— Шестнадцать узлов? Что-то больно круто для речного парохода! Неужели ты на него турбины успел воткнуть? — удивился князь.

— К моему великому сожалению, нет! Не успел! — ответил Димыч. — А вот водотрубные котлы треугольного типа на жидком топливе и машины тройного расширения — нам вполне по силам! Правда, на грузопассажирском пароходе и баржах мы поставили более экономичные и простые в эксплуатации цилиндрические котлы. Но и они работают на мазуте.

— Танкеров надо ровно столько же, сколько пароходов. Будут ходить парами, пока береговую инфраструктуру не разовьешь, — перебил Алексей. — На хера козе баян, если в наличии только угольные станции на берегах? Экономический абсурд. Выигрываем копейку на кочегарах, но вкладываем рубль в капиталку, перед открытием любого нового маршрута.

Рукавишников вытаращился на генерал-адмирала:

— Какие угольные станции?! Пароходы по Волге уже который год на нефти ходят! [В реальной истории уже в 1884–1886 годах на нефтяное отопление с дровяного и угольного было переведено большинство волжских пароходов, включая буксиры, сухогрузные и наливные суда. Этот шаг был подготовлен деятельностью фирмы «Братья Нобель», оборудовавшей нефтехранилища во всех мало-мальски значимых портах.]

— Упс… Ну… извини… — развел руками адмирал. — Не знал!

— А почему барж три? — подаю голос я.

— Та, которая самая большая — танкер класса «река — море», назвали «Викинг», в честь «Jahre Viking» [«Jahre Viking» — самое крупное судно в мире. Дедвейт: 564 763 тонны, длина 466 метров, ширина 70 метров.]. Правда, размеры более скромные, нежели у тезки — длина 68 метров, ширина 14, максимальная осадка 1,4 метра. Я на нем собираюсь нефть из Баку возить, когда Горегляд, наконец, НПЗ запустит. Две баржи поменьше — чисто речные. Длина 48, ширина 9, осадка 1,7. Балкер назвали без изысков «Волга», а сухогруз — «Дон». Как я уже говорил, на всех стоят экономичные цилиндрические котлы. Баржи пока не достроены, но думаю, что к маю управимся.

— А чего ты про это молчал, когда я тебя зимой инспектировал? — удивился князь.

— Да ты так расстроился из-за отсутствия пушек и приборов, что до этих проектов дело так и не дошло! — объяснил Димыч. — К тому же… ну что для тебя может быть полезного в речных пароходах и баржах?

— Почти тысяча тонн — это чуть ли не легкий крейсер, по нынешним временам! — воскликнул я.

— Развею вашу дремучесть, сапоги! — подозрительно ласковым голосом начал адмирал. — Крейсер — не баржа. Строительство баттлшипа подразумевает под собой слаженную работу десятка смежных предприятий. Вы думаете, что корпуса клиперов пятнадцать лет назад дольше делали? Примерно те же сроки, что и сейчас, и без всякой сварки. А потом в течение 3–4 лет устанавливали броню, машины, вооружение, оборудование…

— Не понял, Серег… — вскинулся Рукавишников. — Кто здесь говорил только про корпус? Основную задачу я поставил такую: отработать технологию постоянно действующего стапеля, используя плазово-шаблонный метод, модульные конструкции и сварочные автоматы, быстро собирать корпус и надстройки, сразу устанавливать машину, дейдвудные валы и винты, размещать вспомогательное оборудование.

— А сроки? — Всем своим видом адмирал выражал недоверие.

— Гм… сроки… К сожалению, переделка проекта под новые материалы и оборудование немного затянулась, — подмигнул Рукавишников. — Мало того, что корпус должен был быть сварной, так еще и вместо колеса — винты. И новые машины… Да и остнастку зевековских верфей мы кардинально поменяли. Так что первые суда в серии мы заложили только в ноябре 1886 года. А спустили на воду… в августе 1887-го…

— Пароход за девять месяцев? — недоверчиво спросил я. — Ну, спустили… Небось до сих пор достраиваете?

— А вот ни хрена! — гордо сказал Димыч. — Пароходы до самого конца навигации на ходовых испытаниях были! А зимой, пока они на приколе стояли, мы внутренней отделкой жилых помещений занимались! Причем это только с первыми в серии мы так долго провозились, а в принципе сроки строительства около полугода.

— Технология строительства, при которой тысячетонные кораблики можно печь как горячие пирожки — по паре штук в год? — восхитился я. — Ты что, и правда не понимаешь, что ты сделал, гений недоделанный?

— То, что вы отработали технологию быстрого строительства достаточно крупных пассажирских и грузовых судов, это хорошо! — кивнул князь. — Но повторюсь: боевой корабль — совершенно другое дело! Другой корпус, другое оборудование, другая машина! А вооружение? Да у меня до сих пор нет нормального проекта механизации башни! Матросики пятипудовые снаряды на руках к орудиям выносят. А приборы управления огнем? А торпеды? Что я тебе в январе говорил? Где проекты?

— Работаем… — разводит руками Димыч. — Не все же сразу! Встречный вопрос: где обещанные тобой конструкторы?

— Так ведь я еще отчета комиссии МТК не получил! На основании чего я тебе конструкторов пришлю? Они не мои рабы, чтобы я мог только своей властью послать их куда захочу!

— Комиссия твоя до сих пор на заводе околачивается! Второй месяц! Я задолбался им условия труда обеспечивать — восемь лучших номеров в заводской гостинице дал, чтобы через половину Нижнего каждый день не ездить. Да кормлю их всех за свой счет, бездельников! И сопровождающих из числа инженеров каждый день предоставляю, отвлекая людей от основный работы.

— Ничего, не обеднеешь — все тебе на пользу пойдет! — хмыкает адмирал. — Ты мне вот что скажи: что ты еще от меня утаил?

— Что значит «утаил»? — опешил Димыч. — Ничего я от тебя не утаивал! Сам ведь тогда слушать не захотел! Ну вот… еще катера есть! Скоростные!

— Скоростные катера?! Дай-ка угадаю — небось поставил свои ДВС на легкую лоханку? И радуешься так, словно сделал аналог «Шнельбота» с торпедами «Лонг Лэнс»! [«Шнельбот» — S-Boot (Schnell Boot), немецкий торпедный катер. «Лонг Лэнс» — Long Lance (Длинное копье), японская торпеда Тип 93. Катер и торпеда считаются лучшими в период ВМВ.] — издевательским тоном сказал Алексей. — Да твоя скорлупа только в качестве разъездного катера и годится! По спокойной акватории белым днем рассекать!

— Млять, тебе что не сделай — все похер! — не выдержал Димка. — Один ты тут к войне готовишься, флотоводец великий, а мы, млять, сбоку припека! Сидим, млять, хером груши околачиваем! Я уж и не знаю, что тебя может удовлетворить — «Бисмарк» с «Ямато» тебе построить или уж сразу «Нимитц» с полным авиакрылом?!!

— А ну-ка, брейк, каррячие парррни! — Я поспешил вмешаться, пока друзья не передрались. — Серега, не перегибай палку! Если то, что создал Димыч, не подходит тебе для войны с Японией или вообще не имеет военного значения, это еще не значит, что все его творения — ерунда! Наверняка ведь это прорыв в своих областях?

— В общем… да… — остывая, признался адмирал. — Катер с ДВС по сегодняшнему времени — супервундервафля. Может, паровые катера и берут пока больше людей и грузов, да и бегают со сходными скоростями, но… Чем хорош бензиновый движок? Его не надо полчаса раскочегаривать — сел, завел и поехал… Ладно, Димыч, извини! Мир?

— Мир! — Друзья обменялись рукопожатием.

— Однако, честно говоря, все, что ты сейчас показал и рассказал, — вряд ли произведет впечатление на императора! — огорчил Алексей. — Надо найти более веские доводы в пользу твоего назначения на должность начальника госверфей! Давайте подумаем вместе!

— Ну, а паровая турбина сможет произвести впечатление на императора? — нарочито небрежным тоном спросил Димыч.

— Что ты сказал?! — дуэтом выпалили мы с адмиралом, подумав, что ослышались.

— Я. Построил. Паровую турбину! — отчетливо, как для плохослышащих, раздельно повторил Димка.

— Как?! — спросил адмирал.

А я одновременно с ним выпалил:

— Когда?!

— Как? «Вспомнил»! Ведь я перед вселением готовился — набивал память сведениями технического характера! — пояснил Рукавишников. — Когда? В конце января начали делать в металле. Первый запуск через месяц.

— Непременно приеду и посмотрю на испытания! — не удержался я.

— Зелень подкильная, якорь тебе в… одно место! И что же ты, гад такой, молчал? Может быть, ты уже втихаря самонаводящиеся торпеды сделал и «ПКР»? [Противокорабельная ракета.] А, Димк? — рассмеялся адмирал. — Или атомные подлодки в двадцать тысяч тонн водоизмещением?

Рассказывает Сергей Платов (великий князь Алексей Александрович)

Из кабинета цесаревича мы втроем направляемся к Александру III. Разумеется, нас сопровождают телохранители made by Tarugin. Вот странно: Олег оказался не только неплохим полевым офицером и приемлемым государственным деятелем, но и активно проявляет черты харизматического лидера. Казалось бы: у гвардейских полков есть свои командиры, их шефы зачастую члены правящего дома, а вот поди ж ты! Любой из этих «верных» полков, не исключая офицеров и командиров, готов умереть за этого мальчишку в атаманском мундире.

Так что сейчас за нами бодро топают человек десять в разнообразных мундирах. Впрочем, «топают» — слово неподходящее. Они двигаются так, словно пребывают в разведке в тылу врага. Пожалуй, Ники все же перегнул палку, натаскивая своих бодигардов на защиту бесценной особы наследника престола российского. Не стоит вести себя настолько открыто…

Но к делу. Вот и «апартаменты» Александра III, императора и самодержца всероссийского. Лейб-конвойцы вытягиваются при нашем приближении, адъютант вскакивает, точно на пружинках. Таругин кивает:

— Доложите императору, что цесаревич, генерал-адмирал и господин Рукавишников ожидают его аудиенции.

Адъютант козыряет и исчезает за дверью. Однако неужели и я, прожив здесь два-три года, приобрету замашки «спокойного XIX века»? Но Таругин-то, Таругин! Ведь не «испрашивает» аудиенции, как положено всем, включая меня, а «ожидает»! И ведь глазом не моргнет, стервец!..

Через секунду двери распахиваются. Адъютант замирает восковой фигурой. Ну, с Богом…

Александр III громоздится утесом посередине своего кабинета. Лицо, точно высеченное из гранита, абсолютно бесстрастно. Честно говоря, я всегда немного мандражирую, встречаясь со своим «царственным братом». Больно уж он непредсказуем…

Меж тем Таругин бестрепетно делает три шага вперед и, чуть повернувшись, указывает на Политова-Рукавишникова:

— Вот, батюшка, рекомендую: купец первой гильдии Рукавишников Александр Михайлович. Тот самый человек, которого мы вам с дядюшкой рекомендовали.

Что это? Мне показалось, или в самом деле по лицу императора скользнула тень недовольства? Едва уловимая, но все же…

Неожиданно из-за спины гиганта-императора появляется Победоносцев. Мягким голосом, напоминающим мурлыкание кота, он обращается к Ники-Таругину:

— Ваше императорское высочество. Позвольте мне отвлечь вас от ваших дел. Мне бы очень хотелось обсудить с вами некоторые аспекты предложенной вами миссионерской программы для Великого княжества Финляндского. У меня появились предложения, которые, возможно, вас заинтересуют. Тем более, — хитрый прищур кота, дорвавшегося до сметаны, — я смею предположить, что по данному вопросу вы уже привели вашему царственному отцу все аргументы, которые должны повлиять на его решение.

— Верно, Колька, — басит Александр number three, — ступай-ка, займись с Константином Сергеевичем. Эти дела не менее важны.

Олег разводит руками, всем своим видом показывая, что, мол, «против лома нет приема». А ведь это хреново! Тяжелая артиллерия в лице наследника престола покидает поле еще не начавшегося боя. Таругин пропускает Победоносцева вперед, и уже за его спиной со скорбно-шутовской гримасой «делает нам ручкой». Внезапно его рука сжимается в кулак. «Рот Фронт!» В смысле: «Держитесь, парни!» Блин, попробуем…

После ухода Николая свет Александровича самодержец всероссийский долго молчит, разглядывая Димку, точно некий курьез. Мы тоже молчим. Пауза затягивается…

— Ну, нижегородец, ухарь-купец, — голос императора не предвещает ничего хорошего, — рассказывай: что ж ты такого великого сделал, что за тебя великие князья и цесаревич хлопочут?

Политов кратко излагает свою биографию. Эдакое резюме. Внимания ничем не заостряет, своих заслуг не выпячивает, но все вместе звучит весьма и весьма солидно.

— Обратите внимание, ваше императорское величество, — вставляю я, — Рукавишников разработал и осуществил программу скоростного кораблестроения, пусть и речного. Используя его методы и технологии, можно значительно повысить темпы строительства боевых кораблей…

Александр делает рукой в мою сторону жест, который не допускает двойного толкования: «Заткнись!» Затем он поворачивается к Рукавишникову:

— Значит, нижегородец, ты пока только пару волжских пароходов слепил? И теперь полагаешь, что можешь для державы нашей броненосцы и крейсера строить? А не слишком ли ты дерзок, купчина?

Вот так! Похоже, что дальше разговор продолжать бессмысленно. Интересно, а ведь император ведет себя так, словно уже заранее все для себя решил. А почему? Ведь еще несколько дней назад Александр вроде был не то что не против, но как-то безразличен к идее назначения Димыча на должность управляющего казенными верфями. Николай-Таругин его здорово накачал. Кто ж это тебя переубедил, царь-батюшка?

Александр меж тем продолжает:

— Не знаю, чем ты цесаревича прельстил, но вот об этом субъекте, — взмах рукой в направлении меня, — меня просветили!

И уже в мою сторону:

— Ты что ж творишь, Alexis? Ну, собутыльник он твой, ну, дела какие-то вместе крутите! Но верфи-то казенные какому-то купчишке нижегородскому, корабелу макарьевскому? Вы с Павлом руки на этом нагреть решили?!

Та-ак. В таком состоянии я ему ничего не докажу и не объясню. Как бы еще сейчас Димычу не перелетело вот так, за здорово живешь. Да еще и по самое по не могу…

Император тем временем продолжает рычать:

— Так что ступай и протеже своего забирай. Нечего тебе тут делать!

Вот и все. Приехали. Интересно, сможет наш бравый цесаревич исправить это? Ну, «племянничек», готовься! Завтра же начнем подготовку ко второй части «марлезонского балета»!

Рассказывает Олег Таругин (цесаревич Николай)

На следующий день Димыч врывается ко мне со словами:

— Слюшай, Гиви Иванович! Совсэм тэбя этот ГАИ не уважает! И машину отобрал, и права…

Цитата из «Мимино», сказанная в этом времени и в этом месте, да еще и с «кавказским» акцентом, производит на меня оглушающее впечатление — я начинаю ржать, как сумасшедший.

— Епрст, Димыч, ты что там, перетрудился на ниве развития отечественной промышленности? Какое «ГАИ»? Какие «права»? Какая машина?

— То есть как это «какая машина»? — Шутки кончились — в Димкином голосе звучит неподдельная обида. — Три моих «Жигуля» и две «Самары»…

— Какие «Жигули»? — Я перестаю смеяться. И заботливо спрашиваю: — Ты как, вообще… себя чувствуешь? Нормально?

Секунду Димка ошарашенно молчит, а потом в свою очередь начинает хохотать, да так, что я уже почти окончательно уверяюсь в своем первоначальном диагнозе. Но, отсмеявшись, он сообщает, что привез в Питер пять автомобилей — ровно половину мирового автопарка. Три легковушки, которые он окрестил «Жигулями», и два полуторатонных грузовичка — «Самары». Хм… Я ведь видел зимой в Стальграде автомобили, но названия брендов, видимо, пропустил мимо ушей. Легковушки предназначены в подарок мне, Алексею и Павлу, как Димка и предлагал в январе на общей встрече. А в грузовиках лежат пулеметы и оборудование для их показа. Сегодня утром Димыч решил перегнать автомобили с Николаевского вокзала к Зимнему дворцу. И не выбрал другого маршрута, кроме Невского проспекта. Этим автопробегом мой друг решил добиться максимального рекламного эффекта, но возникли непредвиденные трудности. Во-первых, разогнаться до приемлемой скорости, позволяющей привлечь внимание пребывающей на проспекте публики, так и не удалось — мешали многочисленные конные экипажи. Приходилось тащиться со скоростью 15–20 километров в час. А во-вторых, движение автомобилей попытались остановить не в меру бдительные городовые. Что уж они там себе вообразили — один Бог ведает, но последние двести метров Димыч проехал под аккомпанемент полицейских свистков. А как только машины остановились у дворца, их тут же догнали и начали окружать запыхавшиеся блюстители порядка. Димка еле-еле успел сбежать ко мне за подмогой.

Ровно через двенадцать минут мы вызволяем из рук бдительных городовых автомобили и участников автопробега Николаевский вокзал — Зимний дворец. Полицейские, смущенные появлением цесаревича в сопровождении невесты, дюжины офицеров гвардии и конвоя из атаманцев, путано объясняют, что они, узрев экипажи без лошадей, движущиеся в сторону дворца, в простоте душевной представили себе нападение новых террористов-бомбистов и дружно бросились на перехват. К счастью, все разрешается благополучно, и, рыкнув на прощание доблестным охранным воинам нечто одобрительно-грозное, я разворачиваюсь к самобеглым коляскам. Н-да… тут есть на что посмотреть!

Эти автомобили чисто внешне весьма значительно отличаются от тех, что я видел на заводском полигоне. Там, по сути, были рамы с шасси и двигателем, без всякого намека на удобства. Два брезентовых сиденья да тент из парусины, натянутый на каркас из стальных труб. А здесь…

Дизайн кузова легковушек действительно немного напоминает «уазик» с цельнометаллической крышей. Хотя есть в нем что-то и от «крузака», и от «Геленвагена». Этакий здоровенный драндулет, размером с небольшой сарай. В общем и целом машины производят весьма внушительное впечатление. Цвет, как и обещано, черный. Кузовные детали безупречно подогнаны друг к другу. Ручки дверей изящно выгнуты. Большие лобовые стекла сверкают на весеннем солнышке. На капотах красуются фигурки «бегущих» оленей. Прямо как на 21-й «Волге». И похоже, что Димыч решил не мелочиться — фигурки серебряные. На решетках радиатора (посеребренных) большие (опять-таки серебряные) шильдики с выполненной изящным рондо надписью «Жигули». На передних дверцах, сияя огромными (в половину ладони) накладными буквами (догадайтесь с трех раз, из какого металла!), красуется выполненная «полууставом» надпись «Заводъ братьевъ Рукавишниковыхъ». Вот так! Знай наших! Если мы с Алексеем и Павлом начнем рассекать в этих экипажах по городу (а мы начнем — куда денемся!), у Димыча просто отбою не будет от заказчиков. А поскольку изделия эти эксклюзивные, то цены за них можно драть любые!

Диски колес стальные, штампованные, но прикрыты вычурными декоративными колпаками, имитирующими спицы. Естественно, что и колпаки покрыты все тем же благородным металлом. Широкие покрышки, естественно, пневматические, с ярко выраженными грунтозацепами. Вариант «офф роад»? Ну-ну… Хотя зимой на полигоне мы на таких же шинах довольно бодро рассекали по неглубокому снегу.

Я открываю дверцу и заглядываю в салон. Здесь царство кожи и полированного дерева. Сиденья далеки от эргономических — с прямыми, как у стульев, спинками, но зато обтянуты мягкой лайкой [Тонкая, очень мягкая, дорогая кожа с мелким рельефным рисунком. Обычно используется при изготовлении перчаток.]. Причем я замечаю, что общий стиль салона отличается от лимузинного. Никакого отдельного отсека для пассажиров, никаких перегородок. Расчет на то, что владелец сам будет сидеть за рулем? Мимо меня пытается протиснуться любопытное личико Моретты.