Они вернулись к знаку и проехали чуть дальше — снова ничего. Кружили полдня, сперва было весело, шутили, ха-ха, мол, поселок Крохотный нужно не с навигатором, а с микроскопом искать.

— А может, мы на него наехали и случайно колесом раздавили?

Веселье, впрочем, быстро закончилось — примерно через полчаса после того, как закончилась питьевая вода. Был уже вечер, в небе висели драматичные лиловые облака, но жара не спадала, сперва замигал красным индикатор заряда батареи, а затем «Самурай» и вовсе заглох и застыл.

Матвей заглянул под капот, почесал затылок.

— Жопа. Это из-за кондея, у него бывает такое, аккумулятор садит.

— А ближайший населенный пункт далеко?

— Да мы как бы сейчас в нем! — Матвей раздраженно обвел рукой степь, — поселок Крохотный. Населенный, бляха, пункт. А до ближайшего реально существующего сервиса — десять кэ-мэ. Садись за руль, ща с толкача попробуем.

Даша села за руль, Матвей, пыхтя, толкал «Самурая» и бормотал под нос, словно пытался договориться с любимой машиной.

— Самушка, родненький, ну не будь ты гондоном, ну хоть сейчас, прошу, родной, я тебя завтра же и на ТО отгоню, и в мойку, и спинку потру, обещаю.

Уговоры не помогали — под капотом надрывно трещало, Матвей толкал машину по пустой бетонке минут десять — тщетно.

— Смотри!

Впереди виднелась стоянка, забор и большие машины — кажется, комбайны. Вспотевший от напряжения Матвей вытер лицо футболкой, на груди проявилась потная клякса Роршаха.

— Если это мираж — лучше убей меня.

Вблизи стало ясно — нет, не мираж, но стоянка заброшена. За забором из рабицы рядами стояли комбайны, сотни комбайнов, чуть не до самого горизонта, на сколько хватает глаз. Даша уже не раз видела такое. Иногда, проезжая мимо бывших посевных площадей, можно было увидеть похожие на огромных механических насекомых машины, брошенные прямо посреди поля — словно оператор просто заглушил двигатель, вышел и отправился домой, а машина так и осталась стоять с открытой дверцей. И вроде бы давно пора привыкнуть, но если ты вырос в местах, где комбайны — важная часть пейзажа, на этих гигантов ты смотришь совсем другими глазами, их почему-то особенно жалко.

У входа на флагштоках колыхались пыльные флаги — герб Ростова и ОРКА. Матвей и Даша пролезли под шлагбаумом. Дорожная колея заросла осокой и подорожником. Даша смотрела на обочину, и в голове вертелась строчка: что-то про землю, которая сама себя лечит, «прикладывая подорожник к незаживающим ранам дорог». Она пыталась вспомнить автора и не могла.

У входа на территорию была будка. Раньше тут сидел сторож, но теперь внутри только продавленное кресло и батарея из пустых пивных бутылок на полу.

Комбайны стояли как бедные родственники — мародеры пооткручивали от них фонари, ручки и вообще все, что можно открутить. Сорняки уже захватили колеса, буквально росли из огромных покрышек и наползали на ржавые корпуса, зеленые лозы опутывали молотильные установки, прорастали внутрь, в кабины.

Солнце быстро садилось, и помутневшие от пыли выпуклые лобовые стекла комбайнов ловили его последние лучи. Вдали, между двумя остовами, на камнях сидел человек, Даша направилась к нему — хотела узнать, есть ли тут автосервис. Вблизи оказалось, что за человека она приняла груду камней — причем, очевидно, эти камни кто-то специально выставил так, чтобы они напоминали человеческий силуэт.

— Как интересно, — сказал Матвей и указал на еще один силуэт. — Пойдем-ка посмотрим.

Вторая фигура тоже оказалась собранным из камней истуканом. Они были уверены, что и следующий силуэт — скульптура; но тот вдруг зашевелился и зашагал к ним. Даше стало не по себе, она не удивилась бы, окажись идущий к ним мужчина вблизи ожившей грудой булыжников. Но нет — Матвей включил фонарик на смартфоне, и незнакомец заслонил глаза ладонью.

— Вы чьи будете? — спросил он гундосым, гайморитным голосом. Седой, растрепанный мужик. Лицо его цветом и фактурой напоминало обмылок, темно-коричневое от загара и все как будто в трещинах.

— Свои собственные, а че? — отозвался Матвей своим привычным уже быковатым тоном, который использовал для разговоров с незнакомцами: словно подавал чужаку сигнал: «я тебя не боюсь».

Мужик пару секунд внимательно смотрел на Матвея.

— Тут нельзя шастать.

— Это где написано?

Мужик молчал, на лице его читалось напряжение — явно обдумывал варианты, хотел выйти из разговора победителем.

— Это я тебе говорю.

— Слушай, дед, вали-ка ты…

— У нас машина сломалась, — перебила его Даша. Она встала между ними, стараясь разрядить обстановку, указала себе за спину. — «Нива», вон там, у входа.

— «Нива», значит. И че с ней?

— Скажи ему, — Даша обернулась на Матвея, выразительно посмотрела на него.

— Аккумулятор, и вода в радиаторе того, ничего критичного, но завести не получается, с толкача пытался — глухо.

Мужик молчал, повисла пауза, и Даше на секунду показалось, что теперь-то перед ними точно груда камней — не может живой человек в темноте стоять настолько неподвижно. Он махнул рукой, мол, «идем» и зашагал между рядами мертвых комбайнов с таким видом, словно не сомневался — незваные гости пойдут следом, никуда не денутся. Впереди показалась еще одна каменная скульптура.

— Знаете, — сказала Даша, — а мы же вас сначала за груду камней приняли, вот вроде него. Они тут повсюду стоят и как будто стерегут комбайны.

— Так они и стерегут, — сказал мужик, не оглядываясь.

— Это вы их построили?

— Ну.

— То-то я думаю, они на вас похожи, осанкой, — сказал Матвей.

Мужик хмыкнул — от этих слов он прям оживился и вдруг заговорил с энтузиазмом, как гордый хозяин или заводчик, хвастающийся своими спаниелями.

— Это каменные пастухи. Мы их всюду выкладываем. Вон еще один — сидит как будто, а этот вглядывается вдаль.

— А зачем вам каменные пастухи?

— Людей пужать. Шоб не шастали, как вы вот. Мы тут скот пасем иногда, бурьяна много, подорожника, а сучий лопух еще не добрался.

«Сучьим лопухом» пастухи называли борщевик.

Стало совсем темно, в траве надрывались цикады. Пастух уверенно шел куда-то, он был без фонарика, и Даша не могла понять, как он вообще что-то видит в этой черноте. В груди у нее вдруг возникло тревожное, тесное предчувствие, от которого она никак не могла избавиться — ей казалось, будто ее ведут в западню.

— А куда мы идем?

— Да понятно куда. Если с машиной че — это к отцу вам надо.

— К отцу, — тихо повторил Матвей, они с Дашей переглянулись.

В конце концов за лесополосой, в кронах деревьев забрезжил желтый, тусклый свет фонарей.

— Вот и нашелся твой поселок, — пробормотал Матвей.

Это и правда был Крохотный. Двухэтажные дома, три улицы, деревянная часовня. Все как на фотографиях. Они дошли до освещенной редкими фонарями дороги, и Даша огляделась.

— Мы ведь тут проезжали, — сказала она Матвею, — как, черт возьми, мы не заметили дома и часовню?

— Может, их видно только когда стемнеет, — ответил тот и жестом изобразил, словно накладывает на это место заклинание и сделал страшные глаза. — Колдунство!

Пастух вел их по главной улице прямо к часовне. У часовни была пристройка, рядом под навесом из шифера стояла, поблескивая лобовым стеклом, «Нива», оснащенная лебедкой и дополнительными фарами на крыше. На таких в кино ездят рейнджеры.

Пастух постучал в дверь пристройки.

— Отец! Открывай, помощь нужна.

Дверь лязгнула засовом, на пороге возник заспанный мужчина с жиденькой достоевской бородой. Он, щурясь, глядел на пастуха, словно тот светил ему в лицо фонарем, затем бросил взгляд на Матвея с Дашей. Захлопнул дверь. Пастух обернулся к ним.

— Ждите, — сказал он и пошел дальше, по своим делам.

Через минуту дверь часовни снова открылась, и к ним вышел тот же бородатый мужчина, одетый в трико с растянутыми коленками и бело-голубую застиранную футболку с номером «10» и надписью Messi на спине.

— Что случилось? — спросил он.

— Тачка у нас накрылась. Запитать бы от вашей, — Матвей кивнул на «Ниву» под навесом.

Мужчина пару секунд рассматривал их, переводил взгляд с Даши на Матвея и обратно, словно пытался вспомнить, где их уже видел. Потом кивнул. Сел в «Ниву», завел мотор.

— Ну чего стоите? Садитесь.

Они сели, машина тронулась с места. Внутри пахло как в хлеву, «Ниву» трясло на колдобинах, на зеркале бешено раскачивалось деревянное распятье.

— Меня Федор зовут. Федя. Простите, что сразу не представился. Спросонья, знаете. — Он зевнул, зажмурился на секунду. Потом ударил по тормозам, открыл дверь. — Секунду, я сейчас у Михалыча клеммы возьму.

Было так темно, что, выйдя из машины, Федор как будто на пару секунд просто исчез. Затем появился в свете фонаря возле гаража. Открыл гараж, скрылся в нем и через минуту вернулся с мотком провода и двумя клеммами в руках. Вручил все это добро Матвею и снова завел мотор.

— Тот человек, который нас привел, — Даша вдруг сообразила, что так и не спросила у деда имя, и ей стало неловко, — он назвал вас отцом. Он сильно старше вас, поэтому, я полагаю, он имел в виду не родство.