Александра Николаенко
Небесный почтальон Федя Булкин
Маленький роман
Слышу Федин голос живой.
Слышу бабушкин.
Слышу папин.
Не знала, что, когда начну
редактировать эту повесть,
она вернет мне свет,
радость и надежду.
Папе от Саши
Часть первая
— Помнишь, бабушка, когда я маленьким был…
— Это когда же такое было, Феденька?
Ничего не помнит бабушка. Память у нее девичья.
— Вчера, бабушка!
— А…
— Бабушка…
— Что, Федя?
— Расстроишься ты, если я умру?
— Очень расстроюсь, Феденька.
Так и думал я.
— Бабушка!
— Что, Феденька?
— Нужно тогда, чтобы ты первая умерла, а я за тобой…
— Ладно, Феденька.
— Только не завтра умирай ты, бабушка.
— Хорошо…
— …И не послезавтра умирай, бабушка!
— Хорошо, Феденька…
— …И послепослезавтра тоже не умирай…
— А когда же умирать мне, Феденька?
— Когда я скажу.
Так и договорились мы с бабушкой, что умрет она до меня, но только с моего разрешения.
Из тетради Фединой: о небесных геологах
Поехали мама с папой мои строить Город Небесный, сказала бабушка. Командировка, ясное дело.
Мама с папой мои геологи. Без геологов в строительстве никуда. Осваивает советский народ новые территории, а какие! Если делаем мы с бабушкой в сердце Родины нашей — Москве — утреннюю гимнастику, в Петропавловске на Камчатке — полночь!
В прошлый раз папа с мамой БАМ ездили строить, прокладывать магистраль Байкальско-Амурскую, долго строили, до-олго… вернулись, а я уже вот посюда! Даже и не узнали меня; мама ахнула, а папа сказал: «Ну, брат, не узнать тебя! Как подменили…»
Очень испугался я: вдруг и вправду бабушка, пока их не было, меня подменила?
Тогда вернулись они, я еще вот посюда был, а теперь вернутся они, я уже вот посюда…
Глобус кручу. Хочу найти Город этот Небесный. Только очень мелко на глобусе города пишутся, прямо блохи. А читать я уже научился. Вернутся папа с мамой мои, так и ахнут! Да, бабушка?
— Что, Феденька?
— Это так я, бабушка, ничего.
«Нельзя хвастаться, Федя, делами хорошими… — угрожает бабушка. — Скажешь вслух, и оно у Бога за хорошее уже не считается». А зачем совершать хорошее, если о нем ни гу-гу?! Плохие дела нужно тайно делать, считаю! Разбил чашку, замети потихоньку в совочек, если бабушка, как бабахнулось, сослепу не услышала, выкини по-хорошему, быстренько, чтобы ее не расстраивать. Потому что расстраивать бабушку тоже плохо. Папа так и сказал, когда уезжали: «Веди себя хорошо. Не расстраивай бабушку! Ты один, пока меня нет, за мужчину…»
За мужчин за всех я один, понимаете? А бабушка хоть и старая, а все равно тоже женщина, из-за чашки разбитой знаете как расстроится! Да же, бабушка?
— А?
— Вот если бы, например, я, бабушка, разбил бы чашку какую-то, ты бы расстроилась?
— Господи помилуй! Какую?!
— Я к примеру сказал это, бабушка…
Сами видите…
Так что о хорошем нужно рассказывать, иначе никогда не заметит бабушка, что я посуду помыл, у ней память девичья, так и будет думать до смерти самой, что это она сама ее вымыла… а плохое в совочек. Вот и выйдет одновременно два дела: хорошее и плохое, и оба за компанию не рассказывать, потому что плохое дело, что чашку разбил, потянуло с собой хорошее, что бабушка не расстроилась. У нее этих чашек, знаете? Войско! Целая чайгоняльная армия. Бей и бей потихонечку, партизаном…
— Бабушка!
— Что, Феденька?
— А давай я, бабушка, тебе мусор выкину?
— Выкини, пожалуйста, Феденька…
Вот и третье дело хорошее! Где одно хорошее — там другое! Как грибы в лесу. Как троллейбусы шестьдесят первые. Где один троллейбус шестьдесят первый пришел, там и следующий, вереницей.
— Потеряться, наверно, боятся, бабушка…
— Кто?
— Троллейбусы!
— Юморист…
Ко всему относиться нужно с юмором, бабушка!
Мамочки мои… страсть господняя… таракан!!!
Четыре вышло уже дела моих в хорошие! Я для Бога (хотя и нет его, это точно!) все же за жизнь составил бы список (на всякий случай, вдруг есть?) в два столбика:
ДЕЛА ХОРОШИЕ — ПЛОХИЕ ДЕЛА
«У Бога нас много», — сказала бабушка. Занятой человек! А я и сам уже писать научился…
ДЕЛА ХОРОШИЕ:
1 — что бабушка из-за чашки, что брякнулась, не расстроилась.
2 — что мусор я выкинул.
3 — что не сказал, что выкинул мусор, бабушке (потому что я сперва предложил его выкинуть, а потом уже выкинул, чтоб не думала опять она, что сама).
4 — и еще, чтоб, выкидывая сама, не заметила черепки!
Четыре уже хороших дела! Говорю же, добрые дела, как троллейбусы, чередой!
Где же все-таки Город этот Небесный на глобусе?..
ЕВРАЗИЯ, АЗИЯ, АФРИКА… наверное, большой должен быть, чтобы все, кто строить его поехали, уместились?
Голубым, наверное, тут раскрашен. И тут и тут голубым… Кручу, кручу… В какую сторону папа с мамой живут, если по всему глобусу лужи, лужи?.. Где тут папа с мамой мои?!
— Все, что на глобусе, Федь, Бог на земле рисовал. Моря, острова… Вот тут мы с тобой живем, Москва написано, видишь? Вот тут в городе Тольятти наши: тетя Оля, Григорий Михайлович, Женечка… Здесь вот мы с тобой были, море Черное, помнишь? Город Анапа. А Град Небесный на небе, не на земле.
— На самолете лететь?
— Самолеты, Федь, ниже летают.
Не зря я космонавтом, как Юрий Гагарин, стать собираюсь. Вон как, оказывается, высоко Град строят, если и самолетов выше…
— На ракете?
— На ракете, вырастешь и на Луну полетишь. А Город Небесный еще и Луны повыше.
Очень уж высоко! Но не очень. Зря уверена бабушка, что без Божьей помощи не добраться.
— Без Божьей помощи, Федь, и каши не сваришь.
— Да зачем она вообще людям, бабушка, твоя каша?!
До каких высот добрались строители! Землю застроили, небо перешагнули, космос теперь осваивают! Папе с мамой, конечно, некогда там, дело важное у них, понимаю…
Но как стану космонавтом, долечу до Луны, там осмотримся, и так скажу своим космонавтным товарищам: а теперь летим в Город Небесный, товарищи! К папе с мамой!
— На какой планете, ты думаешь, бабушка, папа с мамой строят сейчас? На Юпитере или на Марсе?
— …А карту, как в Град Небесный лететь, на небе, Федя, Господь нам звездочками означил. Млечный Путь называется. Звездный град. От Большой Медведихи это направо…
Вот как! План начертил, слава богу, Бог для тех, кто к папе с мамой лететь захочет. Значит — увидимся. А то уж очень скучаю…
Так иногда скучаю, что сквозь слезы в глазах сердце щиплется.
— В скафандре нужно лететь, да, бабушка? Без скафандра в космосе в смерть удохнешься, пока долетишь.
— Душе, Федя, скафандэры зачем? Покинет душа тело и без всякого скафандэра в миг один жива долетит, если хорошо себя вести будешь…
— Просыпайся, Федя, в садик пора.
— Не пойду сегодня в садик я, бабушка.
— Это что еще за новости, Федя?
— У меня душа далеко…
— Это где ж она, Феденька?
— В Петропавловске, бабушка. На Камчатке.
И все-таки уж очень соскучился я! Даже фотография не всегда помогает. Ясно, конечно, по фотографии этой, что хорошо папе с мамой в Граде Небесном живется-строится. Вон они как друг с дружкой стоят, обнявшись, в стекло улыбаются. Только кому-то там без меня, может быть, хорошо, а мне каково?
— Бабушка!
— Что, Федя?
— Ты бы что за то, чтобы папа с мамой мои вернулись к нам, отдала?
— Все отдала бы, Федя.
— И меня?!
— Тебя никому не отдала бы я, что ты, Феденька…
Я бы тоже, прежде чем отдать тебя, бабушка, передумал…
— Бабушка?!
— А, что, Федь?
— Есть в Граде Небесном граница?
— Есть. Горизонт называется.
Это там, где небо с морем полосой сходятся. Воображаемая линия, папа мне объяснял, потому что нигде на самом деле не сходятся море с небом. Никакая не воображаемая она. Недостижимая.
Плыли мы с бабушкой раз по морю Черному на трамвае прогулочном…
— Почему без рельсов трамвай этот, бабушка? Как он плавает?
— Он по компасу.
Компас знаю, мне папа показывал, он всегда в одну сторону тыкает. Доплывем!
Только как ни плывет трамвай, все дальше и дальше Бога граница, горизонтальная линия. Вроде и прочерчена лучом по воде, а даже облака вдоль летают.
За границу эту солнце садится, из-за границы с обратной стороны встает.
Заграничное солнце-то… То на той стороне, то на этой…
— Как ты думаешь, бабушка, противно солнцу смотреть после нас на капиталистов с буржуями?
— Солнце, Федя, смотрит, чтобы всем тепло, всем светло, чтобы день настал, чтобы ночь пришла, чтоб зима на лето сменилась…
— А я думаю, бабушка, что противно!
Соленая из глаз вода, когда зареву. Соленая в море.
А море огромное, полосой, где солнце садится, напополам с небом делится.
— Почему, бабушка, в море вода соленая? Селедок солить, или столько люди наплакали?
— Селедок солить…
— А если лосось в томате?
— А это, Федя, в другом море лососей солят.
— Томатное, значит, море есть… Пряного посола…