Алексей Глушановский, Владимир Поляков

Улыбка гусара

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой я просыпаюсь после ОЧЕНЬ долгого сна и понимаю, что совершенно ничего не понимаю

Шум… Опять этот шум, словно раскаленной иглой вонзающийся в мою многострадальную голову. Неужели благородному человеку нельзя спокойно поспать в собственном доме?

— Тысяча чертей и сотня ангелов вам в глотку. Что такое? Какой гад мне спать не дает? Прошка, мерзавец! Запорю, вот как бог свят, запорю эту скотину! — Бормоча угрозы нерадивому денщику, я перевернулся на другой бок и снова стал проваливаться в благодатный сон.

Нет, Прохор, видно, сегодня точно не успокоится. Я, конечно, придерживаюсь либеральных взглядов, даже как-то книжицу мсье Руссо читать пробовал — между нами, господа, та-а-акая муть, — гм… кажется, я отвлекся. В общем, если денщик не уймется, я его точно сегодня на конюшню за порцией горячих отправлю и ни на какой либерализм и мэтра Руссо не посмотрю! Потом… Когда проснусь.

Я вновь повернулся, устраиваясь поудобней, и постарался уснуть.

Да что это такое! Он там, похоже, не один надрывается! И слова какие-то странные, точнее иностранные. Никогда от него ничего подобного не слышал. Эта бездарь едва-едва по складам читать умеет, да и то пытается забыть сие с трудом вложенное умение, как совершенно ненужный хлам. Ох… пить как охота! И глаза не открываются. С кем же я вчерась так надрался? С Ржевским? Уж больно симптомы похожи? Да нет, он же вроде как с месяц назад в Мариуполь уехал… Странно. О, вроде заткнулись. Можно еще подремать…

Живительная влага льется на дерн, укрывающий старую могилу, с невероятной, необъяснимой никакими физическими законами скоростью проходит сквозь землю и стенки давно прогнившего гроба и целиком, без остатка, впитывается лежащим там иссохшим телом.

О-о-ох. Я открываю глаза, и память наконец-то возвращается. Что со мной? Какой Прошка? Он давно умер, и черви сожрали его бренное тело! Если, конечно, не отравились, бедолаги. Превреднейший был человечишка. Гм… в таком случае он, получается, останется нетленным? Еще и за святого принять могут… М-да… святой Прохор, насморкоисцеляющий. Вечно от него такое амбре шло, что никакой насморк не выдерживал.

Однако я опять отвлекся. Увы, дурная привычка рассуждать о посторонних вещах, которую я приобрел за время пребывания в могиле. А что вы думаете, попробуй-ка полежи в довольно-таки неуютном гробу, с осиновым колом в груди, не имея возможности даже пошевелиться.

Что? Как я дошел до такой жизни? Ну это история длинная. Ах, до понедельника вы совершенно свободны? Тогда другое дело.

Отец мой, урожденный граф Вельский, попав в опалу при покойном Павле Первом, отбыл в свое поместье, дав слово более не появляться в столичном свете.

Там он и оставался вплоть до самой своей кончины, изредка делая выезды к соседям. Во время одного из таких выездов он и познакомился с моей матушкой, дочерью небогатого земского дворянина. Разумеется, брак был несколько неравным, однако матушка моя в те годы была первой красавицей, а отец по причине опалы не мог рассчитывать на благосклонность дамы своего круга.

В положенный срок после свадьбы на свет появился я, вызвав немалое огорчение своего почтенного родителя, поскольку матушка моя, которую он сильно любил, вскоре тихо угасла, не перенеся напряжения родов. Жениться вдругорядь отец отказался, заливая свое огорчение крепким испанским вином и забываясь лишь на охоте и при игре в карты, к которым питал известную слабость. Надо сказать, что, будучи игроком весьма удачливым, он тем самым изрядно преумножил наше благосостояние, и без того довольно немаленькое.

Отца своего я видел редко, поскольку, занятый охотой, картами, испанским вином и молоденькими крестьянками, передоверил мое воспитание дядьке Игнату, некогда служившему у отца денщиком и кое-что понимавшему в благородном обхождении, старой гувернантке-француженке Эмили Ласьонель и своему духовнику, отцу Савелию.

О последнем надо рассказать поподробнее, ибо именно он сыграл немалую роль в произошедшей со мной беде. Ну если не считать моей собственной глупости и доверчивости. В те годы отец Савелий был довольно молод, однако уже успел прославиться на весь уезд своим кротким и незлобивым нравом, готовностью прийти на помощь каждому, кто в нем нуждался, и некоторой медлительностью мышления.

В бытность мою отроком именно он учил меня фа-моте и всем тем наукам, что постиг сам. Частенько, получив наказание за детские шалости, коих, должен признаться, творил я в немалом количестве, так как был весьма живым и подвижным ребенком, бежал я к нему за утешением и жалостью, всегда получая оное, а иногда в придачу и медовый пряник, в те года любимейшее мое лакомство.

Он старался воспитать меня добропорядочным и смиренным христианином, направив мысли мои к вящей славе божьей, но, увы, сие сильно противоречило моей непоседливой натуре, и, подрастя, поступил я в кадетский корпус, как и было заведено всеми традициями нашего рода.

Затем — война, Бородино, в котором я, не хвастаясь могу сказать, проявил себя с самой лучшей стороны, за что и был отмечен чином, Европа, Париж, madame Э., madame Л., mademoiselle Т., дуэль с наглецом Кержанским, понижение в чине, возврат в Россию в составе овеянного славой Ахтырского полка, служба в одном провинциальном, но довольно-таки милом городишке недалеко от границ Псковской губернии, где и располагалось наше родовое поместье, визитации светских дам, уставших от телесных и прочих немощей своих престарелых супругов, и многое другое. Конечно же не могло обойтись и без удалых, наводящих оторопь на окрестных мещан гвардейских попоек. Да-с, жаловаться точно не приходилось.

Там я и познакомился с очаровательнейшей мадам Сангрени, что и сыграло такую важную роль в моей судьбе. Поневоле вспоминается тот день, пардон, ночь… Та ночь, когда меня «причислили» к сему довольно благородному сословию магического мира, представителем коего я сейчас и являюсь. Действительно, какой гусар мог бы устоять, когда такая роскошная красавица приглашает его «посмотреть венецианское зеркало в ее спальне»? Нет такого гусара, господа! И не было никогда! По крайней мере, мы подобных в нашем полку не потерпели бы!

И главное, поначалу все было просто замечательно! Какая страсть, какая экспрессия! Но вот потом… Нет, когда она стала говорить, что мы будем навеки вместе, вешаясь мне на шею, это еще ничего… Обычная женская уловка, так я решил. Когда она вызвала слуг, после того как я заявил, что с болью сердечной вынужден ее покинуть, поскольку командир отправляет меня на Кавказ за дуэль с Кшишимским (прощаться с дамой надо изящно, господа! Эту науку мне преподал Ржевский — между нами, тот еще ловелас, если не сказать похлеще)… Да, это было тоже еще ничего…

Но когда этот ее Андрейка категорически отказался умирать от двух пуль, угодивших ему в лоб (отправляясь к даме, я всегда беру с собой пару пистолетов. Так, на всякий случай — невзначай муж вернется не вовремя…), а сама мадам Сангрени вдруг вцепилась мне в шею внезапно отросшими клыками, — вот тут-то и началась самая мистика.

Очнулся я на все той же роскошной кровати, но с единственным отличием — руки были надежно прикованы, а голова шла кругом не только от избытка эмоций, но и просто вследствие странного самочувствия. Очаровательная, а к тому же оказавшаяся весьма зубастой, мадам мило улыбалась, будто ничего такого особенного не произошло. Как выяснилось чуть позже, с ее точки зрения, действительно ничего не произошло — я на ее счету был далеко не первым соблазненным «кандидатом на укус». В ее-то сто восемьдесят с чем-то лет…

Да, задержался я у Сангрени в гостях значительно дольше, нежели рассчитывал. На месяц… Честью клянусь, узнал много необычного и очень интересного, напрочь перевернувшего мои представления о мире. Также мне очень доходчиво объяснили все о новых возможностях моего изменившегося тела, а заодно и о том, какие горизонты предо мной открываются. Впечатлило. Зато причина, по которой прекрасная дама изволила обратить на меня свое внимание, во всех смыслах этого слова оказалась несколько болезненной для самолюбия. Я-то рассчитывал на свою природную неотразимость гусарского офицера, да не тут-то было. Сангрени, эта вампирша из древнего и могущественного рода, просто изволила несколько заскучать, будучи вынужденной временно остановиться в этом городе. Скучать же она не любила…

Тут и подвернулась пропадающей от тоски аристократке возможность поразвлечься в виде бравого поручика гусарского полка.

Должен признать, обозлился я тогда преизрядно. Не сдержался-с. Когда спустя месяц было мне предложено удалиться, ввиду заканчивающегося моего отпуска и отъезда мадам, достал я саблю… Сангрени очень неплохо сражалась, да-с, но куда нежной барышне, пусть даже и из породы кровососущих, тягаться с лучшим фехтовальщиком Ахтырского полка? Тем более что скорость движений у нас была равной. В общем, отрубил я ей голову, прежде чем она чары свои применить успела. По новой своей привычке еще и крови ее хлебнул немного, отчего возможностей, надо сказать, прибавилось у меня довольно порядочно.

Потом по особнячку ее прогулялся, слуг истребляя. Занятие для офицера, конечно, неподходящее, ну да на войне и не таким заниматься приходилось. В общем, никто не ушел. В подвале комнатенку с телами людишек местных, полностью обескровленных, обнаружил, и на душе сразу спокойнее стало.

Но не слишком. Я-то ведь ныне в том же состоянии пребываю! И пусть теперь, крови Сангрени выпив, я и на солнце выходить смогу (да-с, господа, молодых вампиров, вроде вашего покорного слуги, солнце дотла сжигает, только после семидесяти лет ему противостоять возможным становится. Ну или если более древнего вампира убить удастся да кровь его выпить. Тогда вся сила проигравшего победителю достается. Напрасно мне Сангрени об этом рассказала, ох напрасно), да только кровь людскую пить мне все равно придется. И решил я тогда в усадьбу свою родную съездить да с отцом Савелием посоветоваться. Благо оставалось у меня еще несколько дней отпуску, как раз на дорогу бы хватило. Это и было моей большой ошибкой. Впрочем, не самой большой…

А что бы вы на моем месте делали? Поневоле хотелось с кем-то всем, что со мной приключилось, поделиться, но подходящего человека никак не находилось. Другие вампиры? Так ближайших я сам извел, а чувство крови (полезнейший навык, господа, ему меня тоже Сангрени научила) показывало, что все подобные мне создания находятся от меня весьма далеко. Сослуживцы, давние товарищи по боям и обильным застольям? Пропустят мимо ушей — в лучшем случае отделаются парой слов и предложением «выпить за господина поручика, который немного переувлекся сочинениями лорда Байрона, и за его очередное приключение». Душевные люди, надежные, но тут от них проку маловато будет.

А поговорить с кем-то надо, все нутро переворачивается. Да, я и раньше убивал — на войне, на дуэлях, разбойничков как-то раз пострелял, что одиноко едущего гусарского поручика поограбить решили. Дело обычное. Но убивал просто, не как сейчас, когда нужна была еще и кровь. Непривычно как-то… Да и где разбойничков столько набрать, чтоб прокормиться можно было? На войну, что ли, податься? О переводе на Кавказ попросить? Там, говорят, снова чеченцы пошаливать начали.

Так, в расстройстве чувств, я и вернулся в родное поместье. Приказчик вертелся юлой, однако мне было не до этого мошенника. Переменив лошадь, я галопом направился к недальней церквушке у села, где и командовал приходом отец Савелий.

Старик мне очень обрадовался. Выставил самовар, пряники. Посидели. Тут я ему все и рассказал. Вначале он мне не поверил и посоветовал никогда больше не мешать коньяк с шампанским, а водку пить не более полуштофа в неделю. Но когда я ему показал кое-что из науки мадам Сангрени, тут же посерьезнел. Пообещал покопаться в книгах да посмотреть, что к чему, с иерархами посоветоваться. С тем я от него и ушел. Переночевал в поместье да и убыл в расположение полка. Как раз к концу отпуска успел.

Через пару недель, когда вновь начал я позывы голода вампирского испытывать, приехал он, да не один, с монахами какими-то. Вызвали меня к полковнику да и говорят, что вот, мол, Аркадий Вельский, по просьбе Синода и приказу императора российского, поступаешь ты в распоряжение святой матери нашей церкви, на срок неограниченный, доколе надобность в тебе у ее служителей не отпадет. Не посрами, мол, отечество. Я что, откозырял, запись в полковой книге отметил и «поступил в распоряжение».

Добрались мы вскорости до монастыря недальнего, там-то отец Савелий мне и объяснил, что, мол, обращен я в тварь диаволову, диавольской силой и людской кровью питаемую, и погибнет душа моя, навеки в ад попав, ежели не отрекусь я от своей обретенной силы. Грустно мне тут стало. Успел уже к возможностям своим новым привыкнуть, жаль отказываться, да ничего не попишешь.

Говорю, согласен, мол, отречься, да только как сделать-то это? Тут он мне и принялся объяснять, что есть, мол, обряд специальный, как раз для этого предназначенный, и все, мол, хорошо будет, вновь я человеком стану и жить счастливо, как и прежде, буду. А сам в глаза не смотрит, отворачивается. Понимаю я, что дрянь дело и вряд ли переживу обряд этот, но как быть… Согласился уже. Да и не к лицу офицеру русскому, православному бояться. Мало я, что ли, на войне в глаза костлявой заглядывал? Можно и еще раз рискнуть.

Пришел в церковь при монастыре, лег, где указали, окружили меня иконами, и началось. Долго ли продолжалось — не ведаю, только чую, хуже мне и хуже. Вот уже ни пальцем пошевелить, ни глазом моргнуть, ни даже вздохнуть не могу! Благо, что вампирам дышать не обязательно.

Тут прекратилось все, и отец Савелий ко мне подходит, а сам смотрит виновато так и говорит, значит:

— Прости меня, сыне. Обманул я тебя. Нет у церкви святой способа излечить тьмою рожденных, каким ты стал. Обряд этот лишь сковал тебя, чтоб сопротивления, дьявольской силой одержимый, ты нам оказать не мог, пока то, что в такой ситуации делать должно, исполнять мы будем.

Сейчас же поднесли ему елей, и стал он соборовать меня, как умирающего.

Закончил и говорит вновь:

— Последнее осталось. Покойся с миром, и да примет тебя Господь средь ангелов своих. Не переживай, сын мой, за кротость, тобою проявленную, прямо в рай попадешь. Потерпи немного.

Достал он откуда-то кол деревянный, молоток, да и вогнал мне тот кол прямо в сердце! Дурак, право слово… От кола того мне ни холодно ни жарко, только мундир попортил да дыру в теле пробил. И не совестно же супостату было так надо мной издеваться?

А после были похороны. Закопали меня в гробу закрытом на монастырском кладбище, тайно, как бродягу какого, и забыли, наверно.

Да вот только соврал отец Савелий, как последний басурманин соврал! Никакого рая! Лежал я себе потихоньку в скуке великой и даже пошевелиться не мог! Из всех изменений обстановки окружающей лишь количество червей, проползающих мимо по своим делам непонятным. Сначала считал от тоски неодолимой, а потом и бросил, до ста тысяч досчитав.

Кол осиновый? Да на вампиров ее разновидности, как мне Сангрени говаривала, осина действия ровно никакого не оказывает! Но от этого, знаете ли, ощущение дыры в груди приятных эмоций не добавляет. Никому бы не порекомендовал, господа! Пренеприятнейшие ощущения! Да еще он, кол проклятущий, гниет помаленьку, неимоверное желание почесаться вызывая. Ан нет, не судьба… Только и оставалось, что мысли нерадостные думать да отца Савелия ругать по-матерному, неведомо чего дожидаючись. Разве что господа археологи с лопатами пожалуют исторические окаменелости откапывать. Вот уж удивлены будут, когда вместо ценного раритета эпохи минувшей обнаружат гусара в плохом настроении…

Мысли этой хватило ненадолго, вновь хандра подкралась незаметно. Чтобы отвлечься, стал вспоминать те книги, что перелистывал по настоятельным требованиям мадам Сангрени, впоследствии столь грубо меня оскорбившей. Не знаю уж, сколько времени ушло на сие занятие, но вспомнил я все премудрости, в книгах описанные, до последней буковки. Вот только излишнее количество премудрости книжной способно вызвать глубокий и крепкий сон. Право слово, еще на экзаменах в кадетском корпусе это примечено было, да не только мной, но и всеми остальными воспитанниками.

В общем, сморило меня от души и, по всему видать, надолго. Оно и правильно, спешить, как сами понимаете, некуда, да и вокруг ничего особо не происходит. Так нет же, разбудили, собаки! Интересно, кому приспичило мою могилку кровью человеческой поливать? Вернейшее и надежнейшее средство вывести вампира из сна, да и от чар любых избавляет. Приятно вновь способность двигаться обрести. Ну так что, будем опознание пробудивших меня проводить? Там и решим — благодарность перед строем объявлять или же использовать в качестве сытного обеда и калорийного ужина. Впрочем, сейчас и выясним. Поживем, господа!

Пора вставать, пора, а то крики вновь усилились. Да еще и голос женский! Они там что, даму обижают? Как гусар и дворянин, я такого позволить не могу, а посему первоначальный план действий отпадает, аки лист с осеннего дерева! Вперед!

Хорошая земелька, рыхлая, кровью пропитанная. А где у нас кровь, там у нас что? Правильно, там и власть моя, вампирская. Достаточно лишь немного поспособствовать, и пропитанная кровью земля взрывается множеством комьев, освобождая мне путь на свободу.

Заметки на полях

Ну что вам добавить? Хотите совет? Никогда не ходите на кладбище ночью, особенно в незнакомом городе. Да, интересно. Да, кладбище старое. Да, после посещения хорошего ресторана и с приятным во всех отношениях кавалером это может показаться вполне привлекательной идеей. Вот только Константин Лайдонер, мой сокурсник и очень близкий друг, по чьему приглашению я и приехала в этот не самый уютный городишко, почему-то совершенно не подумал о том, что наше с ним уединение могут пожелать разделить несколько местных гопников.

Впрочем, он уже заплатил за свою ошибку, по самому высшему счету заплатил. Смелый все же был паренек, уважаю. А вот мне, похоже, такая участь не светит, по крайней мере пока… Впрочем, уверена, что в конце концов я последую за своим неудачливым ухажером. Нет, я, конечно, поизображала лань на охоте, побрыкалась от души, поорала старательно… Кажется, даже удалось одному из них неплохо расцарапать морду, но все же восемь гопников на одну слабую и хрупкую меня — это многовато будет. Догнали и без лишних слов повалили. И вот, когда я уже готовилась сказать последнее прости своей девичьей чести, а заодно и всему этому довольно-таки поганенькому миру (не думаю, что меня после всего произошедшего решились бы оставить в живых), обстановка резко изменилась.

Ночь. Свежий, прохладный воздух. Спокойное, полузаброшенное кладбище. Красота… И всю мировую гармонию нарушает кучка каких-то уродов, занимающихся совершенно непотребным делом. Непотребство не в трупе, который лежит, исколотый ножевыми ранами, то явление вполне житейское. Мало ли за какие заслуги его в подушечку для иголок превратили — может, карту передергивал, а может, и чей-то муж оленьи украшения у себя на голове после его визита обнаружил. Мало ли поводов. Правда, зачем столько ударов наносить, да еще рукой неумелой? Одного в сердце хватит, или режущей кромкой по шее провести легко так, одним мимолетным взмахом. А тут… Ударов с десяток.