23

На следующий день, когда меня уже ждали, я застал в имении герцога такую картину: все вверх дном, все обитатели имения (а их там немало) носятся как угорелые, с квадратными глазами, а по этажам летает живчиком еще вчера помиравший герцог и не дает никому спокойно жить — ввязывается в каждое дело, раздавая свои бесценные, но трудноигнорируемые указания. Я не смог сдержать улыбки. Вообще-то я на своем опыте знаю, как возвращается жизнь с порога: сначала приходят звуки, потом цвета, потом начинается дикий тремор и действительно хочется вскочить и нестись куда-нибудь, вот только сил нет. А тут есть. Следом постепенно восстанавливается вкус к еде — за это время у человека могут полностью поменяться все пристрастия: даже то, чего он раньше терпеть не мог, покажется ему пищей богов. Хотя местному повару я теперь мог только посочувствовать — привыкший повелевать и командовать, брезгливый и брюзгливый герцог вряд ли умел хвалить что бы то ни было, а вот привычка ругать все и вся, выработанная за всю жизнь, у него никуда не делась.

— Я рад, что вам лучше, герцог.

— О да! Все благодаря вам, господин! Как я могу вас отблагодарить?

— Пойдемте, герцог. Нам предстоит много дел и еще больше разговоров.

— Да, господин!

Мы уединились в малой гостиной. Нас снабдили изысканными винами и закусками. Я в который раз понюхал бокал с какой-то очередной «коллекцией» и с сожалением отставил в сторону — ну не мое, и все.

— Скажите, герцог, а как так получилось, что королем стали не вы, а ваш младший брат?

— Так пожелал наш папенька, кол ему в дышло и шабаш на костях! Он всегда любил этого наглого лизоблюда больше меня: Рамзон сделал то, Рамзон сделал се, Рамзон отстоял честь рода на турнире — паршивец всегда любил подраться, особенно с теми, кто не может дать сдачи или ответить в полную силу. Он устроил парочку турниров и заранее подкупил соперничков — тоже тех еще выродков. Вот папаня и купился, как деревенщина на ярмарке. Рамзон убил кабана на охоте — значит, может быть королем, даже если этого кабана загоняли пятьдесят загонщиков, и десять лучников страховали его бесстрашное величество, когда оно наносило свой единственный удар по скотине, которую уже почти в клочья изорвала свора псов. Конечно, кому еще быть королем, как не ублюдку, выпивающему треть бочонка вина на пиру, — поистине царское достоинство, чтоб его достоинство узлом скрутило, хотя оно и так давно отсохло. Батя официально назначил его своим преемником, со всеми бумажками и печатями, а заодно повелел этому Черному Ветру его охранять…

— Черному Грому?

— Да-да. Он гремит, только когда газы испускает. Спереди или сзади. Больше ни на что не годен, старый хрыч. Но он всегда был верным королю, кем бы ни был этот король. За это его и держали. Так и сменил четырех монархов за свою «службу». — Это слово герцог сплюнул. — Знал, шельма, что всех переживет, вот и страховал свою задницу на будущее — чтобы каждый наследник знал, что на него можно положиться. Так что я пролетел мимо трона как стрела, пущенная косоруким лучником после попойки.

Голос старика постепенно стихал. Глаза его медленно закрывались, и наконец он прекратил свое брюзгливое бормотание и уснул. Мне быстро стало понятно, что путных разговоров с этим субъектом — жадным, завистливым, трусливым и ни разу не ударившим пальца о палец, чтобы чего-то достичь, — не получится. Поэтому я решил его усыпить и порыться в его голове. Сведения мастера Андреаса — это, конечно, хорошо, а вот взглянуть на все глазами непосредственного свидетеля — намного лучше.

Хотя надо признаться, что многого этот принц крови в жизни не видел. Его трусость не давала ему даже подглядывать и подслушивать толком, не говоря уже о дворцовых интригах. Он всегда находил массу поводов и оправданий для себя и столько же нелестных эпитетов и обвинений для всех окружающих. И хотя он вполне правдоподобно описал историю восхождения на трон Рамзона Великого, он не добавил, что, в отличие от своего брата, не делал даже того немногого, что проделывал Рамзон, — чисто из лени и уверенности, что старшинство обязано принести ему трон. Ну и вдобавок он ухитрился перессориться абсолютно со всеми, до кого мог дотянуться, ибо переносить его не в меру «аристократический» характер дольше пары минут могли только статуи и доспехи, внутри коих не было рыцарей. И то не вечно — доспехи покрывались ржавчиной, а статуи трескались. Хотя это уже я так, утрирую. Именно этому — изучению статуй (особенно женских и обнаженных) и доспехов (преимущественно вычурных и зеркально отполированных) — и посвящал свое основное время герцог, предаваясь мечтаниям о роскошных красотках (завести себе пару наложниц он не пытался — боялся даже этого) и блестящих победах на рыцарских турнирах (ну тут вообще без комментариев — герцог бледнел даже от вида томатного сока).

Решение короля о наследовании стало для него полной неожиданностью (для него единственного, пожалуй), но, скованный по рукам своей трусостью и нерешительностью, не имеющий рядом ни одного верного человека и готовый навалить в штаны от одного только упоминания о королевском чародее (он так его боялся, что даже прятался при его приближении, — мне не удалось извлечь из его памяти даже нормального облика Черного Грома, только совсем уж старые), герцог сбежал, поджав хвост, из замка в родовое имение. Старый король все же любил своего старшего сына и позволил ему спокойно прожить свою жизнь так, как он хочет. Герцог редко покидал имение после переезда. Еще меньше он бывал в замке и виделся со своими родными. Он вовсю отравлял жизнь своему окружению — преимущественно слугам, потому что семьей и наследниками он так и не обзавелся. Для меня Колзон был прекрасной кандидатурой на роль следующего короля — он будет тихо сидеть в замке и не предпринимать ничего лишнего, желая доказать свою самостоятельность или полезность (первое, пожалуй, исключалось клеймением, а вот второе могло принести известные неудобства). А все остальные (опять-таки речь пойдет о неклейменых) будут спокойно ждать, когда он сам загнется, что, по их мнению, произойдет со дня на день (а вот тут — фигушки: дедуля будет коптить небо столько, сколько мне понадобится).

24

Дальнейшее общение с герцогом смысла не имело. Я разбудил герцога и приказал ему пригласить по очереди всех важных людей его окружения (их было не так много, но герцог был очень состоятельным человеком, следовательно, его дела кто-то вел, — вот этот самый управляющий, а также начальник охраны мне и были нужны) и представить меня в качестве нового советника. Возможно, столь необычный и категоричный приказ и должен был смутить этих весьма толковых людей, но возможность избавиться от общества изрядно взбодрившегося герцога, успевшего достать за одно утро действительно всех (притом не один раз), воспринялась ими как подарок небес. Могу их понять: у них появилась возможность спрятаться за мою спину и спихнуть на меня что угодно — да они мне ноги готовы были целовать еще до посвящения, да и впоследствии считали меня своим избавителем.

Уточнив состояние герцога (более чем солидное — он был большим скупердяем, а управляющий знал толк в аккуратных долгосрочных вложениях) и отдав несколько общих указаний, я покинул «очаг будущего заговора» — смех, да и только.

Хотелось нормально прогуляться и отдохнуть от этих интриг. Недолго думая, я отправился домой, где собрал изрядный узелок с деликатесами: провяленное до полной прозрачности мясо с красным перцем, хорошо вызревший твердый сыр, мешочек кофейных зерен — к моему восторгу, кофе отлично рос в этом мире, как и чай, был широко распространен и с большим искусством культивировался и потреблялся. Все это, а также многое другое я погрузил на своего коня — когда я попросил Шрама привести в конюшню пару лошадей в качестве запасного транспорта, мне привели нескольких поистине роскошных красавцев. Я не разбираюсь в лошадях, но тут разница была видна даже такому профану. Настоящие красавцы-кони, мощные, как скала. На их фоне я казался вообще скрюченным карликом. Вот на таком скакуне я и направился к морю — не в порт, а подальше от города. Сейчас было самое бабье лето, или бархатный сезон.

Отъехав на достаточное расстояние от города по дороге вдоль моря, я подскакал поближе к воде. Пляж был, прямо скажем, каменистый, но меня это вполне устраивало. Погуляв вдоль берега, я нашел чудесное место — небольшая ложбинка, огороженная со всех сторон более высокими камнями и скрывающая от посторонних глаз тех, кто захотел в ней укрыться. Стреножив коня и задав ему корм (а то несправедливо получится — я буду жрать, а он на меня укоризненно смотреть), я отправился как следует искупаться. Изрядно наплескавшись в отличной воде (оказалось, что теперь у меня есть возможность очень надолго задерживать дыхание, так что я еще и вдоволь нанырялся и поизучал дно морское на предмет разных ракушек и камушков), я устроился на теплых камнях в ложбинке. Даже ухитрился найти место, по своей форме вполне напоминавшее шезлонг, так что и на камнях устроился с большим комфортом.

Я встречал закат этого чудесного дня полностью отдохнувшим и расслабленным. Рядом в песке доходила до нужной кондиции джезва с кофе (небольшое температурное заклинание создавало нужный нагрев), и были аккуратно нарезаны на дощечке прихваченные с кухни вкусности. Жизнь вполне можно было считать удавшейся. Я просидел так очень долго — просто медленно потягивал кофе и наблюдал за неторопливо опускающимся за водный горизонт светилом. Мне было удивительно хорошо и спокойно — мало что в жизни способно подарить большее умиротворение, чем подобный вечер.

Размышлять о делах же начал только по дороге домой. Не люблю забивать работой голову во время отдыха — тогда и не сделаешь ничего путного, и не отдохнешь как следует, и в результате примешься за работу усталым и напортачишь.

«Призвать к присяге» герцога оказалось очень легко, а я и не думал, что с ним возникнут особые проблемы. Но кроме него мне следовало заручиться поддержкой, а точнее, взять под полный контроль и других представителей знати. В первую очередь — это правители крупных областных городов герцоги Макенбор Сиятельный, Дардий Великолепный, Венцен Стремительный и Ланцен Победоносный. Интересно, за их именными эпитетами есть хоть доля правды? Колзон вон тоже не абы какой, а Справедливый. Притом я уже совершенно точно знал, что справедливость его интересовала в последнюю очередь. Или удостоен за то, что не стал оспаривать законного решения папочки о престолонаследии? Все герцоги приходятся теми или иными родственниками королю, значит, имеют некоторое право на престолонаследие. Так, если я ничего не путаю, Кимбол, отец нынешнего короля Рамзона и герцога Колзона, имел еще трех дочерей — старшую Фемозу и двух младших (относительно сыновей) Кримозу и Шанозу. У Фемозы был сын Верган и дочь Кария. Сын Вергана — Макенбор Сиятельный — нынешний правитель второго по размеру города и порта Фалана. У средней дочери Кримозы был сын Дардий — нынешний правитель Гарвона — третьего по величине города и порта. У младшей, Шанозы, было два сына — Венцен и Ланцен соответственно правители Меннера и Ладара. Эти два города меньше по размеру, но очень важны с военной точки зрения и с точки зрения добычи сырья, особенно Ладар. Следовательно, если что-то случается с Колзоном (Рамзона и его наследника Антея по-любому выводим за скобки), то следующим в очереди идут Дардий, затем Венцен и Ланцен, и только затем Макенбор, хотя последний из всех четверых имеет самую сильную вотчину. К тому же Макенбор из всей компании самый молодой — третье колено, хоть и от старшей дочери. Сколько ему сейчас? Где-то двадцать, кажись. Ох-хо-хо! Не люблю мыльных опер и командировок. Но похоже, мне предстоит пройтись по всей этой лесенке, да еще и покататься по городам как следует.

25

Уладив все текущие дела (их было не так много) и оставив «на хозяйстве» мастера Андреаса, мы отправились в путь. Со мной поехали Салкам (во-первых, на роль старшего отряда, во-вторых, мало ли что), Шрам и двое его головорезов. С собой у нас была очень внушительная сумма и набор всевозможных бумаг с кучей печатей, дающих нам право на что угодно. Салкам, а точнее, со вчерашнего дня граф Салкам Могущественный (со всеми вытекающими отсюда правами), вассал герцога Колзона, ехал по его личному поручению в Фалан. Его сопровождали соответственно я (под видом управляющего), Шрам (начальник охраны) и сама охрана. Для этой цели отрядили хорошую карету (нечего дедуле в седле трястись), а мы с ребятами скакали верхом. Короче, немноголюдно, но внушительно. Мы со Шрамом весь первый день обсуждали — нападут на нас разбойники или нет? Кареты такими маршрутами если и ездят, то с большим сопровождением. А такая роскошная карета — уж больно лакомый кусок: один раз хапнешь, и на всю жизнь хватить может. Разбойники не то чтобы так наглели, чтобы проехать было нельзя, но проблему представляли собой нешуточную. «Надо будет запомнить: как только разберемся с монархией, создам пару отрядов «спецназа» — пусть втихаря зачистят дороги, а то что это за беспредел!»

Обсуждали мы разбойников до полудня следующего дня, когда ответ на этот вопрос образовался сам собой в виде нахального хлопца на бревне, перегородившем дорогу сразу за поворотом у оврага в небольшом лесу. Еще до того как незадачливый грабитель, не подозревающий о своей невеселой участи, открыл свой рот, я уже знал, что у него девять сообщников, сидят по кустам с луками и уже мысленно пилят карету на кусочки.

— А кудай-то мы так торопимся? — слащаво пропел наш гоп-стопник.

Я все никак не мог решить — поиграть мне с этими отморозками или пугнуть хорошенько? В любом случае стоит их подпустить поближе, а потом накрыть всех разом. Это лучше, чем потом гонять их по лесу, хотя и в такой охоте есть свое удовольствие. Вот научусь оборотнем прикидываться — сам устрою пару зачисток. А пока сильно испугаемся!

— Граф Пинтар Простодушный (такой и правда был — я долго хихикал, когда узнал его прозвище, а напрасно: серьезнейший дядя оказался) едет по своим делам! Кто ты такой, крестьянин, чтобы осмеливаться перегораживать дорогу его сиятельству?

— Катить его по полю, целый граф? Настоящий? О потеха! А я, стало быть, тада херцог Лесной. — С этими словами детина заржал, радуясь то ли своей удаче, то ли сомнительной шутке. — Кидайте железки, покудова в ежиков вас не превратили! — С этими словами из лесу показались еще шестеро разбойников. Они явно хотели создать иллюзию серьезного численного превосходства. С луками осталось всего трое — это они зря. Вообще Шрам с ребятами уделали бы этих красавцев даже трое на семерых и не вспотели бы — не тот уровень был у разбойников. Но вот луки меняли все дело. И хотя я был уверен, что лучники в кустах засели совсем не ахти, но, чтобы попасть с такого расстояния по человеку, профессионалом быть не надо. Я мысленно потянулся к одному из лучников и от всей души треснул его по мозгам: «Вот вам наше с пряником!» За первым я так же «обработал» остальных. Кивнул ребятам — наше поведение на случай нападения мы обговорили заранее, и они ждали моего условного сигнала, — мы спокойно спешились и без суеты разобрались с так ничего и не понявшими разбойниками. Интереснее было, что делать с деревом: оно довольно неудачно упало, и просто оттащить в сторону его не получалось. Левитировать целое дерево тоже не имело смысла, так что я немного поэкспериментировал с разными заклинаниями, пытаясь пережечь, сгноить и просто переломать ствол пополам. В конечном итоге у меня это получилось, вот только обычный человек с топором справился бы намного быстрее, да топора у нас не было, а искать лагерь разбойников не было желания. Так что, ненадолго задержавшись, мы продолжили наш путь.

— Босс, а зачем вы сказали, что граф Простодушный?

— А мало ли. Вдруг один из них убежал бы, а потом наплел, что мы тут магией швыряемся. Оно нам надо? К тому же мне показалось забавным, что именно графу с прозвищем Простодушный пришло в голову ехать через разбойничий лес почти без охраны. Но они моей шутки не поняли.

— Да Пинтар бы их вообще в одиночку раскидал бы!

— Ну вот, и ты туда же! Я имею в виду его прозвище. Тебе не кажется абсурдным, что прозвища несколько не соответствуют тем, кто их носит? Это ж не фамилия родовая, которую не выбирают. Прозвище-то каждому аристократу не с потолка берется, или я чего-то не понимаю?

— Ну не скажешь же прямо, что он дурак! Или что его в молодости булавой хорошо приложило и он до трех с трудом считает! Зато топором машет — о-го-го!

— Ну так назвали бы его Могучим, а Салкама Простодушным. В чем проблема?

— Так то, что он могучий, и так видно. А тут еще важно подчеркнуть, что, во-первых, благородный, а во-вторых, могло бы быть и еще хуже!

— В смысле, что он мог бы считать только до двух?

— Нет, то, что он мог бы не отличать своих от чужих. Вот тогда была бы беда. А так еще ничего. Прозвище как бы подчеркивает, что даже такой великий человек — в смысле любой аристократ, каким бы крысюком он ни был, — не может быть совершенен во всем. Достоинства нашей аристократии и так все хорошо знают — не так их много, чтобы долго запоминать. А недостатки как бы относительны и являются продолжением наших достоинств. Ну или их обратной стороной. Если Пинтара грамоте обучать, он, может, до пяти считать и научится, вот только я тому учителю не завидую.

— Так, а что тогда с Макенбором? Он, кажется, Сиятельный…

— Сиятельными, Великими и прочая называют обычно тех, кто вообще никак не засветился. Обычно, как только появляется нормальная возможность, аристократ официально меняет прозвище — это весьма торжественная процедура. Правда, попадаются такие шутники, как Синдар Великий, — он специально оставил свое прозвище как бы в насмешку над всей системой. Ну а остальные Великие так только и рады — вот кто с ними наравне (а никак не наоборот)!

— Хорошо. А прочие — Великолепный, Стремительный и Победоносный?

— У Великолепного шрамов больше, чем у меня. Не совсем страшный, но на роль дамского обольстителя в театр он бы не прошел. А так подчеркивают, что шрам — это украшение настоящего мужчины, ибо не подкопаешься. Впрочем, по-моему, шутка тоже ничего получилась. Особенно когда его представляют разным нежным дамочкам впервые — они-то на другое рассчитывали, а тут такая харя! И ведь с визгом убежать нельзя — этикет не позволяет. Надо улыбаться, кланяться и говорить, что ты в восхищении!

— Да, забавно. А Стремительный?

— Говорят, он пишет неплохие стихи.

— Я, кажется, начал понимать. Бегает он тоже быстро?

— Угу. Фиг его догонишь. И прячется глубоко — не выковырнешь. Типа Колзона, но не настолько страшно.

— И то хорошо. Только еще одного такого красавца нам не хватало. Привязать-то его легко, а вот толку от них…

— От аристократии вообще толку никакого. Навидался я их. Носы кверху, доспехи сияют, плюмажи цепляют облака и подметают землю. А как только запахнет кровью, так все по кустам. Зато потом вся слава им, почести им, награды им, песни им. Ну и все добро тоже им. На настоящую войну аристократы соваться не любят. Пинтар и еще парочка, скорее, исключение из общего правила, которое его только подтверждает. Аристократам турниры подавай, где наконечники на копьях тупые, а сами копья от плевка ломаются. Зато прекрасных дам и вина полно. Это ж так удобно!