Мужчина вежливо поинтересовался у дежурного, где и как подать заявление, поднялся на второй этаж, к кабинетам уголовного розыска. Вот и седьмой кабинет, культурно постучался, открыл дверь… Нет!!! За столом сидел Земля! Почему-то первым вспомнился позывной, только потом имя — Гена. С которым не раз прикрывали друг другу спины, делили жалкие остатки сухпайка. Это поразило настолько, что и в голову не пришло сопротивляться, когда сзади скрутили руки, ставшие вдруг непривычно слабыми, обыскали, надели наручники и посадили на стул.

Сзади раздался знакомый голос:

— Ну здравствуй, Гарун. Не думал я, что с кем-то из вас придется вот так встретиться.

Александр Ильич?! Командир?! Господи, как же так? В кабинет вошли какие-то люди, что-то пишут, зачем-то раздели, всунули в какой-то спортивный костюм. Кто? Зачем? Это все было неважно. Важно — что напротив сидели те, кого всегда называл друзьями, кого, не задумываясь, прикрывал в боях. Сейчас они были по другую сторону стола, словно по другую сторону линии фронта. Что же, раз они против него, то он против них. Не сдаваться его учили. Никогда и никому.

— Жамнову ты убил?

— Не докажете, — усмехнулся Гарун.

— Даже и не попытаемся, — согласился Гена. — Сегодня до конца дня ты сам все расскажешь, со всеми подробностями. И доказательства предоставишь. Или сомневаешься?

Неожиданно для Щербатова, задержанный спорить не стал, сдулся, словно проколотый мячик.

— Если сейчас отвечу, это что-то изменит?

— Нет, — твердо ответил Александр Ильич. И коротко скомандовал: — Увести.

Когда задержанного увели, в кабинете остались Щербатов, Кузьмин и Гена.

— Мужики, вы чего с ним делать собрались?

— Что, не любишь пытки, мент? — грубо и зло ответил Кузьмин. — Вроде как сам нигде и никогда? Мне-то сказки про розыск не рассказывай! Что, всю жизнь в белых перчатках работал?

— При чем здесь мои белые перчатки? Вы что, всерьез в раскаяние верите? Его же прокурорские допрашивать будут! Он перед ними в полный отказ пойдет, слова под признание не скажет. Это же убийца! Душегуб! Ему не на чем со следствием торговаться.

— Конечно, не скажет. По своей воле — ни слова. Но дело передано в Следственный отдел КГБ, а там он расколется как миленький. Впрочем, успокою твою тонкую душу — не будет никаких пыток. Слава богу, на дворе конец двадцатого века, есть и другие методы. И этот Гарун о них знает. Поэтому завтра у меня на столе будет полный расклад по убийствам в Малаховке. Приходи вечером — вместе почитаем.

Глава VII

С утра Щербатов мотался с наружкой — очень уж хотелось самому посмотреть, как поведет себя Ара-Морячок после того, как поймет, что пропал его киллер, не выполнив работу.

Судя по тому, как звонил он на квартиру Гаруну несколько раз, откровенно наплевав на конспирацию, нервы у объекта оказались не железными. Около десяти утра из коттеджа вылетела «девятка» [Автомобиль ВАЗ-2109.], которую через час зафиксировали у дома убийцы. Молодой вертлявый паренек пообщался со старушками, сидевшими у подъезда, после чего из ближайшего автомата позвонил хозяину, сказав лишь одно слово: «Приняли».

Морячок сразу связался с Кремнем, вежливо спросил о здоровье и предложил срочно перетереть серьезный вопрос. Да, именно срочный, поэтому выезжает немедленно.

Из дома Кремня объект вышел через полчаса, а дальше началась настоящая карусель. Он звонил кому-то из автоматов, тут же мчался на встречу — одну, вторую, десятую. Бойцы из наружки в мыле носились, чтобы не упустить, установить связи и при этом не засветиться.

Парадокс, но для этого им пришлось наплевать на все правила движения, вместе взятые. Моторы ревели, шины визжали на поворотах, в их адрес неслись проклятия обалдевших водителей, перед капотом которых пролетали эти отморозки, каким-то чудом избегая аварии, и добропорядочных пешеходов, едва успевавших отскочить от мчащихся на красный свет, а то и вовсе по тротуарам, хулиганов. Гаишники лишь сплевывали и демонстративно отворачивались, чтобы не видеть выкрутасы на дороге, за которые любого другого, не задумываясь, лишили бы прав навечно.

Щербатов не впервые ездил с этими лихачами, но когда водитель его машины пролетел туннель на Ленинградке по встречке, выдал тираду, вызвавшую уважительные возгласы коллег, но не заставившую их умерить свой пыл ни в малейшей степени.

Всю дорогу бравый сыщик, как утопающий за соломинку, держался за одну мысль: «Если эти сумасшедшие не разбились до сих пор, почему это должно случиться, когда я в их машине?!»

Но в какой-то момент объект исчез. Зашел в кафе на Маросейке и не вышел. А его машина вместе с машиной охраны чинно, не спеша поехала кружить по городу. Поиски оказались безрезультатными, Ара-Морячок от наружного наблюдения оторвался, правда, предварительно познакомив милицию с полутора десятком своих связей.

А Щербатов поехал городским транспортом на работу — докладывать о случившемся и получать заслуженный разнос.

Однако неожиданно начальник отнесся к проколу наружки философски, мол, главное, что не засветились, а объект, ну что, вернется, куда денется. Лучше вон показания убийцы прочитай — интересно-о-о…

— Как? Я не понимаю — как? Он же офицер, воевал, был ранен, черт возьми, и вот такое? — Щербатов швырнул на стол документ.

— Это ты еще его сослуживцев не видел, вот уж кто реально охренел от этих бумаг, — лениво потягиваясь, ответил Кузьмин. — Он же на следующий день после того расстрела, в Малаховке, с ними какой-то их то ли праздник, то ли юбилей отмечал. Так песни пел про батальонную разведку и каскадеров, рассказывал все о скучной и бедной жизни пенсионера. Они ж ему реально работу искать начали. При его-то деньгах, ага. Знаешь, сколько он от Морячка получил? Впрочем, лучше тебе не знать, еще решишь профессию сменить… Ладно, ладно, не злись, шучу я так.

— Вот еще, злиться… Точнее, да, злюсь, только не на тебя, — Щербатов впервые перешел в разговоре с начальником на ты. — Сам посуди, расклад у нас полный, а кроме этого Гаруна никого пристегнуть к делу не можем. Все разговоры были тет-а-тет, деньги ему платили только налом. Так что ни хрена нам не светит. Кроме, разумеется, чувства глубокого морального удовлетворения.

В это время в кабинете зазвонил внутренний телефон.

— Кузьмин, слушаю. Так, так, понял. Большое человеческое спасибо за ценные сведения, — он аккуратно положил трубку и выругался. Длинно и матерно, как никогда раньше не позволял себе ругаться в присутствии Щербатова.

— Стало быть, Морячка потеряли капитально. Наружка звонила, извинялись. Все, нет его, облажались мы по полной. Машины вернулись в коттедж, водитель и охрана разъехались по домам. Да и нам пора — время позднее, ничего нового мы сегодня все равно не высидим. Огребать «благодарности» будем завтра, а пока думай, как Григоряна найти — не настолько все с ним безнадежно. Душегуб-то наш все разговоры записал. Хранил те записи, как Кощей иглу, но, сам понимаешь, следствию передал в лучшем виде. Так что подработать немного, и будет на Ару железная доказуха, ни один суд не усомнится.

— Серьезно?! Ну это же другое дело! Тогда банкуем, тогда у клиента главная проблема — до суда дожить. За убийство вора блатные спросят конкретно.

Щербатов вошел в квартиру. Все красиво, пристойно и чисто. Пусто и зябко, несмотря на теплый июньский вечер. Жена еще на работе, раньше десяти она последнее время домой не приезжает. Ревновать? Такая мысль даже не приходила в голову. Только не Аля, не тот человек. Возможно, и развалится их семья, это да, но пока она есть, никаких любовников у его жены быть не может.

Он достал из холодильника бутылку «Столичной» и кусок любительской колбасы, отрезал ломоть, налил рюмку. Сел за красивый, Алкой купленный деревянный стол и не спеша, с наслаждением, выпил, закусил.

Интересно, а она его когда-нибудь ревновала? Все-таки розыск — дело такое, баб вокруг всегда полно, на любой вкус. И напрягаться особо не надо, так, протяни руку только. Несколько раз бывало, особенно по пьянке, чего уж там. Опер, тем более на земле, у него романтики мало. Награды редко, зато возможностей сгореть — да на каждом шагу. То проверку заявления просрочил, то глухаря возбудил — сразу жди привета от начальства. Или отказной материал завернули — прокуратура тут как тут, руки радостно потирает. По слухам, у них план — сколько ментов посадить, сколько уволить. Важнейшая, говорят, строка отчетности.

Так что выпивают сыщики частенько, вроде как стресс снимают. Только, скорее, это отговорка — ни хрена водка не снимает, уж сколько раз проверено. Зато, выпив, можно и еще чего себе позволить — к разведенке какой, например, заскочить. Здесь главное, чтобы жена не узнала. Ага, оттянуться от души, а потом гадать, подцепил какую гадость или пронесло на этот раз. Тьфу, дьявол, какая чушь в голову лезет.

Щелкнул замок.

— Здравствуй, кушать будешь? — Хотелось обнять, поцеловать, но… но, но, но. Вечное «но».

— Спасибо, я сама себе приготовлю. — Сухо, вежливо. То самое «но».

— Как хочешь. Тогда я — спать.

Поговорили, называется. Сейчас в своей комнате опять плакать будет. Уже, считай, неделю — уходит в свою комнату и плачет. Пару раз входил, пытался обнять, сказать что-то, но натыкался на такой взгляд, что сразу же и уходил. Молча. А что тут скажешь? Он, во всяком случае, слов не нашел.