Что скажу…

Он ещё спрашивает!

От этого его «я всё компенсирую» аж зудит мерзкой чесоткой, въедаясь в нутро. Всё-таки не в первый раз говорит мне такое. Но если раньше нечто подобное относилось к тем временам, где он опаздывал из-за пробки вместе со мной в кинотеатр или же задерживался на работе, поэтому мне приходилось проводить вечер одной, то теперь… как, мать его, можно компенсировать такое?! Разве что посмертно. И то исключительно потому, что про покойников плохо не отзываются.

Но то про себя.

Вслух:

— Уходи, Марк. Свадьбы не будет, — подсказываю, раз он такой недогадливый. — Не хочу тебя видеть. Уходи и не возвращайся.

Собираюсь отодвинуться. Но не выходит. Он ловит мой подбородок гораздо раньше, поворачивает мне голову и не позволяет отвернуться, пока чеканит каждое последующее безжалостное слово:

— Не хочешь меня видеть, да, Нина? — произносит тихо, с отчётливой злостью. — Правда, веришь, что тут только мои и твои желания учитываются? А об отце моём ты подумала? В какой ярости будет он, когда узнает? Он ведь и так был против того, чтобы я на тебе женился. А знаешь, что будет потом? Про своего отца тоже вспомни. Что с ним будет, когда наша компания заберёт все вложенные в его новый бизнес инвестиции? Банкротство — это лучшее, что может с ним случиться. Остальные инвесторы разберут вашу упёртую семейку по косточкам, ничего живого и здорового от вас не останется. Твоего любимого старшего брата пустят в расход первым же, чтоб под ногами не мешался.

Я слишком хорошо знала Марка, чтобы решить, будто его слова — пустая угроза. Он из того типа людей, которые не разбрасываются фальшивыми обещаниями. Моё сердце стучит чаще и громче, а уши закладывает, стоит в красках представить себе всё то, о чём он говорил. Семья Марка действительно очень влиятельна в финансовой сфере, а другие инвесторы, вложившие свои средства в бизнес моего отца, в самом деле не только богаты, но зачастую опасны. Бредит тот, кто верит, что нажить такие состояния возможно лишь упорным трудом и временем.

— Нет, — мотаю головой в отрицании, прогоняя из сознания жуткие образы. — Мой папа тут вовсе не причём. Это только между тобой и мной, — поджимаю губы.

Он ничего не говорит. Лишь брезгливо ухмыляется. Поднимается на ноги. Точно знает, что дальнейшие уговоры ни к чему. Я прекрасно всё усваиваю.

— Осталось пять минут, Нина. Приведи себя в порядок. Не заставляй всех ждать, — роняет безразлично в качестве временного прощания, пока уходит, но притормаживает в дверном проёме, через небольшую паузу добавляя цинично: — А если тебя так задевает, что я хожу на сторону, научись сосать получше. Тогда, может, и не стану.

Вот теперь точно уходит. А я остаюсь ровно там, где он меня оставляет, не в силах подняться. И не имею не малейшего понятия, что же в таком случае делать…

Глава 3

Нина

В моей голове царит война. Отпущенное мне время стремительно утекает, но обрести столь необходимое сейчас хладнокровие никак не получается. Скатывающиеся по щекам слёзы откровенно душат. Нет сил даже подняться с колен. Я сдавливаю пальцы до боли в суставах, перебираю одну хаотичную мысль за другой в поисках более подходящего возможного варианта, но чем дольше думаю, тем больнее становится, и ничего кроме.

Я не могу выйти за него!

Но и отказаться невозможно…

Попросить помощи тоже у не кого. Если скажу Тео, ни у одного из нас не останется спокойствия. Замешаны слишком большие деньги, чтобы он мог с этим справиться. Только тем самым подставлю его. Марк, какой бы сволочью не выглядел сейчас в моих глазах, всё верно сказал по этому поводу. Говорить родителям тоже ни в коем случае нельзя. У папы слабое сердце. Мама непременно ему проболтается. Взваливать на них последствия моего неудачного выбора — последнее дело. Я же, выходит, сама виновата. Не разглядела в своём женихе то, что любая другая женщина давно бы заметила. Будто слепая. Тупица. И тогда, получается… я реально должна терпеть это дерьмо? Как в каком-нибудь дешёвом сериале со стрёмной концовкой, где героиня заканчивает жизнь самоубийством, потому что крыша едет от такой паршивой семейной жизни. А кроме них у меня и нет никого. Если только Эва. Но и её просить о таком большом одолжении я тоже не могу. Произойди всё какой-нибудь месяц назад, её отец непременно помог бы. Эва — его единственная дочь и наследница, а Рейнард Вайс очень состоятельный человек. Но в данный момент он под следствием, свобода для него вряд ли предвидится, а отношения между отцом и дочерью напрочь испорчены. Не уверена, что восстановятся.

Всё-таки нужно подняться на ноги…

Для начала.

Потом…

Мысль обрывается, так и не сформировавшись. Вместе со звуком чужих шагов. Мужские ботинки перешагивают границу между террасой и комнатой, приближаются ко мне вплотную и останавливаются, а их обладатель опускается на корточки, внимательно вглядываясь в моё лицо, стоит мне поднять голову, чтобы убедиться в том, кто именно заявился столь не вовремя.

Я бы не удивилась, если бы это был Марк. Он не отличается терпением и предпочитает пунктуальность.

Но тот, что передо мной — не Марк.

Айзек, мать его, Янг…

Какого чёрта он тут опять забывает?!

Видимо, приходит в очередной раз поиздеваться. Неспроста брезгливо ухмыляется, как только смотрит на меня. Впивается взглядом, как безжалостный хищник, собирающийся добить свою загнанную добычу.

— Сказал же, тушь потекла, — вытаскивает безупречно белоснежный платок из своего кармана, протянув тот мне.

Я почти умиляюсь. Кто в наше время носит с собой тканевые платки? Жест выглядит очень уж старомодно галантно. Если б не знала хозяина этого платка, восприняла бы, как вежливость или же заботу. Вот только галантные, заботливые и вежливые мужчины не запихивают девушек в багажник своей машины, если она отказывается ехать с ним. А он со мной именно так и поступил, вместо того, чтобы нормально объяснить, кто, зачем и по какой причине его ко мне тогда отправил.

Платок не беру. Зато приподнимаюсь с колен.

— Да пошёл ты, — кривлюсь.

Брезгливая ухмылка на холёной физиономии блондина становится лишь шире и приобретает презрительный оттенок, а я задумываюсь о том, что вряд ли он в самом деле воспринимает просмотренное мной видео с тем, как мой жених имеет другую девушку, за обычную порнушку, как мне кажется на первый взгляд.

А мой последний разговор с Марком тоже слышал?

Весь? Или лишь часть? И если да, то какую именно?

— Что ты здесь вообще забыл? — добавляю, расправляя плечи. — Всё никак не даёт покоя количество и качество моих оргазмов? — ехидничаю, вспомнив то последнее, что он говорит при нашей прошлой встрече.

Собираюсь окончательно подняться, но путаюсь в треклятом шлейфе. Выглядеть перед ним ещё более нелепо совершенно не хочется, поэтому вынужденно возвращаюсь в прежнюю позу, собираясь выгнать его уже наконец отсюда, а затем действительно заняться собой. Но ловлю его новую ухмылку. И до странного пристальный взгляд. Айзек не спешит с ответом. Раз уж я не принимаю от него платок, сам вкладывает его в мою руку.

— Когда это реально начнёт меня беспокоить, я их просто-напросто пересчитаю, — сообщает с виду миролюбиво. — Уверен, это не займёт много времени, — добавляет самонадеянно, выдерживает короткую паузу, после которой продолжает, окончательно охамев: — Ты, кстати, как предпочитаешь? С пальцами в твоей аппетитной заднице, или лучше сразу засунуть в неё что-то посущественнее? — заинтересованно склоняет голову.

И… реально ждёт ответ!

Пока мои пальцы сжимаются всё сильней и сильней, комкая белоснежный платок, а я сама где-то между желанием заехать ему по роже или аккурат по тому самому месту в его штанах, которым он преимущественно думает.

— Да иди ты на х!.. — жаль, не договариваю.

Как и осуществить ни одно из своих вспыхнувших жгучей патокой желаний не успеваю.

— Прежде чем соберёшься послать меня ещё раз, хорошенько подумай своей головкой, солнышко, — перебивает меня Айзек. — Много ли среди всего собравшегося здесь окружения настолько отшибленных на голову, чтобы пойти против Марка Эрдмана? — озвучивает риторическим вопросом. — Разве что мои братья, — сам же пускается в рассуждения. — Но у Адема есть своя головная боль, — припоминает старшего из них. — Он недавно стал папочкой семнадцатилетней девицы, склонной к побегам. А Кай слишком занят сейчас мыслями о том, как бы засадить поглубже твоей подружке. На него бы я тоже не рассчитывал, — заканчивает цинично.

Я, как остаюсь в начале его речи с приоткрытым ртом, так и не закрываю. Втягиваю им в себя побольше воздуха. Как бы не хотелось ответить ему с не меньшей грубостью, проглатываю все свои возможные оскорбления и пытаюсь переосмыслить услышанное.

Он сейчас так предлагает свою помощь?

Да быть такого не может!

— С чего бы тебе мне помогать? — фыркаю встречно.

Разумеется, я не верю. Поначалу.

Но…

Правда, поможет?

В конце концов, этот циничный мерзавец, какой бы сволочью ни был — не из тех, кто бросает слова на ветер.

А значит…

— Что, готов поделиться ста двадцатью миллионами евро, чтобы я могла выкупить свою семью? — спрашиваю, хотя знаю, что получу отрицательный ответ.