Тем не менее смелый маневр удался — рывком преодолев последние десятки метров, почти сотня бредунов ворвалась в пустые окопы. Их встретил разрозненный фланговый огонь — не все наши бойцы успели покинуть укрытия. Но уже через минуту, повылезав из щелей, мои ребята были готовы встречным ударом выбить врага. Однако я отдал приказ отходить на запасные позиции — рукопашная схватка, в которую неминуемо перетекла бы наша атака, была на руку только противнику. Они легко могли разменивать хоть двух, хоть трех своих бойцов на одного моего. А у меня каждый был на счету. Да и задачи отстоять город любой ценой мне никто не ставил — всего лишь отыграть сутки перед приходом бригады. Потянуть время.

Увидев, что первая волна благополучно достигла цели, из леса без всякого строя, толпой, рванулось около тысячи бредунов. Тут не растерялись прикрывающие отход товарищей расчеты фланговых крупняков и уцелевшего БМП-3 — густую массу врагов словно просеки прорезали. Бредуны гибли десятками, потом счет пошел на сотни, но они, почуяв, что победа близка, продолжали переть вперед, не считаясь с потерями. К счастью, основные силы уже достигли запасных позиций и тоже открыли огонь по наступающему противнику.

И безумная атака бредунов все-таки захлебнулась! Набившись как сельди в бочку в наши старые окопы, бредуны открыли массированный, но абсолютно неприцельный огонь — просто «в нашу сторону». Завязалась оживленная позиционная перестрелка. В принципе это сражение мы проиграли — противник добился поставленной задачи, прорвав все-таки укрепленную линию. Теперь путь в глубь города ему преграждала всего одна линия траншей.

Я покинул свой НП и проследовал в подвальный центр управления «Стальным кольцом». Большую часть операторов — восемь из десяти — я отправил наверх. Смысла в их бдении теперь не было — прорыв обозначен, а если бредуны попытаются ударить с других направлений, их задержат автоматические огневые точки. Управляемые минные поля показали себя сегодня с худшей стороны — они, видимо, пострадали от времени больше наземных установок.

Вскоре выяснилось, что беда не приходит одна. Пользуясь тем, что все наше внимание приковано к западной стороне, бредуны ударили по КПП. Атака была очень мощной — в ней приняли участие полторы тысячи человек при поддержке пяти самопальных деревянных «броневиков». Фланкирующие подходы к зданию и простреливающие поперек подъездную дорогу пулеметы расстреляли весь боекомплект, но остановить волну наступающих не смогли. Обороняющие КПП солдатики из гарнизона и пять моих людей полегли полностью. Еще немного, и прорвавшиеся внутрь периметра ударили бы нам в тыл. От полной катастрофы нас спас резервный третий взвод, который я направил на отражение внезапного нападения. Парни успели занять ближайшие к КПП здания жилой застройки и встретили бредунов перекрестным огнем. А через пять минут к ним на помощь подоспела наша последняя БМП-3. Больше ничем я ребятам помочь не мог. Снимать с позиций первый или второй взводы было крайне опасно — на западном направлении бредуны тоже резко активизировались, грозя немедленной атакой.

Бой на главной подъездной дороге продолжался целый час. Мои ребята потеряли пятнадцать человек убитыми и восемь ранеными, но не пропустили бредунов в жилой квартал. Чтобы противник не отрезал первый и второй взводы, я отвел их в город. К вечеру стало ясно — предстоят уличные бои, где все наше преимущество в выучке и вооружении будет сведено к нулю. В дело вступит преимущество численное…

И вскоре после наступления темноты бредуны начали реализовывать свой численный перевес — прокрадываться небольшими группами нам в тыл и внезапно нападать. По всему городу завязались «вертикальные» бои, подобные сталинградским: где-то бредуны атаковали наших снизу вверх, где-то наши атаковали сверху вниз. Дистанция боя сократилась до двадцати-тридцати метров. Связав нас перестрелкой, враг постепенно вводил в город все больше и больше людей.

Мои бойцы, отдавая одного своего за десяток чужих, вынужденно оставляли одно здание за другим. Сражение не утихало всю ночь. Медленно, но неотвратимо бредуны сжимали полукольцо, вытесняя нас на северо-восточную окраину. Где-то около полуночи большая, человек в пятьдесят, группа атаковала бункер управления «Стальным кольцом», где размещался временный штаб и импровизированный госпиталь. Я понял, что отсидеться в этой ловушке не удастся и лично повел на прорыв остаток бойцов. После получасового кровавого боя, несколько раз переходящего в рукопашную, мы пробились сами и вынесли два десятка раненых. С нами вышли шесть последних солдат гарнизона, в том числе брат и сестра Панкратовы. Все остальные бойцы отряда самообороны погибли.

Мне в рукопашных пару раз нехило прилетело кулаком в челюсть и один раз ногой в печень. И это все, не считая неглубокого пореза от ножа на правой руке. В голове ощутимо гудело, ноги заплетались. Поэтому последний десяток метров до последнего узла обороны меня буквально протащили, крепко держа за рукав. Стар я уже стал для таких молодецких забав.

На рассвете мы заняли круговую оборону в отдельно стоящем двухэтажном доме возле ствола шахтного подъемника, ведущего в подземные галереи главного хранилища. Здесь когда-то размещалась администрация склада Росрезерва, но здание пустовало с самой Тьмы. Коробок дверей и оконных рам не было, полы засыпаны слоем пыли и разнообразного мелкого мусора. Но зато стены почти метровой толщины. К тому же весь комплекс окружал трехметровый бетонный забор, за дальней стенкой которого расстилалось городское кладбище.

Всего здесь собралось тридцать семь человек, включая раненых и мальчишек из гарнизона. Сумела уцелеть и наша единственная броня — бээмпэшка сейчас пряталась за забором на кладбище. Правда, снарядов к пушкам у нее почти не осталось — три штуки к стомиллиметровке и два десятка к тридцатимиллиметровой автоматической. Всего в ночном бою уцелело гораздо больше людей — просто три разрозненные группы моих бойцов не смогли к нам пробиться и до сих пор сражались где-то в городе. Бросать их я, естественно, не собирался, но сперва нужно было немного отдохнуть и перераспределить боеприпасы.

Но идти на помощь не понадобилось. Через полчаса из города перестали доноситься звуки выстрелов. А еще через час к нам вышло тринадцать человек, вынеся двух тяжелораненых. Все, что осталось от третьего взвода. Они вышли без единого выстрела. Выяснилось, что в настоящий момент бредунам было не до них. И не до нас. Они увлеченно грабили захваченный город. К полудню к нам выбрались все уцелевшие в уличных боях бойцы. Всего тридцать три человека, из них треть — тяжелораненые.

Пересчитали и перераспределили боеприпасы. Осталось по три рожка на брата, по паре гранат к подствольникам, по полторы коробки на пулемет. В целом — минут на пятнадцать боя. Значит, если навалятся скопом — нам не устоять. Но в городе было относительно тихо — нам никто не досаждал.

Глава 10

Якакое-то время даже тешил себя иллюзией, что бредуны забудут про нас до вечера. А там и бригада Белоусова подоспеет. Мечты, мечты… За три часа до заката появились первые признаки подготовки к новому штурму — в ближайших к нам жилых домах засели снайперы и пулеметчики.

На всякий случай я приказал заминировать шахту подъемника. Хозяйственный ротный старшина приныкал где-то десяток толовых шашек. Я усомнился, что такого количества взрывчатки достаточно, но Громов заверил меня, что этого должно хватить на выведение единственного пути к складам из строя дня на три. Взрывник из меня никакой, поверил Борису на слово.

Стемнело. И я уже ожидал такого же ночного штурма, как накануне, но нет — время шло, а бредуны активности не проявляли. Несколько десятков наблюдателей продолжали приглядывать за нами, а основная масса все так же увлеченно занималась грабежом. А с другой-то стороны — и чего им торопиться? Мы отсюда никуда не денемся. И не только потому, что имеем приказ стоять до конца, но и потому, что плотно окружены. Прорваться, конечно, можно. Особенно сейчас, когда все увлеченно «грабють». Но у нас много раненых, бросать которых я не собирался.

Оставалось только принять «последний и решительный». Но и к рассвету штурм не начался, а вот в городе шум радостной гулянки постепенно затих. Перепились и отдыхают? Вот бы сейчас по ним ударить, пока они спят!

И кто-то наверху услышал мой призыв! На западной стороне города вдруг разом ударили пулеметы и… артиллерийские орудия! Неужели?..

— Тащ командир! — ко мне подбежал радостный Громов. — Генерал вышел на связь! Это наша бригада атакует! Просят нас обозначить свое местоположение и не высовываться!

— Обозначил? — улыбнулся я.

— Так точно! — гаркнул прапорщик. — Теперь нам не прилетит! А то, слышите, как наши артиллеристы работают, — это дивизион самоходок!

— Да… — кивнул я. — Самоходки — это хорошо! Не завидую я бредунам! Шансов у них никаких!

И действительно — хоть как-то противостоять полнокровной бригаде спецназа с приданной артиллерией бредуны не смогли. И уличных боев не получилось — южане просто выжигали своими реактивными огнеметами любые попытки сопротивления. Уже к полудню разрозненные группы бредунов начали сдаваться. Дольше всех продержались люди Фюрера — но и они сложили оружие, узнав, что их вождь трусливо сбежал с небольшой группой верных люзоблюдов, бросив всех остальных на произвол судьбы. Как выяснилось позже — правильно сбежал, никто бы его щадить не стал, ибо всего за ночь он и его подельники натворили такого, что привело в шок даже видавших всякое бредунов. Только растерзанных женских трупов на месте его стоянки нашли почти полсотни.

Мы спокойно выжидали, пока в городе стихнут последние выстрелы. Не хотелось попадать под «дружественный огонь». Вскоре после установления полной тишины к нам, предварительно связавшись по рации, подъехал роскошный бронеавтомобиль, виденный мною до этого только на картинках. «Тигр» какой-то новой модификации, с пулеметной башенкой на крыше.

Из броневика неспешно вышли Белоусов и Тихий. Тогда я скомандовал своим бойцам выходить и строиться. Но торжественного парада не получилось: генерал молча пожал мне руку, а Тихий обнял сначала меня, а потом ротного старшину.

— Спасибо вам, ребята! — просто сказал Белоусов коротенькому строю выживших бойцов. — Без вас наша победа обошлась куда большей кровью! Спасибо, сынки!

Потом были доклады и демонстрация захваченного склада, кутерьма сдачи раненых в спешно развернутый полевой госпиталь. И только ближе к вечеру мне удалось отвести в сторону Тихого и спросить:

— Зачем?

— Зачем нам все это было нужно? — уточнил полковник. Я кивнул.

— Понимаешь, Борис… Это очень глубокая стратегическая игра… — задумчиво потерев подбородок, сказал Александр Сергеевич. — Ладно… Ты делом доказал, что тебе можно доверять! Есть информация, что твоя родная Пионерская республика планирует массовую миграцию на юг. А это пятьсот-шестьсот тысяч человек. Как они до нас доберутся — хрен знает! Может, на плотах по Волге сплавятся, может, пешком пойдут… Но нашему руководству эта идея не нравится. Причем не нравится сильно!

— Да разве они вас объедят? — усмехнулся я. — Или у вас земель мало? Сами посеют — сами пожнут!

— Плодородных земель хватает. Но ты же сам говорил — нравы в Пионерии царят еще те! Они ведь там до сих пор коммунизм строят! Причем ни своих, ни чужих при этом не жалеют! А у нас в Союзе Южных славян общественный строй — капитализм. Пусть и с человеческим лицом. Так зачем нам под боком гнездо экстремизма?

— Вы вот так сразу уверены, что именно экстремизма? С чего бы это?

— Вот ты мне сам скажи: неужели твои бывшие коллеги будут смирно сидеть рядом с буржуинами? — в лоб спросил Тихий.

Я пару секунд подумал.

— Пожалуй, вы правы — не будут! Но вы бы хоть детей приняли — там ведь жизнь несладкая! Я колбасу и сахар впервые попробовал лет пять назад. Не считая детских лет, понятно!

— Да мы и сами над этим думали… — обреченно махнул рукой Тихий. — И сейчас думаем… Однако даже самым маленьким деткам в Пионерии мозги уже промыли! Помнишь, в каком возрасте у вас в октябрята записывали?

Я помнил. И еще я помнил, что в Пионерской республике, как в Спарте, — в двенадцать-тринадцать лет мальчики и девочки уже опытные бойцы, привыкшие к крови. И что будет, если на Югороссию разом обрушится сотня тысяч таких волчат, — хорошо представлял.

— Так вы здесь решили форпост на путях возможной миграции пионеров поставить? — догадался я.

Тихий посмотрел на меня с уважением и молча кивнул.

А что? Очень удобно: Электрогорск будет использоваться как постоянная база некоего заградотряда, вернее, передового дозора. Ведь земли здесь большой воинский контингент не прокормят, а возить топливо и продовольствие с юга — задача нетривиальная. Слишком велико расстояние.

А так… Южане фактически привязывают к одному месту большую группу бредунов, которые потом годами будут отрабатывать оказанную при штурме помощь, патрулируя окрестности на большом удалении. Имея десять тысяч бойцов и мехтягу, можно перекрыть постами полтысячи километров.

— Ну как? Ты с нами? Или по старой памяти захочешь предупредить своих? — заглядывая мне в глаза, спросил Тихий. — В принципе мы выиграем от обоих вариантов. Останешься — получим хорошего бойца и командира, мне Громов уже доложил, что ты неплохо командовал. Решишь уйти — предупредишь пионеров, что мы настороже, и, возможно, они от своей затеи откажутся. А нам это только на руку — меньше крови.

— Я подумаю! — серьезно сказал я. — А пока у меня есть еще одно незаконченное дело…

Отвернувшись от Тихого, я пошел на кладбище. Здесь сейчас было настоящее столпотворение. Недорезанные горожане хоронили своих, и рядом рыли братские могилы их обидчики-бредуны. Южане не спешили — похороны бойцов бригады были назначены на завтрашнее утро. Я, мельком глянув на свежие могильные холмики, прошел в глубину территории. Старое кладбище, на удивление, было большим и ухоженным. Навскидку здесь лежало тысячи три…

Бесцельно побродив среди крестов и надгробий, я заметил на дальнем конце знакомые фигуры и подошел. Здесь отдавали последние почести погибшим солдатики сил самообороны. Предав тела товарищей земле, уцелевшие мальчишки неумело построились в коротенькую (их осталось всего два десятка) шеренгу и дали нестройный залп. Постояв еще несколько минут, ребята стали расходиться.

Я подошел к Панкратову и попросил его найти могилу полковника Истомина. Понятно, что она должна была быть в самой старой части кладбища, но точного места Василий не знал, поэтому мы проблуждали минут двадцать. И потратили бы еще столько же, если бы не присоединившаяся к нам Катя. Оказалось, что полковник Истомин для нее — герой и она регулярно возлагала на его могилу цветы.

Надо было видеть Катины глаза, когда я, почтив память Истомина минутой молчания, отсчитал от его надгробия десять шагов и стал счищать землю с плиты чьей-то запущенной могилы. Наконец мои усилия увенчались успехом: открылась надпись. Именно то, что я ожидал. «Петр Петров». Всего два слова. Ни дат жизни и смерти, ни эпитафий.

— Вася! А ну-ка, помоги! — скомандовал я Панкратову и, взявшись за край плиты, попытался сдвинуть ее в сторону.

— Что вы делаете?! — Катя в шоке от увиденного кощунства, попыталась оттащить меня за рукав. Я отмахнулся. Ее брат уже бросился мне на подмогу.

Наши усилия быстро увенчались успехом — собственно, плиту держала только скопившаяся по краям земля. Под плитой открылась глубокая яма — три вкопанных бетонных колодезных кольца. А вот на ее дне… На дне ямы виднелась крышка люка с кремальерой.

— Что это? — в один голос вскричали Панкратовы.

— Это, друзья, прямая дорога в подземную Москву! — ответил я. — Помните на складе заваленный тоннель? Так вот за этим люком колодец аварийного выхода, который начинается за завалом!

— А что там, в Москве? — спросил Василий.

— Есть там у меня одно дельце… — задумчиво сказал я, решая, стоит ли продолжить. Соблазню сейчас этих… детей на опасный поход. А с другой стороны: где сейчас легко? Да и без помощников мне гораздо сложнее будет.

— У вас есть в Москве дельце? Ух ты! — восхитилась Катя. — А какое?

— Да есть там в одном «ящике» некое устройство, именуемое «Изделие 712–24», — неопределенно пояснил я.

— В ящике? — удивился Вася.

— Так до Тьмы называли закрытые НИИ, разрабатывающие военную технику. Впрочем, так же называли и производящие ее заводы. Почему именно «ящиком» — не знаю.

— А что такое НИИ? — спросила Катя.

— Научно-исследовательский институт. И, предваряя ваш следующий вопрос — я не знаю точно, что такое «Изделие 712–24». Мне говорили — это типа волновой пушки. Очень страшная штука. Узнал я про нее от одного из соратников самого Деда Афгана, он в свое время военпредом в том «ящике» работал. Он и рассказал, что успешные испытания прошли перед самой Тьмой — чуть ли не за месяц до начала. Прототип после испытаний поставили на консервацию и приступили к разработке серийного образца.

— А можно мы с вами? — робко спросила Катя. Лейтенант подтверждающе кивнул, обозначая и свою заявку на участие в походе.

— Хорошо, — после минутного раздумья сказал я. — Но слушать меня как господа бога!