— Сколько я буду должен за всё это? — рыцарь показал свободной рукой на амуницию, не отрывая взгляда от лезвия, отражавшего свет масляных ламп.

— Вычтем из твоей доли добычи сорок четыре гривны, это если без сапог, — ответил я, — но сапоги лучше взять тут. Даже желательно, из-за подошвы. Поройся, сорок четвёртый размер был. Точно помню.

Людвиг щёлкнул ногтем по кромке клинка, наслаждаясь звоном, и с явным сожалением протянул его мне обратно.

— Отличная сталь, но я не уверен, что у меня скоро появится так много серебра. А служить больше двух лет в мои планы не входит.

— Не сомневайся, — обнадёжил наёмника, — думаю, рестанта не случится, ещё и останется. Предстоят славные дела, и насколько я знаю, Пахом Ильич возлагает на тебя большие надежды. Так что забирай амуницию, приказчики составят опись, и готовься к походу.

— Коли так, быть по-твоему. Только обскажи, если оружие сломается или потеряется, кто в ответе, как решать?

Однако дельный вопрос. Со всей этой кутерьмой у меня как-то из головы вылетело, что амуницию когда-то предстоит чинить или хотя бы делать профилактику. На продажу оставалось несколько наковален, но самой походной кузницы, с ножным приводом горна, наподобие той, что стояла в моём сарае, не было. Места в ладье не хватило. Впрочем, даже немного знакомый с кузнечным делом, имея подсобный материал, а также уголь, молот и крепкий камень, способен починить примитивное оружие. Важно человека такого найти.

— За личное оружие каждый отвечает самостоятельно. Если не хватает ума не допустить ржавчины на лезвии, то меч он в руки не получит, только палку. Сам знаешь, что сдуру можно и кое-что другое сломать. А на будущее нужен кто-то с кузнечными навыками. Есть такой на примете? Веди! Что же касается оружия и доспехов на смену, то подменный фонд создать не проблема. Раскидаем стоимость на всех, как в любой артели.

На этом наше знакомство завершилось. Рыцаря взяли в оборот Ваня и Ефрем, приказчики Пахома Ильича. Они вели записи, кто и сколько из новобранцев (все без исключения, в счёт будущей добычи) получил обмундирования, и составляли смету котлового довольствия. К удивлению многих, они нисколько не скрывали, какие суммы тратятся. Сторонний наблюдатель мог навскидку сказать, что расходы перевалили за тысячу гривен, а конца и видно не было. Создавалось впечатление какого-то масштабного мероприятия, где медведя, шкуру которого уже успели поделить, (иначе, на какие шиши весь банкет?), давно убили. Оставалось ничтожная малость, пойти и забрать её. А, как известно, неподдающиеся логическому объяснению факты вызывают перетолки и нелепые толкования.

В узких кругах новгородских бояр поплыл слух, что невероятно удачливый выскочка Пахом Ильич, которому серебра девать некуда, украшает им свой дом, собрал и экипировал по высшему разряду дружину, готовясь в очередной раз удвоить, а то и утроить капитал. Не каждый член «золотой сотни» мог позволить подобное, а уж купец — тем более. Пару лет назад об этом бы просто посудачили, но не теперь. Слишком много бед свалилось за последнее время, так что переживать был резон. Торговый маршрут к Каспию, кормивший как бы ни пятую часть торгового сословия, стал небезопасен. От большинства отправившихся на юго-восток караванов известий не имелось. Многие остались без планируемой прибыли, а то и вовсе разорены. Обдумывая, что бы предпринять, новгородцы пускались в авантюры и в итоге зачастую оставались у разбитого корыта. Выходило, что лучше, чем отправиться грабить, придумать что-либо оказалось затруднительно. Вот и Пахом Ильич, судя по всему, явно не на пикник собирался. Слухи обрастали новыми фактами, один другого фантастичнее, и, наконец, достигли своего апогея. И как нередко бывает, великую тайну раскрывает незаурядный случай. Причину возникшего ажиотажа вокруг деятельности купца совершенно случайно прояснила старшая дочка медового олигарха Сбыслава Якуновича. Будучи на выданье, она шила свадебный наряд у Нюры. Это не было своеобразным показателем богатства, просто девичий пол всё время притягивает какое-либо новшество, а юбки, рубахи и сарафаны, выходящие из-под ножниц и иголки дочери Ильича, как раз оказались на самом гребне волны моря моды. Однажды, вернувшись с очередной примерки, девушка отослала няньку за чем-нибудь вкусненьким и поведала отцу про стоимость почти завершённого платья. Получив отказ в указанной сумме, равной цене шести быков, разревелась и в слезах выпалила:

— Нюрка Пахомовна вся в золоте ходит, перстни на пальцах, бусы красного карбункула [Гранат, так в старину называли этот камень.], а батька её за казной свейской идёт… а-а-а!

Сбыслав уловил сквозь рёв дочери слово «казна» и навострил уши.

— А ну, замолкни, пигалица! Когда идёт, не сказала?

— Она завтра, — хныкала Анисья, — к Александре Брячеславовне в Городец потопает, мерки снимать да торт жрать.

— Тьфу ты! Не про то, — Якунович схватил дочку за плечи и приподнял так, что ноги девушки повисли в воздухе. — Пахом когда за казной идёт?

Истерика закончилась моментально.

— Ой, не знаю я, тятенька. — Девушка хлюпнула носом и попыталась высвободиться из рук отца.

— Значит так, Аниська, найди любой повод и дуй к Нюрке. Скажи, — отец девушки на секунду задумался, — чтоб жемчуга больше нашили, ленты атласной, в общем, фигни всякой, которую вы так любите, да узнай, когда и куда Пахом Ильич за казной отправляется. И никому… окромя меня, ни слова, поняла? — Опустил дочку на лавку. — Ступай к мамке, посоветуйся.

— А гривны?

— Сказал дам — значит, дам!

К своему сожалению, Сбыслав Якунович так и не смог узнать точную дату похода. Разве можно что-нибудь поручить девушке, у которой одни наряды да женихи на уме? Всё, что удалось разведать, так это то, что конечная цель набега будет находиться где-то на Неве или чуть дальше, да дело будет происходить летом. В принципе и не так мало, но всё же. За Пахомом Ильичом даже установили слежку, ожидая момента, когда купец закажет большое количество продовольствия для своего воинства. Пока что им был приобретён только морской корабль, не новый, но ещё в хорошем состоянии. Из той серии, что если утонет — не жалко.

* * *

Покупку Пахом выбирал со своим кормчим. Полдня лазали по верфи и причалам, перепачкались в смоле и дёгте, но в итоге нашли. А когда всё было оговорено с владельцем судна и ударено по рукам, пригласили меня, так сказать, похвастаться. Визуально приобретение купца превышало его прежнюю ладью раза в полтора. Иными словами, кнорр-переросток. Длина судна составляла около тридцати метров, ширина — почти пять с гаком. Высокие, двухметровые борта чернели просмоленными дубовыми досками, положенными внакрой. Причём создавали впечатление если и не надёжности, вкупе с неожиданно низкой осадкой за счёт пузатости, то излишней монументальности — уж точно. Отдельно следовало упомянуть о днище с отреставрированным килем, пережившим не один десяток волоков. Хотя со слов Ильича раньше на корабле перевозили зерно и на штукатурку ушло не менее двенадцати пудов клея с мелом, мне казалось, что деревянный монстр в этом месте не надёжен и обязательно даст течь. С правого борта крепилось недавно выструганное рулевое весло с затейливой резьбой, выделялся свежестью обновлённый такелаж и стянутая железными обручами клееная мачта. Корабль выглядел как новенький, вернее, как хорошо подремонтированный.

— Трифон Амосов сие сотворил. — Ильич нежно провел рукой по доске обшивки, словно жену любимую погладил.

— И что с того?

Я скептически отнёсся к словам Пахома. Имя мастера мне ни о чём не говорило. А случаев, когда побывавшие в авариях машины рихтовали, вытягивали, а потом красили, выдавая за ретуширование царапин, знал предостаточно: сосед такую рухлядь на авторынке купил, а потом за голову хватался.

— Да то, что если шторм крепкий будет, вон те, — новгородец пренебрежительно показал рукой на стоящие рядышком суда, — утопнут, а амосовская ладья бурю переживёт.

— Пусть так, — рассудил я, — нам главное грузоподъёмность, сей исполин далеко в море не пойдёт, максимум по заливу.

По плану предстоящих событий, на кнорре-переростке, как сельди в бочке, должны были следовать почти шесть десятков ушкуйников. Особо не выпячивая своей боевой составляющей, их задача, простая как пять копеек, определялась нахождением в устье Невы, с целью отработки боевых навыков. А вот начиная с определённого времени вполне мирный зерновоз мог захватывать все кораблики, идущие под свейскими вымпелами. То есть заниматься каперством. Понятно, что одно судно не остановит шведскую флотилию, а вот перехватывать одиночные плавсредства околовоенного назначения, спешащие к Ижоре и обратно, — это вполне по силам. Было и ещё одно задание, в зависимости от многих обстоятельств, наверно, основное. В доставшихся мне архивных записях упоминалось, что флагман шведского флота вёз на себе казну войска и в момент сражения находился в безопасности, то есть явно был не вытащен на берег. Вот, исходя из данных переменных, мы начали планомерно готовиться к выполнению всего задуманного. На купленной ладье установили подъёмные щитовые конструкции, кои при боевом столкновении можно было поставить за пару минут на корме. Получалась башенка, из которой пара арбалетчиков могла вести прицельную стрельбу, не заботясь о своей защите. Все ниши, ведущие с палубы в трюм, закрыли рыбинами. На носу примостили наклонную мачту с парусом-артемон, на корме нарастили борт, и практически превратили морскую ладью в дромон. Не забыли и про секретное оружие: несколько десятков горшков с зажигательной смесью и самодельный струйный огнемёт, отчего палубу от шкафута до полубака пришлось выстелить дорогостоящей кровельной медью. Давление в системе создавалось ножным насосом, а в качестве горючей смеси я применил привезённый с собой бензин и отработанное машинное масло. Струя пламени выпускалась на тридцать шагов, и оружие это было больше психологическим, нежели боевым. То есть подпалить парус на корабле неприятеля да напугать, а на большее и не рассчитывал. Пробные испытания мы проводили ещё на ладье Пахома Ильича, когда шли в Новгород. Тогда выпущенное пламя опалило ветки кустарника на берегу Ловати, так и не сумев его поджечь. Слишком велико было расстояние, и смесь, пока достигла цели, успела основательно перегореть. Команда купца, с интересом наблюдавшая за этим безобразием, перетрусила. Управляемая струя огня — жуткое зрелище. Видя содеянное, я представил, как поведут себя доблестные потомки викингов, если уж видавшие виды новгородцы чуть не отправились стирать портки, когда сопло огнемёта случайно развернулось в их сторону.