…Света от костра, разложенного в неглубокой ямке посреди землянки, почти не прибавилось. Я сделал из кружки длинный глоток, сладкая вода тонкой огненной змейкой пробежав по пищеводу, протекла в желудок, где и успокоилась. Чай, кофе и прочие роскошества в рейде лучше себе не позволять. Запах может указать не только, где враг, но и подсказать ему, откуда так вкусно тянет напитком, который пьют исключительно человеки. Отсидев три часа в секрете возле тропы, ведущей к заброшенной лет двести назад старообрядческой деревне, я на короткие сорок минут решил позволить себе заснуть. Однако ничего у меня не вышло, поиск подходов к платформе номер двадцать, куда, как мы выяснили, прибудет литерный поезд, прочно занял все мысли. До прибытия смертоносного груза нужно точно знать, как мы провернём акцию. Вот уже четверо суток прошло после высадки, мы излазили весь юго-западный квадрат в поисках альтернативного доступа к терминалу. Все направления оказались надёжно перекрыты, и зона безопасности вокруг станции составляла в среднем до двадцати километров в глубину. Юго-запад изобиловал старыми полузатопленными выработками, небольшими озёрами и набухшими от постоянных дождей ручьями. Над всем этим высились поросшие чёрной тайгой плоские холмы, патрулировать которые эффективно невозможно. Поэтому мы решили во что бы то ни стало искать подход в периметр именно отсюда, даже если тоннель найти не получится. Пути отхода продуманы, сюрпризы для амеров тоже заготовлены, им точно понравится, однако главная задача осталась решённой лишь частично: вход в тоннель, ведущий на станцию, всё ещё не обнаружен. А в том месте что указал окруженец-железнодорожник, теперь было глубокое озерцо, образовавшееся после разрыва американской полуторатонной авиабомбы. Запрос новых планов, возможно, и помог бы, но, по правилам задания, после прибытия в оперативный район шёл только односторонний поток разведданных со спутника, и мы могли передать только условленный сигнал о провале или выполнении задания. Вот уже вторые сутки мы осторожно обнюхивали по сантиметру каждый камень в округе, однако ничего, похожего на горловину вентиляционной шахты или сервисного тоннеля, так и не нашли. Мы даже ныряли в воронку, но всё без толку: здешние края пронизаны подземными реками и старыми шахтными выработками, бомба угодила в какой-то подземный каменный мешок и теперь на месте выхода — провал, уходящий на более чем стометровую глубину.

Вдруг пламя резко заколебалось, хотя никакого ветра я не почувствовал, сухой холодный воздух стоял в комнате недвижимо. Привычно потянул автомат к себе, одновременно начав привставать, я двинулся влево, чтобы погасить костёр и выйти из землянки через узкий запасной лаз, прорытый в тот день, когда мы решили сделать деревню своей основной базой. Однако мгновением позже кусок брезента у притолоки основного входа в землянку приподнялся, и в комнату скользнула тень. Рефлекс не подвёл, и в следующее мгновение мой палец уже выжал спусковой крючок. Кто бы не вошёл в неурочный час, тяжёлые семимиллиметровые пули моего «калаша» пригвоздят его к стене. К слову сказать, выбор был невелик, и никаких модных игрушек нам в рейд взять не удалось, поэтому все вооружились привычными вариациями комплекса «Лён» [АКМСЛ «Лён». 7,62-мм складной десантный модернизированный автомат Калашникова с прицелом ночного видения НСП-3. Название происходит от фамилии конструктора Лаврина, проект модификации носит название «Лён», под этим именем и известен в войсках. Главным артиллерийским управлением (ГРАУ) МО СССР модификациям был присвоен индекс 6П4Л. // Основные отличия модификации: щелевидный пламегаситель вместо штатного компенсатора АКМ (пламегаситель разработан специально для комплекса «Л» и отличается от пламегасителей СВД и ПК/ПКМ). Особой формы прицельная планка с креплением типа «ласточкин хвост» для установки ночных прицелов НСП-3 и НСП-3А. Однако в настоящее время может быть использован также для установки обычных оптических прицелов, в том числе и коллиматорных, при условии наличия планки-переходника. Также возможна установка прибора бесшумной беспламенной стрельбы ПББС-1. // ТТХ: Калибр — 7,62 ? 39 мм. Длина — 870 мм (с разложенным прикладом). Длина ствола — 415 мм. Вес с пустым магазином — 3,14 кг. Емкость штатного магазина — 30 патронов. Темп стрельбы — 600 выстр/мин.]. В моём случае это обычный АКМ, только благодаря боковому приливу типа «ласточкин хвост» и четырёхщелевому узкому пламегасителю штука почти равна по точности и удобству слабенькому АК-74 под нелюбимый «пятый» калибр. Лично не пользую, и большинством из старой гвардии «пятёрка» особо не жалуется. Однако безотказная машинка на этот раз осеклась, и боёк звонко щёлкнул в ставшей почти осязаемой тишине. Тень безнаказанно метнулась к костру, и я невольно опустил оружие. Прямо напротив стояла маленькая девушка в длинной, до пят, кожаной рубахе, расшитой разноцветным бисером. Тонкую смуглую шею незнакомки отягощало ожерелье из кованых тускло-жёлтых медальонов. Лицо её скрывал толстый кожаный капюшон, тоже покрытый наборной бисерной вышивкой, а на грудь и до колен спускалась длинная, в мою руку толщиной, чёрная, словно смоль, коса. Бирюзовые ленты, искусно вплетённые между прядей, были похожи на узор, проступающий у некоторых видов очень ядовитых горных змей. Бубенчики из тёмной бронзы тихо позванивали при каждом движении. Незнакомка низко поклонилась мне, отчего бубенцы выдали тревожную мелодию, затем, плавно отдёрнув рукава рубахи, обнажила изящные смуглые кисти рук с тонкими пальцами, острые ногти были окрашены в тёмно-красный цвет. Девушка откинула тяжёлый капюшон назад, и я невольно задержал дыхание. В неожиданно вспыхнувшем ярче свете костра лицо незнакомки осветилось золотистым светом, резко очерчивая чуть вытянутый овал лица. Высокие скулы, аккуратный прямой нос и раскосые чёрные глаза в обрамлении удивительно пушистых и густых ресниц, гладко зачесанные на прямой пробор волосы были иссиня-черными, но я различил и серебряные нити седины, которые как раз подчеркивали крайнюю молодость незнакомки. Оглядевшись, девушка присела напротив меня, поджав под себя ноги, обутые в изящные унты, покрытые бисерной вышивкой, и произнесла:

— Здравствуй, Андрей. Не бойся меня, ни тебе, ни твоим людям не будет плохо. Я живу здесь неподалёку… Вернее, раньше в пещере под медвежьим холмом был мой дом. Онгоны разрушили его, сейчас там полно воды, а дом утонул.

Всё это было сказано звонким приятным голосом, с лёгким, едва уловимым и непонятным акцентом. Оставив в покое автомат, я кивнул, налил из котелка горячей воды и протянул гостье. Благосклонно наклонив голову, девушка приняла воду и, отпив небольшой глоток, выдохнула с разочарованием:

— Сладкая вода, нора в земле и постоянная тревога в мыслях. Онгоны, даже самые хитрые из них, всё равно вас не учуют. Они отгородились высокими стенами, поставили всюду мёртвые стеклянные глаза и уши. Чтобы видеть вас, нужно выйти в тайгу, а они боятся выходить, боятся слушать песню леса.

Запустив руку в складки рубахи, девушка извлекла оттуда объёмистый кожаный кисет, расшитый красным и бирюзовым бисером, вынула костяную курительную трубку, покрытую причудливой резьбой. Затем гостья бестрепетно протянула тонкую руку к костру и, вынув оттуда красный уголёк, поднесла его к чубуку. Я хотел было сказать, что курево нам ни к чему, поскольку на запах могут прийти американцы, но девушка только печально улыбнулась, показав мелкие, удивительно белые зубы меж красивых полных губ:

— Онгоны не услышат этот запах, Андрей. Сиди спокойно, отдыхай и грейся, впереди много дорог и длинная жизнь.

Переборов внезапную немоту, я разлепил пересохшие губы и задал совершенно глупый вопрос, хотя, услышав свой сиплый шёпот, устыдился его:

— К-к-кто ты? Как прошла сигналки и посты?..

Не спеша бросив потухший уголёк в костёр, девушка кивнула в такт каким-то своим мыслям, отчего бубенчики в её косе снова издали печальную нежную трель.

— Я из народа вогулов, живу тут очень давно. Эта земля приютила семью моего отца ещё до того, как белобородые поедатели молока отстроили эту деревню. Имя мне дал отец, когда однажды зимой он пошёл на медведя и не убил его. Рогатина сломалась, рассерженный медведь бросил отца в сугроб и разорвал пополам его верного пса. Отец выхватил нож, но медведь одним ударом сильной лапы выбил нож из его рук. Отец стал просить богов пощадить жизнь его семьи, и медведь остановился…

Девушка глубоко затянулась, и две белые струйки густого ароматного дыма поползли по землянке, оставляя в воздухе непонятные узоры. Табак имел странный запах, пахло свежескошенной травой и спелой земляникой. Пыхнув трубкой ещё раз, девушка продолжила рассказ:

— Прижав отца к сосне, медведь сказал ему так, что тот понял всё до последнего слова, как если бы Хозяин был человеком. Медведь сказал: «Приведи к восходу новой луны свою жену, пусть она попросит за тебя, чтобы пропало зло, что теперь между нами». Не смея отказаться, отец вернулся домой и выполнил всё так, как сказал медведь. Но Хозяин не убил жену охотника, а через положенное время родилась я. С тех пор мы не охотимся на медведей, и добыча была всегда изобильна, лес полон дичи, а реки — рыбы. Отец назвал меня Кайти, что значит «подарок», но люди потом звали разными именами. Зови меня так, как звал отец.

От дыма у меня в голове почему-то появилась ясность, а усталость как рукой сняло. Я подумал, что было бы неплохо спросить, не знает ли гостья что-нибудь про подземный тоннель. Сказка у неё вышла хорошая. Однако сейчас полезнее было то, что Кайти местная.

— Кайти, — когда я произнёс это имя, огонь снова вспыхнул ярче, — давным-давно люди вроде меня построили тут подземную дорогу. Ты не знаешь, где можно на неё попасть?

Девушка затянулась и, выпустив струйку дыма к потолку, тихонько рассмеялась, отчего по спине у меня побежали мурашки.

— Ты не веришь сказкам, Андрей, но я не обижаюсь. Много лет прошло, люди изменились, нужно время, чтобы всё встало на свои места. И всё же придётся поверить, потому что от этого зависит, найдёшь ты нужную дорогу или нет.

— Чего ты хочешь за информацию? Я могу дать тебе продукты, патроны, если надо…

Девушка снова печально улыбнулась и, выбив трубку о ладонь, высыпала пепел в костёр, который, снова вспыхнув белым пламенем, опал вниз и почти погас.

— В другое время я взяла бы всё и, может быть, даже попросила ещё кое-то, Андрей. Но сейчас я хочу обрести новый дом.

— У нас всего три дня, Кайти. За три дня мы тебе хороший дом не срубим, даже вшестером.

— Ты добрый и честно говоришь, — Кайти еле заметно улыбнулась. — Но это не займёт так много времени.

Вытянув вперёд руку, девушка провела ладошкой над затухающим пламенем костра, и оно, словно притягиваемое магнитом, потянулось вверх за ней. В облаке дыма я увидел давешнюю воронку, а возле самой кромки воды с восточной стороны показался вывернутый из земли белый валун метра два высотой. Камень вывернуло из земли у подножья его виднелись какие-то мелкие камушки, омываемые чёрной водой.

— Выкопай то, что найдёшь, и перенеси на любое высокое место к югу от озера, и хорошо закопай. Подожди немного, и выпадет снег. Ищи у своего порога беличий след, он укажет дорогу к тому, что ты ищешь. Ты согласен сделать то, что я прошу?

— Да, сделаю, но…

— Потом всё сам поймёшь. Прощай, Андрей Раскатов, и спасибо тебе.

Кайти наклонилась вперёд и легко коснулась пальцами моей щеки. Прикосновение получилось тёплым и удивительно нежным, словно бабочка задела щеку крыльями. После этого свет в землянке неожиданно померк, откуда-то налетевший ветер распахнул завесу у дверей, и девушка пропала, словно её и не было вовсе. Глухо треснул выстрел, пуля ушла в стену где и осталась. Всё это время я давил на спусковой крючок, «калаш» не осёкся, выстрел произошёл. В голову пришла шальная мысль, что между тем мгновением, когда вошла девушка и вновь пропала, прошло не полчаса а какие-то доли мгновения. Однако, отогнав всякие выдумки, я всё же решил, что видел сон. Встав с земли и подойдя к выходу, я вдруг почувствовал, как левый кулак словно свело судорогой. Разжав пальцы, увидел на ладони тонкую косичку с нанизанным на нее бирюзовым и красным бисером. Отбросив попытки рационально объяснить произошедшее, я решил сдержать слово, данное странной ночной гостье, с тем и вернулся назад, чтобы вновь развести костёр.

…Опрос остальных бойцов ничего не дал, никто из ребят не заметил посетившей меня девушки, все сигнальные приспособления остались нетронутыми. Тем не менее, прикинув наши шансы отыскать ход в тоннели самостоятельно, я плюнул на здравый смысл и, отозвав всех, кроме Клеща, сидевшего у тропы в дозоре, отправился к камню, увиденному в пламени костра. Валун был белый и довольно приметный. Обойдя озеро, я спустился к берегу и начал лопаткой раскапывать землю у основания камня. Ожидая увидеть кости и остатки сгнившей одежды, я вырыл яму почти в собственный рост глубиной. Но всё, что мне удалось найти, это три каменных сосуда, покрытых искусной резьбой и запечатанных какой-то отвердевшей чёрной массой. Ничего, кроме этих горшков величиной с кулак взрослого человека, я не обнаружил. Решив, что занимаюсь ерундой, я всё же пошёл на плоский холм, отстоявший строго на юг от валуна ровно на сотню метров, и под корнями сосны, покрытой мхом до середины толстенного ствола, зарыл горшки, так и не решившись открыть хотя бы один их них. Всё это время стояла удивительная тишина. Птицы не издавали ни единого звука, даже ветер стих и вокруг стояла совершенно непроницаемая тишина. Более того: неожиданно погас дисплей коммуникатора и выключилась рация. Кому как, а мне стало совершенно не по себе. Горшки я поставил в глубокую яму и, засыпав её землёй, уложил сверху вырезанный кусок дёрна, заблаговременно политый водой из фляжки. Как только я уложил кусок травы и поднялся с колен, с севера налетел порыв шквалистого ветра. Тугие струи воздуха словно отгоняли меня прочь. Спустившись с холма, я проверил приборы: всё заработало в тот момент, когда я удалился от холма на приличное расстояние и приметная сосна скрылась из виду.

А через час с небольшим погода окончательно испортилась, и с затянутого тучами неба посыпался первый виденный мною в этом году снег. Большими хлопьями он торопливо присыпал землю. Я зашёл в землянку и столкнулся с Фомой, или иначе майором Иваном Фоминых — нашим главным следопытом. Фома сидел у костра и придирчиво осматривал снятый с ноги правый ботинок. В углу спали трое вернувшихся по случаю первого снега парней: Сима, или наш сапёр капитан Женя Симаков, Жук — старший лейтенант Володя Иверзев, и в самом тёмном закутке, зарывшись в тряпьё головой посапывал Мелкий Ворон, наш снайпер-виртуоз старлей Лёша Воронин. Последний как птица мог взлететь на любое дерево, скалу или чердак, однако роста был совершенно не геройского: как и Клещ, он едва-едва дотягивал до нужных по требованиям метра семьдесят пять. Я присел к костру и кивнул Фоме на дверь:

— Снежок, однако.

Мой зам пожал плечами и совсем уж было собрался вернуться к портняжному ремеслу, как неожиданно для меня ойкнул и, бросив всё, кинулся к выходу, попутно пристраивая ботинок на его законное место. Я ничего не понял, однако, тронув за плечо мгновенно проснувшегося Симу, вышел следом. Ветер стих, но снег всё ещё падал в совершеннейшей тишине. Посмотрев в сторону, куда убежал Фома, я, присев на корточки, разглядел, помимо его следов, ещё и редкую стёжку звериного следа. Фома имел слабость, которую я хоть и не понимаю, однако могу уважать — он страстный охотник. О своих приключениях он мог рассказывать часами, однако вот так рвануть в лес, забыв про всё: это было на него не похоже. Про уговор с Кайти я в тот момент уже позабыл, сейчас произошедшее пять часов назад казалось сном, а вылазка к сосне — просто дуростью. Скоро однако я вспомнил все в мельчайших деталях. Рация ожила и голосом взволнованного Ивана сообщила:

— Фома — Вождю! Справа восемьдесят на северо-восток дорога. Повторяю: дорога!..

В том направлении, куда убежал Фома, мы искали в самый первый день, когда ещё была надежда поднырнуть под развалины. Изрытую оврагами местность мы излазили довольно тщательно. Тем удивительнее была находка именно тут, да ещё когда выпал снег. Я тихо приказал:

— Вождь принял, жди на месте.

Переключив рацию на общую частоту, объявил получасовую готовность и отозвал Домового с дороги. Если всё получится, мешкать нельзя, нужно лезть под землю. Следы уже запорошило снегом, но я выдержал направление довольно точно и уже через десять минут оказался рядом с оглядывающимся по сторонам Фомой. Увидев меня, он подошёл и начал сбивчиво объяснять:

— Белку я увидел, командир. Прямо из-под брезента. Сидит и смотрит на меня такая чёрная с рыжим. А глаза такие умные, хвост во! — Фома развёл руки почти на полметра. — Всё забыл, кинулся за ней… Не пойму, как это вышло. Она вперёд, я за ней, и вот сюда под корни и юркнула.

Иван показал стволом автомата на склон заваленного снегом оврага, над которым высилась чёрная сухая сосна. Дерево давно умерло, корни его раздвинули землю, и теперь там виднелась небольшая дыра. Я вспомнил, что мы уже проходили мимо этого дерева раза три-четыре, но ничего похожего не обнаружили тогда. Расчехлив лопатку, я аккуратно стал расширять края и довольно быстро наткнулся на обломки бетонной стены. Нора расширилась до такой степени, что можно было просунуть внутрь голову и плечи. Вынув из гнезда «разгрузки» фальшфейер, я забросил его в дыру и, подождав немного, сунулся следом. Внутри пахло пылью и ржавчиной, в обе стороны тянулся узкий коридор, слева он заканчивался грудой камней и хода туда не было, однако правый его конец вроде был свободен. Насколько хватало света фальшфейера, коридор плавно уходил на юго-восток и вниз. Беличий след привёл куда нужно. Похоже, сны действительно могут быть вещими, если это и вправду был сон. Рука непроизвольно дёрнулась, но края ямы мешали нащупать тонкую косичку перевитую бисером, которую я спрятал в нагрудный карман разгрузки. Высунув голову наружу, я приказал Фоме:

— Собирай всех, приберитесь на базе, и мухой сюда. Похоже, нам немного повезло…

* * *

Россия, 6 октября 2011 г. Приблизительно 200 километров от г. Углегорск. 05.53 по местному времени. Штабной ЗКП 182-го гвардейского тяжёлого бомбардировочного авиаполка. Командный центр Юго-восточного фронта. Главнокомандующий вооружёнными силами России, генерал армии Алексей Макарович Широков. Мозаика боя: операция «Снегопад».

Сегодня сон выдался на удивление крепким, боль в культе почти не беспокоила, отчего голова накануне первого масштабного сражения новой войны была совершенно ясной. Мысли чётко, без усилий формировались в приказы, и это я посчитал хорошим знаком. Все, кроме генерала Примака, снова собрались за столом, только на этот раз автор замысла генерал-майор Греков и начштаба фронта полковник Пашута были по другую сторону планшета. Там же теперь стоял ещё один, импровизированный, стол, составленный из трёх меньшего размера, их принесли из разрушенного здания штаба полка. Расстеленная на этих столах масштабная карта дублировала обстановку с электронного планшета на случай отключения резервного генератора. По этой же причине из соседнего помещения тянулись кабели линий связи от развёрнутого на поверхности и хорошо замаскированного мобильного передатчика. Греков перебирал кипу каких-то заметок в истрёпанном блокноте, а начштаба давал указания четверым планшетистам, без перерыва стучавшим по клавишам встроенных в откидные консоли компьютерных клавиатур. Всю эту кипучую деятельность от меня отделяла стена информационной панели. На ней уже развернулась масштабная карта юго-восточной части Хабаровского края. В координатной сетке появлялись красные значки сосредотачивающихся для рывка передовых ударных соединений, но окна видеосвязи с контр-адмиралом Никифоровым и самим Примаком были пока черны, связь должна была включиться, как только спутник связи войдёт в зону уверенного приёма. Только окошко связи с комкором-два — Афанасьевым было активно. Командир второго корпуса был бледен, что было заметно даже при посредственном качестве картинки. Это его первая большая операция вне компьютерных и макетных симуляторов, поэтому волнение относительно молодого командующего второй по численности сухопутной группировки вполне извинительно, лишь бы это не сказалось на трезвости мышления. Взгляд мой снова остановился на таймере обратного отсчёта, последние секунды убегали, скоро счётчик показал заветные цифры: 06.00. Взяв со стола тонкий обод радиогарнитуры и закрепив его на голове, я отдал первую команду: