Свем повернулся и снова принялся наблюдать за кромкой далёкого леса, откуда вот-вот должны были появиться «термиты».
Влад почувствовал, что краснеет.
Чёрт, кажется, наш охотник решил, что мне страшно. Что ж, возможно, и не без оснований. Возможно.
Он закурил и покосился влево — на стоящих в спокойном ожидании солдат-киркхуркхов.
Да, с имперскими десантниками планеты Дрхена всё ясно. Участие в экспедиции автоматически повышает их статус в наших глазах и даёт шанс на то, что в будущем мы, люди, примем их, как партнёров, а не бывших врагов. Хотя бог знает, о чём на самом деле они думают. Да и я хорош. Чего, спрашивается, рефлексирую? Бери вон пример со Свема и бравого имперского десанта. Стой, наблюдай, кури и жди атаки. Тем более что, наверное, уже недолго осталось.
— Вот они, — негромко сказал Свем.
И тут же со сторожевой башни разнёсся тревожный и резкий сигнал горна — зрение дозорного по остроте мало уступало зрению охотника.
Влад поднёс к глазам бинокль.
Из леса сплошной шевелящейся массой вытекали пришельцы. Даже на первый взгляд «термитов» было гораздо больше, нежели вчера. В разы.
— Нас тьмы, и тьмы, и тьмы, и тьмы, — пробормотал Влад. — Попробуйте, сразитесь с нами.
— Что ты говоришь? — спросил Свем.
— Да так, не обращай внимания. Многовато их, а, как ты думаешь?
— Много или мало — какая разница? Сражаться всё равно надо.
— Что ж, значит, будем сражаться, — вздохнул Борисов, убрал бинокль, ещё раз проверил деструктор, в две затяжки докурил сигарету и щелчком отправил окурок за стену. Судя по скорости, с которой приближались к городу враги, ждать оставалось недолго.
11
— И каков же ваш вывод? — после непродолжительного молчания поинтересовался Хельмут Дитц, когда я вкратце, но по возможности полно и чётко обрисовал создавшееся положение и поведал о тех событиях, которые ему предшествовали.
— То есть?
Было в этом обер-лейтенанте нечто… лишающее иллюзий, что ли. Помнится, как-то смотрел я телевизионный документальный фильм о малоизвестной широкой публике битве за Ржев, длившейся около года — с начала 1942 и вплоть до 43-го. Два наших фронта — Западный и Калининский — пытались тогда одолеть немецкую группу армий «Центр», державшую оборону на Ржевско-Сычёвском направлении. Несколько раз пытались. В конечном счёте им удалось потеснить врага, но народу положили… Впрочем, речь не об этом. Присутствовали в том фильме непосредственные воспоминания ветеранов, участников сражений, как с той, так и с другой стороны. И один из них — немец, командовавший в те времена пехотной ротой, произвёл на меня большое впечатление. Ветерану было изрядно за восемьдесят, но этот ледяной взгляд, твёрдая осанка, отрывистая и в то же время не лишённая какой-то особой притягательности, чёткая речь сразу давали зрителю понять, почему советские войска не смогли быстро и с малыми потерями взять Ржев. Если такие командиры рот не были в группе армий «Центр» исключением из правил, а они, судя по всему, не были… Нет, не скажу, что Дитц так уж сильно напомнил мне того ветерана. Но что-то общее у них явно было. И уж не знаю, насколько сильно это общее относилось к национальной или там идеологической принадлежности, но одной встречи с полярной голубизной глаз обер-лейтенанта было достаточно, чтобы осознать: этот саксонец пойдёт до конца в том деле, выполнение которого сочтёт своим долгом.
Впрочем, и остальные члены удивительного отряда производили яркое впечатление одним своим видом. И дело тут состояло не только в военной форме времён Второй мировой войны, в которую были облачены мужчины (сразу становилось ясно, что эти люди носят свои куртки, гимнастёрки, брюки и сапоги не первый год и привыкли к ним, словно ко второй коже). Просто каждый из них, даже те, кто пока не произнёс ни слова, выглядел… личностью. Не больше не меньше. А все вместе — единым целым. Такой вот, с позволения сказать, парадокс. При этом мужчины, несмотря на явную молодость (все они, по моему мнению, были примерно одного возраста с Машей, Никитой, Женей и Мартой), казались гораздо старше своих лет. Было в их глазах что-то такое… очень взрослое.
— То есть, отчего, по-вашему, это всё происходит? — уточнил Дитц. — Все эти неприятности… э-э… во вселенной? Мы, кстати, были о них предварительно информированы, а теперь вот и вы данную информацию подтвердили и дополнили.
— Ну, во вселенной — это, наверное, сильно сказано, — ответил я. — Пирамида отслеживает в основном нашу галактику Млечный Путь. Ещё соседние — Большое и Малое Магелланово Облако. Частично. Да, я помню, вы говорили об этом… как его… Распорядитель? Некто вроде бога на побегушках?
— Ха, образно сказано, — ухмыльнулся долговязый обер-лейтенант. — Бог на побегушках… Что-то в этом есть. Мне нравится.
— Если тебе от этого легче, — сказал Александр Велга, — то пусть так и будет. Хотя еще надо посмотреть, кто у кого на побегушках — он у нас или мы у него? Как я понимаю, — он посмотрел на меня, — вы сейчас находитесь в состоянии, которое точно описывается нашей русской пословицей «взялся за гуж — не говори, что не дюж».
— Верно, — согласился я. — Пирамида — это нечто вроде… галактической диспетчерской, скажем так. И добровольно оставить такое место было бы неразумно. По меньшей мере. Вот мы и не оставляем. Но нас, как видите, мало.
— Ага, — отозвался невысокий ладный парень с бедовыми синими глазами и забавной фамилией Стихарь. — Я бы тоже в жизни не оставил. Разве что ради Ростова-папы… Нет, но каковы свароги!? Я прямо в недоумении. Говорил нам Древний, но я, если честно, не сильно хотел ему верить. Мы ж столько сил положили, чтобы вытащить их из задницы, а они что же? Снова готовы сделать друг из друга полную рыбную солянку?
— Да, кажется, всё идёт к этому, — подтвердила Маша. — И не только у сварогов. К величайшему сожалению.
— Не постесняюсь спросить ещё раз, — сказал Дитц. — Значит, кто-то специально это затеял? Или случайность? Карта так легла?
— Не представляю себе, кто бы мог затеять подобное, — подал голос Женька Аничкин. — Чтобы по всей галактике одновременно у разумных рас начались столь серьёзные неприятности. Вплоть до полной катастрофы, как это случилось с киркхуркхами. И, что очень вероятно, может случиться с остальными. Тут, знаете ли, всемогуществом попахивает.
— Ну прямо уж и всемогуществом, — усмехнулся черноволосый крепкий «шютце» (чёрт знает, из каких глубин подсознания всплыло у меня это слово, значащее в переводе «стрелок», и которым называли в годы войны немецких рядовых пехотинцев). — Знаем мы этих всемогущих. Встречались. Гонора много, а толку мало.
— Как бы там ни было, — сказал я, — а сейчас перед нами стоит конкретная задача: вернуть домой наших товарищей. И желательно, как можно скорее. Потому что неизвестно, что там с ними происходит.
— Надо, значит вернём, — улыбнулся лейтенант Велга. — Правда, Хельмут?
— Никаких сомнений, — заверил Дитц и потянулся всем телом, хрустнув костями. — Но сначала ещё один простой вопрос.
— Задавайте, — сказал я.
— Как у вас тут обстоит дело с обедом?
— М-да, — я глянул на часы. — Извините. Действительно, давно пора. Не говоря уже об элементарных законах гостеприимства, которые мы самым неприличным образом игнорировали.
— Ерунда, командор, не расстраивайтесь, — утешила Нэла. — Прежде чем следовать законам гостеприимства, надо убедиться, что перед тобой друзья. Надеюсь, мы вас убедили.
— Во всяком случае, не разочаровали, — сказала Оля Ефремова. — Я бы почувствовала.
— Мы тоже, — улыбнулась Нэла.
— Хватит, а? — попросил я. — Оля, Маша, Марта, за вами меню и стол. А мы пока проведём для наших гостей короткую познавательную экскурсию. Если они не против, разумеется.
— Только «за», — сообщил Дитц, вставая. — Короткая познавательная экскурсия перед обедом — это то, что нужно. Сначала пища для ума, потом для тела.
Обед удался.
Девушки постарались, проявили фантазию, и наши гости, как мне показалось, остались довольны. Хотя и не удивлены. Как пояснил Саша Велга, с подобным способом появления (во всех смыслах) еды они уже сталкивались в будущем одного из альтернативных миров.
За послеобеденным коньяком — проявлять гостеприимство так проявлять! — приступили к составлению и обсуждению ближайших планов. Для начала нужно было определиться с тем, кто отправится на звездолёте за Владом и остальными, а кто останется в Пирамиде. Первыми, как ни странно, высказались женщины.
— Я остаюсь в любом случае, — сказала Аня. — Не брать же с собой Лизку. Маленькая она ещё для таких путешествий.
— Правильно! — поддержала Маша. — Нам лишний «щупач» не помешает. А уж девочке твоей (как-то незаметно для меня девушки перешли на «ты») полный уход и пригляд тут будет обеспечен.
— А кто такой «щупач»? — спросила Аня?
— Это мы с тобой, — пояснила Оля Ефремова.
— Ясно…
— Тогда я отправлюсь с мужчинами, — сказала Нэла. — Если они не против. Им тоже «щупач» нужен. Я, как фея по рождению, вполне подойду на эту роль.
— Как это — фея? — не понял Женя Аничкин. — В каком смысле?
— В прямом, — ответила Нэла и обворожительно улыбнулась. — Как-нибудь расскажу. При случае.
— Возражений нет, — сказал Дитц. — Ты как, Саша?
— Не против, — откликнулся Велга. — Пока всё разумно.
— А мы как?
— Всем лететь нерационально.
— Да. Но раньше мы не разделялись. И, может быть, только поэтому нам везло.
— Ага. Особенно нам повезло в Замке, когда мы столкнулись с Воронкой Реальностей.
Я понимал не всё, о чем говорили два лейтенанта, но следить за их диалогом было интересно. Вот что значит чувствуют люди друг друга с полукасания…
— В конечном счёте, всё равно повезло, — Дитц пожал плечами и закурил. — Мы живы.
— Если бы не тогдашний Распорядитель…
— Я не понял, кто из нас русский, Саша?
— При чём здесь это?
— Ну, это же мы, немцы, рациональны донельзя. А вам, русским, свойственно, наоборот, полагаться на авось и верить во всякие там приметы. Тебе не кажется, что мы поменялись ролями?
— Угу, поменялись… А как же ваш мистицизм? Немцы — прожжённые мистики. Это всем известно.
Дитц захохотал. Засмеялись и остальные.
— Не обращайте внимания, — улыбнулся мне Саша. — Это мы так расслабляемся. На самом деле, мы всё решили ещё во время нашей экскурсии.
— Вот как? — удивился я. — А я и не заметил.
— Ну… это не обязательно замечать.
— Так что же вы решили?
— Мы оставим здесь Сергея Вешняка и Карла Хейница. Сержант Вешняк самый опытный из нас, обстоятельный и хозяйственный. Его почти невозможно сбить с толку. Надёжен, как сама рязанская земля, на которой он родился и вырос. С ним, что называется, не пропадёшь.
— Ишь ты, — хмыкнул Вешняк. — Спасибо, товарищ лейтенант, я аж чуть не зарделся, словно красна девица.
— Не за что, товарищ сержант. Правду говорить легко, и она не требует благодарности. — Велга посмотрел на Дитца.
— Что же касается ефрейтора Карла Хейница, — продолжил Хельмут Дитц, — то когда-то он был студентом, учился в Берлине, и только война помешала ему стать настоящим учёным. Впрочем, она же сделала из него отличного фронтового разведчика.
— Это сильное преувеличение, герр обер-лейтенант, — пробормотал худой и веснушчатый Хейниц (он и впрямь напоминал чем-то студента отличника, хоть и не носил очков).
— Не скромничай, Карл, — усмехнулся Дитц. — Ты и впрямь самый образованный из нас, и тут, в Пирамиде, тебе самое место. Займётесь с сержантом тщательным изучением технических возможностей этого чуда инопланетной мысли и обстановки в целом, — Дитц ответил Велге похожим взглядом. Видимо, таким образом лейтенанты как бы передавали друг другу эстафету в разговоре.
— Остальные, если вы не против, включая меня и Хельмута, отправятся с вами, — закончил Александр.
— Я не против. Значит, получается… — я быстро посчитал в уме. — Вас семеро и нас трое. Всего десять.
— Отделение, — усмехнулся Велга. — И вот ещё что…
— Да?
— О субординации можете не беспокоиться. Вы здесь командор, значит, мы подчиняемся вам. До определённой степени, разумеется.
— И до какой же именно? — поинтересовался я.
— Пока нам не покажется, что вы совершаете серьёзную ошибку, — объяснил Хельмут. — Всё-таки мы не в армии и не на войне.
— И к тому же люди опытные, — добавил Велга. — Сами ошибаемся редко. Хотя бывает. Но и свои ошибки признать всегда готовы. Жизнь научила.
Старт назначили на завтра.
— Удивительно всё-таки, — высказался по этому поводу Аничкин. — На Земле подготовка к любому космическому полёту занимает месяцы, а иногда и годы. Мы же, словно нанести визит в соседний двор собираемся. Нет, я, конечно, понимаю, что Клёнья надёжен и вообще он не просто звездолёт, а чуть ли не эдакий космический дельфин по своим умственным и прочим качествам, но… — Женька с сомнением хмыкнул и покачал головой.
— А что ты предлагаешь? — не без иронии поинтересовался у друга Никита. — Сначала досконально изучить Клёнью вкупе с принципами космонавигации?
— Да всё я прекрасно понимаю, — махнул рукой бывший журналист. — Просто мне, наверное, самому с вами хочется, а приходится оставаться. Вот и ворчу.
— Не переживай, Женя, — утешила его Марта. — Ваша задача важнее нашей. Сберечь дом в целости и сохранности труднее, чем совершить подвиг в далёкой стороне. Поверь мне. Я женщина и знаю, что говорю.
Остаток дня и вечер ушли на сборы и подготовку. После непродолжительного обсуждения было решено «Ганса» и «Машу» взять с собой — Клёнья обладал весьма обширным трюмом, в который оба вездехода были доставлены грузовым антигравитационным лифтом.
— Теперь этот звездолёт можно смело переименовывать в «Наутилус», — заметил по данному поводу Велга.
— Почему? — удивился Никита.
— И я не понял, — признался Женька.
— «Mobilis in mobile», — догадалась Оля Ефремова. — Подвижное в подвижном. Именно этот девиз был начертан в «Наутилусе» — подводном корабле капитана Немо.
— Молодец, Оля, — похвалил я.
— А, «Двадцать тысяч лье под водой», — кивнул Дитц. — Читал когда-то. Занимательная книжка. Но глупая.
— Это ещё почему? — удивился Велга. — Отличная умная книга.
— Конечно, глупая, — уверенно повторил обер-лейтенант. — Этот Немо вообще весь какой-то дурак. В его руках была такая сила, что весь мир на колени поставить можно. А он ею не воспользовался.
— Вам бы только весь мир на колени ставить, — хмыкнул Велга. — А как же гуманизм?
— Гуманизм следует проявлять только по отношению к тем, кого любишь, кому веришь и кого знаешь. То есть, к своим. Все остальные должны бояться и, следовательно, уважать. А этого добиться можно только силой. Ничего, Саша, когда-нибудь с годами ты это поймёшь. Обещаю.
— Никогда я этого не пойму, — помотал головой Велга. — Потому что человек гуманен по своей природе. Разве не так? И только воспитание, среда и соответствующие обстоятельства заставляют его вершить зло. Взять вас, немцев…
— Ой, вот только этого не надо, — поморщился Хельмут. — Мы с тобой сто раз на эту тему говорили. Я был и остаюсь при своём мнении. А именно. Наш национал-социализм и ваш коммунизм если и отличаются друг от друга, то ненамного.
Я понял, что подобные разговоры действительно велись между Дитцем и Велгой, а возможно, и остальными членами отряда не раз. И разговоры эти, что удивительно, не перерастали в серьёзный спор, который в свою очередь мог бы довести оппонентов до полной конфронтации. Вплоть до мордобития и хватания за оружие. В конце концов, они же враги, думал я. И не просто враги, а враги смертельные. Судя по тому, что я читал о Великой Отечественной войне, а также рассказам ветеранов, включая моего деда по матери, едва выжившего на Курской дуге и дошедшего до города Потсдам, ненависть к немцам жила в сердце почти каждого советского солдата. Иначе они просто не смогли бы одержать в той войне победу. Скорее всего, не такие сильные, но похожие чувства испытывали и немцы к русским. Хотя, вероятно, были случаи временного примирения. И даже действий сообща. Война — штука непредсказуемая, всякое могло случиться. Одна история о совместном бое пятнадцати советских разведчиков и немецкого морского десанта против десяти советских же «тридцатьчетвёрок» на острове Рюген 8 мая 1945 года, закончившимся поражением танкистов и уходом оставшихся в живых русских и немцев на шведском пароходе то ли в Испанию, то ли в Португалию, чего стоит. Правда, это именно что история. Нечто вроде легенды. Документов, её подтверждающих, как водится, почти не осталось.
И всё-таки удивительно, как бывшие враги могли превратиться в друзей. И, судя по всему, не просто друзей, а боевых друзей. Спаянных общей кровью, целью, жизнью и даже смертью (я хорошо запомнил рассказ Велги о том, как все они погибли, спасая вселенную от жуткой Воронки Реальностей, а затем были возвращены к жизни неким Распорядителем на планете-санатории Лоне).
Да, удивительно.
То есть, умом я всё понимаю, но вот сердцем ещё не принял. Впрочем, ничего странного. Мы знакомы всего несколько часов, а за это время и обычного-то человека не всегда до конца раскусишь. Что уж говорить об этих. Нет, всё-таки бог или судьба на нашей стороне. Стоило нам испытать серьёзные трудности с кадрами в решении сложнейших вопросов галактического бытия, как появился отряд. Очень вовремя и то, что нужно. Совершенно не ангажированные опытнейшие люди и бойцы. Пока, во всяком случае, мне так кажется. А дальше… что ж, дальше жизнь покажет.
— Нет, — сказала Оля, — для Клёньи этот девиз капитана Немо не подходит. Во-первых, он имел в виду океан и свой корабль. Мы же говорим о нашем корабле и том, что или кто внутри корабля. А во-вторых, само слово «подвижный» здесь не совсем уместно.
— А как тогда? — спросил Велга. — Мне, честно говоря, понравилась сама мысль начертать на стенах нашего корабля девиз. Есть в этом что-то правильное и, я бы даже сказал, внушающее оптимизм.
— Ну, не знаю… — мне показалось, что под пристальным взглядом лейтенанта Оля смутилась. — Я не очень сильна в латыни. Может быть, «живое в живом»? Vivum in vivo. Кажется, так. Но надо будет ещё проверить и уточнить.
— Браво! — воскликнул Дитц и зааплодировал. — Живое в живом. Vivum in vivo. Ничего лишнего. А, командор, как вы считаете? — обратился он ко мне.
— Неплохо, — согласился я. — Внутренне организовывает. Впрочем, как и любой хороший девиз. Осталось уточнить Олин перевод, красиво начертать его на бронзовых табличках и поместить в каютах и рубке Клёньи.
— Я займусь, — кивнул Никита. — Это недолго.
Ужин прошёл в душевной обстановке. Не знаю, с чем это было связано. Возможно, с нашими надеждами на будущее, которые с появлением отряда приобрели новые краски. Или хорошее вино согрело сердца, прежде незнакомые люди потянулись друг к другу и сами не заметили, как первые ростки дружбы и привязанности проклюнулись сквозь привычную кольчужку вежливой отчуждённости.
— Хорошие они все какие-то, правда? — улучив момент шепнула мне на ухо Марта. — Хорошие и надёжные. С ними не страшно.
— А со мной? — осведомился я.