно предложил я.

Нардис встрепенулся.

— А ты бы сделал это? Ну… если бы я попросил, ты помог бы мне умереть? Сам я, наверное, не смогу. Но если ты говоришь, что без крови я обезумею и все равно пойду убивать… Ты бы избавил меня от этого?

Я помолчал несколько мгновений.

— Я вернул тебя к жизни, потому что считал твою смерть преждевременной и неприемлемой лично для меня. Если ты считаешь, что я не прав, то да. Я могу это исправить. И у меня не дрогнет рука тебя убить, хотя сожалеть об этом я, скорее всего, буду.

— Дай зеркало, — вместо ответа буркнул Нардис, отведя сконфуженный взгляд. А когда вдосталь налюбовался на собственное отражение, недовольно насупился. — Я теперь всегда такой буду?

Я непонимающе перевел взгляд на отражение.

А что не так? Лицо как лицо. Обычное, без шрамов и прочих отклонений. Нос нормальный, последствия от встречи с дубиной с него давно исчезли. Рыжие патлы остались такими же, как раньше. Ну, цвет глаз поменялся. Что в этом такого? Ах да, в темноте они еще и светились. Кого-то однажды наверняка напугают до мокрых штанов, но за отличное ночное зрение, на мой взгляд, это была невысокая цена.

— Ну, так что? — совсем уж похоронным голосом осведомился парень, когда приоткрыл рот и обнаружил там приличные по размеру, определенно не человеческие клыки. Нардис даже попробовал расшатать один зуб, но тот, к его сожалению, оказался настоящим. — Я теперь не человек?

— А сам как считаешь?

И вот тут он откровенно растерялся. Но все же дураком он не был и, хвала Саану, не стал им после воскрешения. Поэтому, когда первый шок миновал и до него дошли хотя бы некоторые мои слова, он надолго задумался. Потом куда-то вышел. А когда вернулся, то снова сел рядом и очень тихо попросил:

— Расскажи мне все. Я хочу точно знать, к чему готовиться.

Отлично.

Я уже давно заметил, что у части воскрешенных отмечались избыточные реакции на самые разные раздражители, особенно в первое время. Они сильнее, чем остальные, впадали в ярость, дольше злились, порой даже совершали импульсивные и ранее несвойственные им поступки. Те, кто раньше вел себя спокойно и отличался исключительно мирным характером, становились агрессивными. Те, кто был склонен к агрессии, напротив, нередко впадали в оцепенение и апатию.

От Нардиса я, если честно, ожидал намного более взрывного поведения, особенно после того, что он нам устроил. Но тот всегда отличался уравновешенным нравом и редко когда подолгу испытывал одну и ту же эмоцию. Он, можно сказать, являлся на редкость гармоничной личностью, которой чрезмерные проявления чувств были совсем несвойственны.

Поэтому он поначалу, как я и думал, взвился. Потом очень быстро расстроился. Почти отчаялся и чуть ли не надумал прыгать головой вниз с ближайшей скалы… Но потом походил, подумал, отвлекся. И вот теперь был готов к серьезному разговору.

— На самом деле ты не сильно изменился, — сообщил я, стараясь подбирать слова так, чтобы между нами не возникло недопонимания. — Ты по-прежнему мыслишь, чувствуешь, помнишь. Тебя, как ты уже, вероятно, понял, можно поранить, и из твоих ран по-прежнему идет самая обычная человеческая кровь. Твое тело обновляется, как и раньше, сердце тоже бьется. Тебе по-прежнему нужен воздух, чтобы жить, и пища, чтобы оставаться в форме. Помимо этого, тебе доступны все чувства и эмоции, что и всегда. Так что ты все еще смертен. Более того, ты все еще человек. Однако некоторые процессы в твоем теле замедлены, а некоторые, наоборот, резко ускорены. Благодаря этому ты быстрее восстанавливаешься, тебе не страшны ни травмы, ни переломы. Ты намного сильнее, быстрее, выносливее других. Твое зрение, обоняние и слух тоже обострены… Но за все, как я уже сказал, нужно платить.

Нардис неприязненно покосился на злополучную склянку.

— Хочешь сказать, я стал таким же, как ты?

— Нет, — покачал головой я. — Тебя никто не проклинал. Нам лишь удалось совместить и уравновесить силы жизни и смерти. Моя кровь сделала тебя таким. Но если бы в твоих жилах текла только она, то из тебя получился бы очередной безмозглый зомби. Однако моей крови в тебе настолько мало, а ее сила настолько уравновешена, что теперь тебя можно бить, колоть, ронять со скал, морить голодом и даже жечь… Рано или поздно ты все равно восстановишься. Но как правильно сказал когда-то Мор, нельзя быть живым лишь наполовину. Точно так же, как нельзя частично умереть. Это я замер в одной точке. И это у меня с годами ничего не меняется. А тебя я предпочел видеть именно живым, поэтому некоторые недостатки все же пришлось оставить. И рано или поздно ты все-таки умрешь. От старости. Хотя наступит она, скорее всего, очень не скоро.

— И это когда?

— Мы так далеко еще не заглядывали. Но если судить по крысам и паукам, то срок твоей жизни должен вырасти как минимум в десять раз.

— Тогда как меня можно убить? — вычленил самое важное из моих ответов Нардис. — Если обычные раны и переломы больше не страшны, то чего мне опасаться?

— Береги голову, — серьезно посоветовал я. — Если ее отрубят, то никакая кровь уже не спасет.

— Откуда знаешь?

— Ну, ты же не думал, что я повторю ошибку Гнора и не проверю досконально теорию, прежде чем применить ее на практике? У нас был всего один шанс. Единственная попытка сохранить тебе душу. Поэтому, прежде чем тебя разморозить, мы хорошо подготовились.

Нардис тут же помрачнел.

— И сколько народу ты ради этого убил?

— Спроси лучше, сколько трупов мне для этого пришлось собрать со всей империи, — усмехнулся я. — Но я рад, что люди предпочитают хоронить своих усопших в земле и не проверяют потом, куда они делись. А то многих ждало бы неприятное открытие в виде пустых могил и раскуроченных гробов, тогда как ищейки ИСБ давно бы с ног сбились, пытаясь отыскать банду злостных похитителей тел. Видел в лаборатории сундуки?

— Да. А что?

— Никогда туда не заглядывай.

— Погоди, — наморщил лоб Нардис. — Все равно что-то не сходится. Если ты кого-то оживлял, то эти лю… в смысле создания все равно должны были остаться. Почему я, кроме вас, больше никого здесь не чувствую? Ты их отпустил?

— Еще не хватало.

— Неужто ты думаешь, что у нас не было неудачных экспериментов? — поддержал меня Мор. — Дозы пришлось подбирать долго, так что большинству наших подопечных не повезло.

— В каком смысле?

— Кто-то был чересчур агрессивен. Кто-то безумен. Многие оказались лишены обычных эмоций, а единственным чувством, которое их терзало и глушило все остальные ощущения, был зверский голод.

— И вы от них избавились? — все еще недоверчиво переспросил его Нардис.

— А что с ними еще делать? — пожал плечами я. — В нашем мире и без того полно чудовищ. Незачем плодить их еще больше. Да и надо же было понять их уязвимые точки. Живучие, проворные, сильные и выносливые твари в обличье человека… Само собой, я должен был понять, как их можно уничтожить. В том числе и на тот случай, если бы с тобой у нас вышла осечка.

Нардис вдруг замер.

— Я… я, кажется, кое-что вспомнил. По-моему, я сегодня кого-то убил.

— Экспериментальное зверье, — кивнул я. — Его у нас было много. Я же не только на людях практиковался. Но знаешь, что интересно? Оказывается, если разорвать измененное обрядом тело на куски, оно тоже не восстановится. Я в свое время до такого зверства не додумался, но ты обогатил мое представление об этом мире. Благодарю.