Алексей Калугин

Планета смертной тени

Смерть — вот ключевое слово нашей жизни.

Император Ху. «Книга Постоянств»

Глава 1. День 154-й

Дик-18 натянул тетиву, старательно прицелился и выпустил стрелу. Красные антилопы, мирно пасшиеся под невысокими деревьями с толстыми, расширяющимися книзу стволами и широкими развесистыми кронами, бабочками сорвались с места и метнулись в кусты. Лишь одно животное, со стрелой, торчащей из бедра, упало на траву и принялось судорожно дергать передними ногами, пытаясь подняться. Бросив лук, Дик-18 выбежал из скрадка. На бегу выдернув из-за пояса узкую полоску заточенного железа, обернутую на месте рукоятки куском грубой материи, он прыгнул антилопе на спину, ухватил животное за рога и одним широким взмахом руки перерезал ей горло.

— Браво!.. Отлично!.. Замечательно!..

Старательно демонстрируя переполняющий и где-то даже брызжущий через края восторг, из кустов вышли Дик-33 и Дик-7.

Дик-18 приложил руку к груди и театрально поклонился.

— Теперь ты ощутил вкус убийства? — спросил Дик-33.

Дик-18 облизнул кончики перемазанных кровью пальцев, почмокал губами и закатил глаза.

— Нет.

— Ну, по крайней мере, стрелять из лука ты научился.

Дик-33 вырвал из тела антилопы стрелу и задумчиво посмотрел на грубый наконечник, вручную вырубленный из листа жести.

— Кто-нибудь умеет разделывать дичь?

Вопрос был задан так, что ясно было: сам он заниматься этим не собирается.

— Помнится, я где-то читал, что у свежеубитой дичи самое вкусное — это язык и сердце, — немного смущенно поделился информацией Дик-7.

Дик-18 насмешливо посмотрел на приятелей, усмехнулся и ногтем попробовал острие самодельного лезвия. Нож, конечно, тупой, но другого все равно не найти. Да и смог же он перерезать им антилопе горло. Дик-18 переступил через убитое животное, наклонился, оттянул нижнюю челюсть, зажал язык в кулак и отрезал его у основания.

— Если тебе нужен охотничий трофей, то лучше возьми рога, — посоветовал Дик-33.

— Мне нужна еда. — Дик-18 вонзил нож в грудь мертвого животного.

— Ты собираешься это есть? — непонимающе прищурился Дик-33.

— А почему нет? — Дик-18 с гордостью посмотрел на кровоточащий трофей.

— Мы можем есть только ту пищу, которой нас снабжают.

— Это кто ж такое сказал? Сержант? Так ему выгодно держать нас на коротком поводке!

— Когда я помогал доку препарировать тело Двадцать Восьмого, мы извлекли из него две пригоршни имплантатов.

Дик-18 едва не по локоть засунул руку в рассеченную грудь антилопы и, повозившись малость, вынул теплое, кровоточащее сердце.

— Я собираюсь убежать отсюда не для того, чтобы сдохнуть с голоду.

— Я думаю, пищевую смесь несложно синтезировать.

— Думай, что хочешь, дружище, а я все равно попробую. — Дик-18 снял и кинул на землю куртку, положил на нее добытые сердце и язык, подвернул полу и завязал рукава узлом.

— Ты знаешь, вот до этого самого момента я даже не представлял, насколько сильно мне хочется откусить кусок жареного мяса. Пусть маленький, только чтобы вкус во рту ощутить. Ты не думай, я сразу все не сожру.

Дик-33 улыбнулся и хлопнул приятеля по плечу.

— Тогда какого греха куда-то идти? Мы можем и здесь развести костер и зажарить мясо. А если окажется, что его можно есть, так зажарим все и заберем с собой. Пусть и другие попробуют.

— Так-то оно так. — Дик-18 вытер испачканные кровью пальцы о край куртки и почесал щеку. — А не нападут ли на нас те гривастые твари с длинными хвостами, от которых мы в лесу еле убежали?

— Думаю, поблизости их нет. Антилопы паслись спокойно, и только мы их спугнули. К тому же дикие звери боятся огня. Кстати, нужно бы придумать им названия, тем хищникам с гривами.

— Они похожи на львов, — сказал Дик-7.

— Нет, не похожи, — мотнул головой Дик-18. — У них морды, как у кабанов, с рылами и клыками.

— Пусть будут гривастые кабаны.

— У кабанов хвосты не такие длинные.

— Ну, не называть же их гривастыми длиннохвостыми кабанами.

— Тогда просто черные кабаны, — предложил склонный к компромиссам Дик-7.

— Ладно, на первое время сгодится, — согласился Дик-18.

— Меня беспокоят не столько кабаны, сколько те, кто, быть может, за нами подглядывает, — Дик-33 указал пальцем в небо. — Про систему спутникового наблюдения слышали? Любой чип в нашем теле может оказаться источником сигнала для нее. И что мы ответим, когда сержант спросит, за каким грехом мы потащились в лес?

— Для того чтобы обеспечить систему наблюдения по всей поверхности планеты, требуется не меньше восьми спутников, — с видом знатока изрек Дик-18. — Стоит это, между прочим, недешево.

— А ты откуда знаешь?

— Ну… Знаю, — смущенно потупился Дик-18.

— Память — удивительная штука, — улыбнулся Дик-33. — Порой вспоминаешь вдруг такое, что, казалось, намертво забыл.

— Намертво — это по-нашему, — усмехнулся Дик-18. — Но, даже, если я ошибаюсь, не думаю, что за нами постоянно следят. Какой в этом смысл? Мы ведь все равно никуда не денемся. А до очередной проверки восемь дней. Сержант еще ни разу не нарушал график.

— Убедил. Разводи огонь, а мы с Седьмым дров наберем. — Дик-33 кинул приятелю казенную армейскую зажигалку в металлическом корпусе с выдавленной эмблемой Союза Шести Планет. — Спасибо сержанту, подарившему нам огонь!

Вскоре затрещали угли в костре. Дик-18 разрезал язык и сердце антилопы на несколько кусков, нанизал на сук и подвесил над огнем.

— Не пойму. — Дик-7 сел возле костра, обхватив колени руками. — Почему нас высадили в пустыне, а не здесь? Здесь и дом построить проще… Да и вообще… Приятнее и спокойнее как-то.

— Наверное, чтобы жизнь сахаром не казалась. — Дик-18 повернул самодельные вертела. — Ах, грех тебе в душу, подгорать начинает!

— Плесни воды на угли, — посоветовал Дик-33.

Он лежал на траве, вытянувшись во весь рост, положив руки под голову, и смотрел в небо странно-лилового цвета. Два солнца разошлись по разным сторонам небесной сферы, что создавало очень необычный оптический эффект, когда цвета неба и плывущих по нему облаков будто переливались, неспешно перетекая друг в друга. Эдакая природная психоделика.

— А здесь вполне можно было бы жить, — заключил он неожиданно для себя самого.

— Ага, — кивнул Дик-18. — Только здесь нас в покое не оставят.

— А мне до сих пор не верится, что я умер, — тихо, глядя прямо перед собой, произнес Дик-7. — Руки-ноги на месте, голова в порядке, ничего не болит… С чего мне вдруг было умирать?

— Человек, как правило, умирает просто так, ни с чего, — философски изрек Дик-18. — Можно с крыши дома свалиться, можно под машину угодить. Или самому на машине разбиться. А можно какую-нибудь смертельную заразу подцепить. Ну, или еще какую глупость сотворить.

— А еще некоторые кончают жизнь самоубийством, — добавил Дик-33.

— Вот этого я точно не понимаю! — Дик-18 плеснул на угли воды и в очередной раз повернул вертела. — Не знаю, до какой же степени должно быть паршиво, чтобы самого себя жизни лишить?.. Не понимаю… Вот нам, к примеру, сейчас хорошо, что ли?

— Сейчас — хорошо, — улыбнулся, перевернувшись на бок, Дик-33. — Солнце греет, ветерок приятно обдувает, костер трещит, мясо жарится. Что еще нужно человеку для счастья?

— Полгода без малого прошло, пока мы до этого счастья добрались, — ехидно заметил Дик-18. — А прежде? Разве ж это жизнь была? И, заметь, никто при этом себе башку о камни не разбил и горло не перерезал.

— Наверное, мы живем, потому что у нас все еще остается надежда выбраться отсюда и снова стать людьми. Такими, как все.

— Не-а, — качнул головой Дик-7. — Такими, как все, мы уже никогда не станем.

— Парень дело говорит. — Дик-18 указал на Дика-7 сучком, которым мешал угли. — То, что с нами произошло, — это как клеймо. Которое не смыть и даже ножом не срезать. Клеймо на мозге! — Дик-18 стукнул себя костяшками пальцев по лбу. — Ну, как от него избавишься?

Тем временем мясо начало подрумяниваться и от костра потянуло таким чудесным ароматом, что каждый раз, вдыхая его, Дик-33 зажмуривался от удовольствия. При этом ему казалось, что запах будит давно забытые, стертые из памяти воспоминания. В голове возникали и тотчас же исчезали полузнакомые образы, многие из которых сознание не успевало классифицировать. Но то, что удавалось выловить, отфильтровать из общего потока, складывалось в подобие картины… Незаконченной, фрагментарной… Но все же…

Костер… Такой же, как и тот, перед которым он сейчас сидит… Языки пламени… Угли, с треском выстреливающие колючие искры… Но — костер горит в темноте… Ночь… Там, где это происходит, день сменяет ночь… День—ночь… Ночь—день… Так заведено… Так — правильно… Ночь… Костер, пылающий в ночи… В темноте можно разглядеть тени… Силуэты людей, сидящих вокруг костра… Кто они?.. Для чего собрались вместе?..

Дик-18 снял с огня палку, на которую были нанизаны куски языка, скинул их на широкий лист, один кусочек насадил на заостренный сучок и протянул Дику-33.

— Будешь пробовать?

Дик-33 взял в руку сучок с наколотым на него куском мяса и, чуть прикрыв глаза, медленно втянул через ноздри исходящий от него дурманящий голову аромат.

— А мне? — спросил Дик-7.

— А ты подожди. Если нам с Тридцать Третьим плохо станет, кто нам поможет?

— А чем я смогу помочь?

— Обратишься за помощью к Святому Норбиту, — усмехнулся Дик-18.

— Ага, — обиженно насупился Дик-7. — Сами этого Святого Норбита придумали…

— Все! — поднял руку Дик-18. — Дальнейший спор считаю бессмысленным!

— Ну, правильно, — придавленно вякнул в ответ Дик-7.

Он не собирался продолжать спор, но и не хотел, чтобы последнее слово оставалось за оппонентом.

Дик-18 это понял, а потому смолчал.

Дик-33 осторожно коснулся зажаренного кусочка мяса кончиком языка. Ему хотелось для начала вспомнить давно забытый вкус. Ведь ел же он прежде, в другой жизни, жареное мясо? Значит, должен помнить, каково оно на вкус.

А Дик-18, без долгих проволочек, откусил от своего куска половину и принялся с остервенением жевать. Тщательно, от души. Сосредоточенно. Как будто в этом заключался некий сакральный смысл.

— Ну, как? — посмотрел на него Дик-33.

— Отлично. — Дик-18 показал большой палец. — Точно говорю, это можно есть.

— Дай и мне попробовать, — снова попросил Дик-7.

— Нет! — отказал ему и на этот раз Дик-33. — Нужно подождать, чтобы увидеть, какова будет реакция организма на непривычную пищу.

— Ну, так, может, ты и посмотришь? Ведь все равно ж не ешь.

— Как это не ем? — Дик-33 быстро, словно боясь передумать, откусил кусок мяса и, не успев даже вкуса почувствовать, проглотил. — Еще как ем!

Он взял оставшийся кусочек в рот и на этот раз не стал торопиться. Он медленно сдавливал мясо зубами и чувствовал, как, смешиваясь со слюной, течет под язык мясной сок. Ощущение было странным и ни на что не похожим. Казалось, ароматный кусочек зажаренной плоти сам собой тает во рту. Сказать, что это было вкусно — все равно, что ничего не сказать. Это было удивительно. Потрясающе. Жизнь, некогда наполнявшая другой организм, часть которого он сейчас поедал, медленно перетекала в него.

Съев три куска языка, Дик-18 снял с другого вертела куски зажаренного сердца и стал их дегустировать. Сердце оказалось не таким нежным, как язык, более плотное мясо приходилось как следует разжевывать, прежде чем проглотить. Но при этом оно обладало своим, чуть сладковатым, специфическим вкусом. Раз попробовав, уже ни с чем не спутаешь.

Прожевав второй кусок сердца, Дик-18 понял, что не сможет проглотить больше ни крошки, и в блаженном изнеможении откинулся на спину.

— Ну, как? — с некоторой тревогой посмотрел на него Дик-33. — Что чувствуешь?

— Соли не хватает.

— Соли?

Дик-33 попытался припомнить вкус соли. И у него как будто даже получилось. Он доел кусок, что держал в руке, и потянулся за следующим.

— И все? — снова посмотрел он на Дика-18.

Сам он вроде как чувствовал некоторую тяжесть в желудке. Не сказать, что неприятную, но все же…

Дик-18 приподнялся на локте.

— Еще я чувствую, что никогда больше не буду есть ту дрянь, которой нас пичкают.

— Ну, теперь-то можно и мне кусочек? — опять заныл Дик-7.

— Бери! — благосклонно махнул рукой Дик-18.

— Нет, рано еще, — схватил парня за руку Дик-33.

— Да брось ты, — неодобрительно скривился Дик-18. — Сам же видишь, все в порядке.

— Все в порядке будет, когда мясо пройдет через всю пищеварительную систему.

— Ага — завтра, то есть, — усмехнулся Дик-18. — Это он нарочно, чтобы с тобой не делиться, — подмигнул он Дику-7.

Парень обиженно шмыгнул носом.

— Ладно. — Дик-18 с решительным видом поднялся на ноги. — В любом случае, я не собираюсь бросать здесь это замечательное мясо, — он подошел к убитой антилопе и, потянув за ногу, перевернул на спину. — Кто-нибудь имеет представление, как разделывают тушу?

— Сначала нужно внутренности удалить, — сказал Дик-33. — А потом — все по порядку, — он подвигал рукой в воздухе так, будто пилил что-то раскрытой ладонью.

— Ну, в целом, понятно. — Дик-18 обеими руками перехватил самодельный нож, размахнулся и вонзил его в тушу.

— Еще нужно шкуру снять, — сказал Дик-7. — Из нее можно сшить что-нибудь. Или использовать, как крышу для шатра.

— Ага, — не оборачиваясь, кивнул Дик-18.

— Только шкуру нужно выделать. А то она засохнет и станет ни на что не годной.

— А что, если не охотиться на антилоп, а пасти их? — предложил вдруг Дик-33.

— Зачем? — Ненадолго прервав свое занятие, Дик-18 пожал плечами. — Их ведь и без того полно.

Он поднял нож, чтобы сделать очередной разрез, да так и замер, заметив изучающий взгляд больших, темных глаз, устремленный на него сквозь ветки густого кустарника.

Глава 2. День 1-й

Он глотнул воздух широко раскрытым ртом. Будто утопающий, которого за волосы выдернули из воды. Воздух обжег горло, и он зашелся в приступе удушающего кашля.

Что произошло?..

Голова разламывалась от боли. Все мышцы ныли. Каждый сустав казался вывернутым.

Должно быть, его били. Долго и умело.

Вот только за что?..

Откашлявшись, он сделал еще один вдох. На этот раз медленно и осторожно. В горле засвербело. Но теперь его уже не выворачивало наизнанку. Он понял, что может дышать.

Он попытался открыть глаза, но ему это не удалось. Веки как будто склеились. Он сделал попытку поднять руку, чтобы протереть глаза, но руки оказались к чему-то крепко привязаны.

Где я?..

Что случилось?..

Он ничего не помнил. Ровным счетом ничего. Будто только что родился… Или вывалился из черного колодца вселенского небытия.

Кто я?..

Что происходит?..

Он дважды кашлянул, чтобы прочистить горло, вдохнул немного воздуха — странно, на этот раз ему показалось, что воздух имеет привкус антисептиков, — негромко позвал:

— Эй…

И замер в ожидании незнамо чего.

Хотел он, чтобы кто-то ему ответил, или боялся этого?..

Скорее всего — хотел.

Любой ответ избавил бы его от расползающегося по телу, будто яд, ужаса неведения.

Но ответа не последовало.

— Эй! — позвал он чуть громче. — Есть здесь кто?..

— Одну минуточку, — ответил ему голос, принадлежавший явно не молодому мужчине, занятому каким-то очень важным делом, которое никак нельзя было отложить даже на минуту.

Он провел сухим языком по губам. И приготовился ждать. Сколько потребуется.

А что ему еще оставалось?

Ждать пришлось гораздо больше обещанной минуты.

Или ему только так казалось?

— Секунду, я уже почти закончил…

Все тот же голос. Не сказать, что неприятный. Но какой-то очень уж безразличный.

Безразличный человек воспринимает мир неадекватно… Где он это слышал?.. Или сам только что придумал?.. Значит, он может что-то придумать — уже здорово… А еще он умеет считать… Кажется…

Один, два, три, четыре, пять, шесть… Определенно — умеет!

А что еще?..

— Простите…

— Сейчас!

— Я не могу открыть глаза.

— Это нормально.

— Разве?

— В данной ситуации — да!

— Э-э-э?..

— Вы хотите спросить, что происходит? — Голос сделался немного насмешливым.

— А вы готовы ответить?

— О! Вы не забыли, что такое ирония!

— А это ирония?

— Теперь уже сарказм. Поздравляю. У вас хорошие шансы.

— Шансы?..

В голове сразу мелькнула нехорошая мысль: со мной что-то случилось… Авария… Кома… Паралич…

Да нет же! Он чувствовал свое тело. А двигаться не мог, потому что руки и ноги были привязаны.

— Развяжите меня!

— Не торопитесь, всему свое время.

— Черт возьми! Я хочу знать!..

— Слушай, ты! — Голос уже другой, и доносится с другой стороны. Громкий, резкий, волевой. Скрежещущий, будто наждак по краю железного листа. — Умолкни! — Привык отдавать приказы и уверен, что их должны исполнять. Военный? — Или я сам заткну твою поганую глотку!

Определенно — военный! Бандюки выражаются иначе.

— Ну, чего ради, сержант? — как бы даже с некоторой укоризной произнес первый голос. — Чего ради? Вы разве кричите на машину, когда она начинает барахлить?

— Случается, что и бью.

— Ну, так нельзя, уважаемый! Нервы надо беречь. Все наши недуги — от нервов.

— А все беды — от дураков!

— Надеюсь, это не в мой адрес?

— Нет, конечно. Дураки — они выше сидят.

— Понимаю.

— А мы с тобой, док…

— Мы с вами, сержант, делаем свое дело. И не задаем лишних вопросов.

— Мне нравится ход твоих мыслей, док.

— Благодарю, сержант.

— Эй, послушайте… Меня что, отправили в армию?

Тишина.

— Эй!.. Вы что, все умерли?

Пауза.

И вдруг — оглушительный хохот. Сразу с обеих сторон.

Сержант, сквозь хохот:

— Нет, мне определенно нравится этот тип!

Док, вторя ему:

— А я что говорил!

Щелкнули удерживающие руки зажимы.

Он сделал движение кистью.

— Постойте! — Голос дока. — Не торопитесь!.. Сейчас открою вам глаза.

Его век коснулось что-то мягкое и влажное.

— Вот так… Попробуйте теперь… Нет, не руки — глаза.

Он приподнял веки.

Серый полумрак, перемежающийся белыми и светлыми пятнами. Мир, разваленный на пиксели.

— Я ничего не вижу.

— Сейчас…

Тень перед глазами. Ощущение прохлады на склерах. Мир сделался еще более туманным и расплывчатым.

Он несколько раз моргнул. Закрыл глаза, сосчитал до десяти — он умеет считать! — и снова открыл их.

Теперь он уже мог различать силуэты и контуры окружающих его предметов. Нечеткие, но вполне определенные.

Он находился в небольшой комнате с белым потолком и стенами, выкрашенными в лимонно-желтый цвет…

Он вспомнил! Дома в ванной у него стоял пластмассовый утенок. Точно такого же цвета, как стены. На спине у утенка имелось несколько круглых отверстий, в одно из которых он ставил свою зубную щетку. Обычно он выбирал крайнее отверстие. Но иногда, для разнообразия, ставил щетку в среднее… Когда это было? Он пытался и не мог вспомнить. В памяти мелькали лишь неясные образы, похожие на отблески солнечного света на чистом, прозрачном стекле.

Тень…

Полутень…

Снова тень…

Насколько он мог судить, в комнате не было окон. Свет давала люминесцентная лента шириной в ладонь, наклеенная по всему периметру в полуметре от потолка.