Алексей Бобл
Пуля-Квант
Пролог
[Лабус]
Кузов тряхнуло, звякнули пустые термосы и бидоны у заднего борта. Леха чертыхнулся и сел. Грузовик катил по раскисшему проселку, превращая колею в непролазное месиво.
— Снег будет! — Леха подался вперед, голосом перекрывая шум двигателя.
Машина с натугой перла вверх по склону, по днищу молотили комья грязи. Я оглянулся — тент хлопал по заднему борту, сквозь щель мелькал редкий, припорошенный снегом подлесок.
— Не-е, — протянул я. — Откуда в Зоне снег?
— Говорю, будет. Сам увидишь.
Грузовик перевалил вершину холма и стал разгоняться. Подпрыгнул на ухабе, один бидон завалился — Леха выставил ногу и загнал емкость подлавку. Достал сигарету, не торопясь раскурил.
— Что значит «откуда в Зоне снег»? — произнес он. — Вроде ты его видел тогда, на ЧАЭС…
Не отвечая, я улегся на лавку, сунул рюкзак под голову и уставился в дыру посреди тента над головой. Снова в Зону. Прикрыл глаза — подремать, что ли… Через полчаса будем в базовом лагере. Полгода длилось следствие, все мозги нам проконопатили. Обвинений выдвинули столько, будто решили списать на нас с Лехой все, что накопилось, не раскрывалось, пылилось в сейфах под грифом «секретно». Интересно все-таки — нас вытащил кто-то из-под суда, пустив дело по хитрой кривой, разыграв многоходовку, чтобы затем как-то использовать, или так сложились обстоятельства?
Натура у человека такая — домысливать происходящее, вот я и копаюсь в памяти, пытаюсь расставить все по своим местам, всем мелочам найти объяснение… Может, зря? Но тот факт, что мы дошли до ЧАЭС — с боем дошли, — равнодушным среди высоких чинов никого не оставил. Такие фактики заминают, засекречивают, очевидцев устраняют — зачем лишняя утечка, в Зоне хватает проблем и без двух попавших в переплет военных сталкеров. А тут такое! Атомная станция, поход в центр Зоны, который на карте как слепое пятно. В штабе ОК есть только данные две тысячи шестого года, схемы коммуникаций — состояние Саркофага до второй катастрофы… Со спутников наблюдение за АЭС невозможно, вертушкам и самолетам-разведчикам в район не проникнуть — падают. Излучения какие-то там, помехи постоянные и фон радиоактивный местами очень высокий…
Кузов сильно тряхнуло, меня бросило на передний борт — хорошо, рюкзак под голову подложил, так ведь шею свернуть можно. Я кувырнулся с лавки, Леха поймал меня за плечо, не позволив растянуться на полу, и грузовик остановился.
— Приихали, — донеслось из кабины.
— Пошли. — Напарник подхватил рюкзак, расчистил ногой проход между повалившимися емкостями, отбросил полог тента.
Я выпрыгнул из кузова — ботинки утонули в бурой жиже.
Леха первым выбрался на обочину, мы обошли грузовик и остановились. Дорогу перегородила лужа, разлившаяся аж до подлеска по краям проселочной дороги.
Распахнулась дверца с эмблемой украинского миротворческого контингента, на подножку грузовика выбрался молодой парень, пыхнув сигаретой, произнес:
— Вчора тут ще приижджав, — он спрыгнул на землю, — зараз не ризикну.
— А в объезд? — спросил Леха.
— Не, далеко. Я горючку палить не буду, мене зампотылу убъет. Трясут за каждый литр.
— До базы далеко?
— Километра три.
— Пошли, — бросил мне Леха.
— А если с разгона? — спросил я водилу.
— Нi. Вже когось витягували, бачиш, як берег размесилi з того боку, — он указал вперед.
— Ну-ну, экономь топливо…
— Костя!
Я обернулся. Леха уже шагал между деревьями.
— Иду, иду.
— Тягач! — крикнул мне в спину водила. — Нехай тягач пришлють!
Я отмахнулся, не оглядываясь, и поспешил вслед за Лехой.
* * *
— Супермены пожаловали, — долетело из курилки. Мы пересекали заснеженную площадку плаца на пути к штабу, единственному кирпичному строению здесь.
Когда-то тут был колхоз, но избы разобрали на дрова, коровники снесли, поставив на их месте ангары — склады ракетно-артиллерийского вооружения и техники. Лагерь батальона почти не изменился за полгода нашего отсутствия. Тот же КПП, те же полубочки — будто железнодорожную цистерну разрезали вдоль и половинки шлепнули на постаменты, оборудовав внутри спальные кубрики. Но палатки, где раньше столовались, исчезли, вместо них соорудили полукруглую конструкцию, обтянутую парусиновой тканью, рядом дымили трубы походных кунгов. Я посмотрел на часы — глядишь, и мы отобедать успеем. Пустырь за штабом, бывшее картофельное поле, превратили в аэродром, вертолетов там прибавилось. То ли нарастили ударную мощь группировки военных сталкеров, то ли лишние машины на нашей площадке стоят временно. Вертушки, кроме дежурной пары, были зачехлены.
Повалил липкий снег вперемежку с дождем. Прав Леха. Еще недельку — и будем ползать по сугробам. Это лучше, чем грязь месить. Правда, зима уже на исходе…
Мы поднялись на крыльцо штаба, напарник взялся за дверную ручку; помедлив, оглянулся.
— Пошли, — сказал я.
Леха почесал подбородок, пожал плечами и открыл дверь.
В коридоре нас встретил дневальный — из новеньких, я раньше его не видел.
— Разрешите уточнить цель вашего прибытия? — Парень не знал, кто мы, как к нам обращаться. Оба в масккомплектах «Горка», за спиной рюкзаки, почти пустые — пара сменного белья да сухпай. Никаких знаков различия.
— Дежурный где? — бросил Леха.
— Как доложить? — Дневальный убрал руки с ремня и подобрался.
Я поморщился. Леха, видимо, тоже, но устав есть устав.
— Захаров, Гордеев — представиться командиру батальона.
— Дежурный по штабу, на выход! — прокричал дневальный.
Забухали шаги. Из коридора выскочил, поправляя на ходу кепку одной рукой и пытаясь застегнуть китель другой, Коля Процыв, сделал несколько шагов по инерции и остановился.
— Вы?!
— Мы, — ответили с Лехой одновременно, и напарник добавил: — Веди к комбату.
Дежурный одернул китель, сдвинул кобуру на поясе и направился к лестнице.
Половину второго этажа занимали кабинеты начальника штаба, командира батальона и каморка секретной части; вторая половина состояла из жилых помещений для офицеров штаба и хозяйственного блока.
Дверь в кабинет командира была закрыта неплотно, в узкую щель вылетали приглушенные голоса.
Коля не спешил стучаться, он повернулся к нам и прошептал:
— Начальник особого отдела группировки у командира. Может, перекантуетесь в хозблоке?..
— Докладывай, он по наши души тут, — ответил Леха. Коля посмотрел на наши грязные ботинки, потом в сторону лестницы. Мы обернулись — по полу растеклись черные лужицы. Дежурный пожал плечами, вздохнул:
— Как хотите, — и постучал в дверь.
— Да! — раздался властный голос командира батальона.
Леха отстранил Колю и шагнул в кабинет первым.
— Разрешите… — Он принял стойку «смирно» и, когда я застыл рядом, продолжил: — Разрешите представиться…
— Вольно. Процыв, ты чё там прячешься? — Комбат сидел в кресле за массивным Т-образным столом. Ростом командир под два метра, кулачищи у него огромные. Подковы гнет, сам видел. Скрипнуло сиденье, он оперся на подлокотник и вытянул шею.
Коля, буркнув положенное «разрешите», тоже вошел в кабинет.
Особист стоял к нам спиной и глазел в окно, скрестив руки на груди.
— Начальник особого отдела группировки улетит завтра. Подготовить спальное место, — приказал, комбат дежурному и взглянул на особиста: — Обед и ужин…
— Я как все, — отозвался подполковник, не оборачиваясь, — в столовую схожу, Сергей Николаевич.
— Понял? — Комбат посмотрел на Процыва.
— Так точно! — Коля взял под козырек. — Разрешите идти?
— Свободен.
Когда дверь захлопнулась, комбат подпер голову рукой и долго сидел молча. Особист хмыкнул:
— Смотри, чего творят, — и повернувшись к нам, кивнул в сторону окна. Непривычно он выглядел в полевой форме, я видел его только в повседневке, в кителе и брюках навыпуск.
Уловив за окном движение, я взглянул туда — на поле садились две вертушки. Это в такую-то погоду…
— На то и спецы, — произнес комбат. Особист кашлянул:
— Сергей Николевич, позволите?.. — Взял за спинку стул и придвинул к столу.
Этот подполковник всегда был вежлив, рассудителен, и навязанное литературой да кино мнение о том, что все особисты сволочи, никак не вязалось с его повадками, речью и тем, как он курировал наше дело. Выглядел он гораздо старше меня — лет сорок пять, может, больше. Встречались мы с ним часто, пока шло следствие. У меня сложилось впечатление, что мужик он толковый и, в отличие от следователей военной прокуратуры, которых сменилось аж трое за полгода, отнесся к нашей истории серьезно, без ухмылочек и недоверия…
Комбат сгреб со стола ключи и пачку сигарет, ухватил полевую сумку и встал.
— Захаров, что-то долго вы… — особист опять кашлянул, — добирались…
— Так нам борт не выделяли, — брякнул Леха. Комбат поравнялся с нами, показав напарнику кулачище, сказал:
— После беседы — в «строевую» за аттестатами, встанете на довольствие, получите оружие. В три часа на инструктаж к начальнику штаба, — и вышел из кабинета.
— Есть! — дружно ответили мы хлопнувшей двери.
Конвоя в коридоре не было, на первом этаже только наряд по штабу, комбат велит топать за оружием на склад РАВ, после прибыть для получения задачи — значит, отправят в Зону с глаз долой. Но начальник особого отдела все же прилетел, чтобы поговорить… Странно как-то все.
Подполковник с минуту таращился в стену невидящим взглядом, потом сказал:
— Садитесь.
Мы скинули рюкзаки и уселись за стол напротив офицера. Он раскрыл полевую сумку, достал вдвое сложенный файл, развернул. Тронул пальцами тонкий, как волос, шрам на левой щеке и заговорил:
— Знакомец ваш объявился. Суток не прошло, как с вас сняли обвинения. Поэтому я здесь. — Он выдержал паузу. — Формально я должен вас вывезти под конвоем, дело пойдет на доследование… Чего скисли? Что, Захаров?
— Кто объявился? — спросил напарник.
— Давыдов. Показания я снимать с вас не стану — работа следователя. А вот разобраться, — подполковник качнул головой, — хочу.
Я покосился на Леху, тот с прищуром глядел на особиста.
— Да не смотри ты на меня так, Захаров, — спокойно произнес подполковник. — Вам знаешь тут сколько хлопот будет…
Он не договорил, и так ясно — нам ответ перед сослуживцами держать. Вот и решил комбат сплавить нас в Зону, убедил начальника особого отдела группировки, что так лучше.
— Дальше Зоны не пошлют, — заключил Леха.
— Верно. Вы подумайте оба. Вспомнить постарайтесь…
— Да что тут вспоминать? Поздно Давыдов объявился — где ж его мытарило столько времени? Какие к нам вопросы?
— Да вот… и я так думаю. Но объявился же.
А ведь подполковник не сказал, где обнаружили Давыдова, когда и при каких обстоятельствах, и вообще — взяли его или нет. И чего Леха на рожон лезет?
Я двинул ногой напарника по бедру, громко получилось — грязная подошва шаркнула по полу.
Подполковник усмехнулся, но вдруг скривился, тронул шрам на щеке. Поднялся из-за стола и шагнул к окну.
Леха тоже встал, шумно отодвинув стул.
— Разрешите идти?
— Свободен, — сухо сказал подполковник, не оборачиваясь.
Напарник взглянул на меня, поднял бровь.
— Разрешите личный вопрос? — Я тоже поднялся.
— Разрешаю.
— Откуда у вас шрам?
Особист удивленно повернулся, окинул меня взглядом. Я думал, сейчас пошлет не в меру любопытного военстала куда подальше, но он все же ответил:
— В Зоне еще в две тысячи девятом с контролером столкнулся, только тогда называли их не так, а по-научному… С тех пор путь туда для меня… Даже к Периметру приблизиться не могу — зубы от боли сводит. У тебя, Захаров, в башке безделушка электронная… — неожиданно переключился подполковник на Леху. — Знаю, что никчемная уже, поэтому и сказал, что безделушка. Ты вот контролеров и прочих тварей, ментально на тебя воздействующих, не боишься. А я…
Леха молча глядел на него. Подполковник заключил:
— Увы. Я даже завидую вам слегка.
Вот как, боевой офицер, значит. Чего я в душу к человеку полез? Подполковник курировал наше дело не спустя рукава — в друзья не набивался, но и надменно себя не вел, просто хотел во всем разобраться. Леха с его чипом в голове для группировки мог бы со временем незаменимым бойцом стать. Напарника моего пси-воздействие не берет из-за чипа, а особист в Зону мечтает снова вернуться. Но контролер его пометил — и теперь он к Периметру приблизиться не может. Хочет снять «проклятье» мутанта. Наверное, надеется, что и ему в голову чип прошьют или какое другое устройство, беречь моего напарника станет. Но я точно знаю: если Леха почует, что башку его вскрыть захотят для опытов, — свалит за Периметр, ищи ветра в поле.
Подполковник отвернулся. Выбил пальцами дробь о подоконник.
— Разрешите идти? — спросил я.
— Свободны.
* * *
По дороге к складам вооружения мы с Лехой разругались.
— Да пойми ты, Костя! Я ему нужен только как инструмент… для опытов.
— Согласен.
— Но не пой мне про офицерскую честь.
— А вот тут ты не прав, — в третий раз повторил я.
— Да иди ты, — отмахнулся Леха и ускорил шаг.
Я не спешил догонять его. Мысли спутались в голове — я ведь и сам в кабинете у командира целое умозаключение насчет особиста вывел… Ладно, не важно это все сейчас.
Напарник остановился у ангарной пристройки, закурил демонстративно у окна, забранного решеткой. Когда я подошел, в стекло кто-то уже гневно стучал, требуя прекратить курить в неположенном месте. Кто за окном, толком было не разглядеть — в глазах рябило от снега и бликов.
Леха выбросил сигарету, поймал меня за рукав у двери:
— Извини, Костя…
Я кивнул и вошел в пристройку. Стряхнул с куртки мокрый снег, потопал ботинками. Из дежурки раздался голос:
— Конечно, для десантников правил не существует. — Леха шагнул к «клетке», сунул руку в узкое окно, но прапорщик-вооруженец отскочил, опрокинув стул. Напарник распрямился:
— Ты что-то имеешь против воздушно-десантных войск?
— Много чего.
Я обернулся на голос. Пристройка соединялась со складом РАВ коротким коридором, там маячили две крепкие фигуры, позади толпились еще десятка полтора человек. Группа спецов с тех самых вертушек, что вернулись на базу в непогоду, — они сдавали боеприпасы. В полутьме коридора лиц не видно.
Леха сбросил рюкзак и огляделся, оценивая обстановку. Я расстегнул грудную перемычку, освободился от лямок.
Что ж, драться так драться. По-другому тут никому ничего не докажешь, да и не надо. Дверь в пристройку распахнулась.
— Отставить! — рыкнул командир батальона. Пригнувшись, он шагнул внутрь.
— Смирно! — прокричал прапорщик из «клетки», вытянувшись и расправив плечи.
— Вольно. Вторая группа, боеприпасы сдали?
— Так точно!
— На выход.
Я шагнул к стене, освобождая проход. Вскоре склад опустел, только за столом копошился солдатик из наряда, да прапорщик стоял не шелохнувшись.
Командир протянул руку:
— Бумаги.
Мы достали ведомости. Он сунул их в окошко, бросил нам с Лехой:
— За мной.
Комбат лично проверил оружие и средства связи на исправность, придирчиво осмотрел цинки с боеприпасами, не сорваны ли пломбы с цилиндров армейских «сборок». Затем похожая процедура повторилась на вещевом складе, где мы получили новенькие двусторонние масккомплекты и разгрузки. Я доложил комбату, что в аптечке все согласно описи, срок давности препаратов не истек. Покидав патроны, ПДА и амуницию в рюкзаки, вышли на улицу.
Командир достал пачку сигарет, предложил Лехе:
— Кури.
— Спасибо.
— Пообедаете в Зоне. В дежурке у Процыва переоденетесь и на инструктаж к начштаба. Позывные прежние, вас включили в общую сеть. Желаю удачи.
Комбат пожал нам руки и направился в столовую.
Мы с Лехой посмотрели друг на друга. Вот так. Здравствуй, Зона! Не успели вернуться, как нас сразу «в поле» посылают, от греха подальше. Как вернемся с задания — может, уже и уляжется все. А нет… да и черт с ним, разберемся. Дальше Зоны не пошлют.
Часть первая
УЧЕНЫЙ
[Кирилл Войтковский]
Глава 1
ВОЕННЫЕ СТАЛКЕРЫ
Сознание медленно возвращалось. Кончики пальцев покалывало, болели бока, ныл затылок. В голове возник образ голубого шара, затем вспышка — и темнота. Рядом заскрипел снег. Кто-то сделал несколько шагов и остановился. Я попытался разлепить сомкнутые веки — усилие отозвалось резкой болью в висках. Раздался уверенный голос:
— Ну и какого черта ты вообще здесь делал?! — Снова захрустел снег, будто человек переминался с ноги на ногу.
— Да чего?.. Я это… случайно, — пробубнил другой голос.
— Ты нам лапшу не вешай. Все вы такие, — в разговор вклинился третий. — Все вы тут… случайно. Через Периметр прошел случайно, заблудился тоже случайно.
— Обожди, — перебил первый.
Гулкий звук близких разрывов заставил вздрогнуть. Ощутив легкую вибрацию земли, я приоткрыл глаза.
Сквозь запотевшее стекло шлема виднелась маленькая поляна: кругом белые сугробы, между ними кривые ветки кустов, бурые листочки колышутся на ветру. Редкие деревья, дальше непроходимая чаща. Хотя нет, вон натоптанная тропинка бежит к черной полоске трассы. Где я? Похоже, сижу, опершись спиной на ствол дерева. Наверное, я в себя пришел от холода. Легкий озноб пробирает поясницу.
В нескольких шагах, сложив ноги по-турецки, лицом ко мне сидел незнакомый парень. Крепкий, руки за спиной — связаны, что ли? Одет пестро: армейские ботинки, брюки цвета хаки и синяя куртка из плотной ткани, как у летчиков, а на голове черная вязаная шапка. Половину лица скрывают высокие борта мехового воротника.
По сторонам от парня стояли двое. В белых, с черными вкраплениями маскхалатах и разгрузочных жилетах, из-под капюшонов выглядывают края легких шлемов, широкие очки сдвинуты вверх — матовое стекло переливается легкими золотистыми оттенками. У подбородков отчетливо видны усики микрофонов портативных радиостанций. Стоят вполоборота: и за трассой наблюдают, и поляну контролируют. У одного на плече висит пулемет. Блестят латунные гильзы патронов в торчащей из короба ленте. Правая ладонь пулеметчика на вороненом стволе, левой разглаживает лицо. Нет — усы теребит, жесткие плотные усы. Коренастый, невысокого роста. С пулеметом наверняка как с игрушкой управляется. Второй повыше, со штурмовой винтовкой, кажется, какая-то немецкая модель, вон магазин из прозрачного пластика, видно, что полный. Оружие на груди, стволом вниз. Над ствольной коробкой колиматорный прицел, дополнительная рукоятка под цевьем и тонкий фонарик.
— Где оружие бросил? — спросил второй. Изо рта его вырвался пар.
Я почему-то решил, что сейчас утро — обычное морозное утро. Мыслей в голове не было никаких, лишь гулкая пустота.
— Безоружный я, — огрызнулся парень.
— Безоружный, говоришь? — Усатый хмыкнул. — Я сейчас метров сто вдоль трассы пройду по твоим следам и найду что-нибудь очень похожее на АКМ. А где-нибудь неподалеку — жилет разгрузочный, контейнер для артефактов, или что там у тебя… рюкзак?
— Иди ищи! — Парень глубже втянул голову в плечи, над воротником остались только щелочки глаз.
Лесную тишину вновь разорвала канонада, и с веток на незнакомцев посыпался снег, накрыв троицу белым облаком. Тот, что повыше, с винтовкой, — я почему-то решил, что он командир, — отступил на шаг и мотнул головой.
