Рассмотрев себя и подавив в себе желание, бухнуться лицом прям в студёный мрак воды, я аккуратно зачерпнул воду глиняной плошкой, и понёс её обратно, в далеко выставленной вперёд руке. Не пройдя и двух шагов, плошка была выбита у меня из рук пиратом, хорошо, что не разбилась. Я просто успел её удержать в своей руке, ожидая подлости, но воду спасти не удалось.

Волна ненависти, поднялась в моей душе. Скоты, сволочи, подонки, смерды, христопродавцы, самые страшные проклятья, были готовы сорваться с моего языка, но все они были бесполезны, все! Хозяином положения сейчас был не я. А эти подонки, дорвавшиеся до власти. Но ничего, мы посмотрим, кто кого. Клянусь, я не забуду этого. Я буду жить, вопреки вам, и я ещё поквитаюсь с вами.

Всё это я сказал про себя, закрыв на время свои глаза, а потом, встретился ими с глазами этих пиратов, которые изучающе смотрели на меня. Ни слова не говоря, я опять вернулся к колодцу, и даже не пытаясь выпить воду, снова зачерпнул её глиняной плошкой. Да, я попытался всколыхнуть в себе магию, но она молчала. Какое-то движение всё-таки мне показалось, но только лишь показалось. Мне нужен был наставник, но где его сейчас взять?

А пока я должен помочь другим, чтобы потом, помочь себе. Набрав воду, я снова пошёл на выход. Сделавший было ко мне шаг пират, был остановлен окриком другого.

— Оставь его Джим, пускай идёт. Мы с ним заключили договор, и будем его соблюдать. Пока он не будет пить, пускай носит воду детям, или ты за него пойдёшь сам. Они должны жить. Мы за них ещё не получили выкуп, а наш «адмирал» сумеет ещё выбить его из их мужей и отцов, которые прячутся по окрестностям. Жалкие трусы!

— Ха, Джек, ты не прав, они не трусы, просто никто из них не умеет так стрелять из ружей, как мы и французы. Не зря Морган, привлёк их с нами, у них врождённые магические способности к меткости. Испанцы были просто бессильны нам противостоять.

— Ты прав Джим, но так будет не всегда, скоро приплывут их маги и их лучшие солдаты, нам надо спешить обратно. Чего стоишь, пошёл вон, — это уже крикнули мне, на мгновенье растопырившему свои уши, которыми я внимательно слушал то, что говорили эти пираты. Вздрогнув от этого окрика, я пошёл дальше.

Донеся до девочки воду, я напоил, сначала её, а потом и многих других детей. Мне позволили сделать ещё три рейса, пока очередная плошка с водой, не полетела мне прямо в лицо, залив её прохладной водой.

— Ну вот, маленький кабальеро, теперь и ты напился, — рассмеялись пираты, — хватит носить воду, мы выполнили свой уговор и даже тебе дали напиться, разве не так?

И они со смехом заглянули мне в лицо. Я ничего не сказал. Молча облизнув губы и стерев влагу с лица, я отправился к остальным. Но теперь мне не пришлось сидеть с краю, наоборот, меня подхватили руки взрослой женщины, и начали гладить по голове.

— Как тебя зовут?

— Я, Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро, чётко, как робот оттарабанил я.

— О, ты же сирота. Твоя мать погибла, бедняжка в самом начале штурма. Многие видели, как её… и она внезапно осеклась, поняв, что не стоит травмировать психику подростка.

Взглянув на неё, я всё понял по её глазам. Твари, ненавижу. Слишком много долгов, слишком много. Мне нельзя умирать, только не сейчас, когда количество долгов пиратов передо мною, только растёт. Не сейчас.

Глава 3. Доминиканец

Одна из разосланных для поимки беглецов партий пиратов, вернулась с добычей. С собой они привели группу монахов и доминиканского священника падре Антонио. Это был полноватый человек среднего роста с круглым добродушным лицом и носом картошкой, над которым блестели острым умом карие глаза.

Ему не повезло, он был захвачен врасплох, и не смог отбиться от группы пиратов. Был он магом-артефактором, но знаниями обладал в основном для проведения исследований климата и природы, а не для боевой магии. Убивать людей ему претило, не для того он учился в лучших университетах Европы на богословских и природоведческих факультетах, чтобы потом заниматься уничтожением себе подобных.

Да, доминиканцы, боролись со всякой ересью, и были инквизицией, назначенные римским папой, но одно дело бороться с опасными ересями и проявлениями чёрной магии, а также людоедскими учениями, вроде индейских ритуалов человеческих жертвоприношений, а другое дело, грабить и убивать ни в чём не повинных людей.

Не сталкиваясь до этого с пиратами, он надеялся на их благородство и веротерпимость, но просчитался. Да и откуда ему было знать, что основная масса людей шедших в «береговое братство» были отчаявшимися людьми, годами не видевших женщин на своих островах, и на кораблях, бороздивших океаны, и происходившие из самых низов плебса.

Но не только это влияло на них. Большинство были разбойниками и бандитами, бежавшими от правосудия в Новый свет. Ну, а море никогда не прощало никого, и моряки, болтаясь в своих кораблях-бараках, и будучи жертвами командиров, боцманов, провиантмейстеров и прочих, только ожесточались и, озлобляясь, мёрли от голода и болезней, как мухи.

Трудно требовать от них понимания и христианского смиренья, о чём не подумал отец Антоний, выходец из известной дворянской семьи Испании. Будучи захваченный поисковой командой пиратов, он со смирением принял свою судьбу, моля Бога, вразумить несчастных, поднявших руку на церковь и женщин.

Но Бог, остался глух к его молитвам, а его артефакт, с помощью которого он работал, в виде молельных чёток, пираты отобрали у него. Он был сделан из золота и помимо своей магической ценности, представлял ценность и из-за металла. Других артефактов у него с собою не было, а несколько боевых он использовал, когда его брали в плен.

Придя в город, отец Антоний ужаснулся тому, что творили ландроны (разбойники), как называли пираты испанцев. Чёрные миазмы смерти, витали над всем городом, плач стоял на его улицах. Везде были видны следы пожаров, и лежали, и висели люди, которых пытали с целью узнать, где они спрятали свои сокровища.

Точнее, обрубки от этих людей. Пытали и мужчин и женщин, не давая никаких скидок на пол. Симпатичных женщин, насиловали на глазах у других людей, пожилых, забивали до смерти, требуя показать, где они спрятали свои ценности. Детей морили голодом и жаждой, не чураясь ничего, и не боясь никого.

Вместе с ним ландроны, поймали и старика португальца, бывшего ключником одного уважаемого дона, который уплыл торговать в это время на Острова пряностей. Отделив его от остальных, они привели его в один из домов и, заперев в подвале стали мучить, дознаваясь, где он спрятал деньги.

Старик был слабым магом. Он владел магией пера и был полиглотом. Знал он три десятка языков, и мог общаться с духами предков, выведывая у них секреты. Но все силы его были направлены на торговлю и обогащение своего хозяина и его самого. Сопротивления пиратам он оказать не смог и теперь, один из них, пытал его огнём, подпитывая магическую сферу его муками.

А чтобы он сразу не умер, в подвал, привели и отца Антония, который собственными глазами узрел все те мучения, которым подвергали португальца. Так ничего от него не добившись, старика привели на площадь, а отца Антония, как обладавшего ещё и святой магией, заставили поддерживать его дух.

Вся толпа, собравшихся на площади женщин, стариков, детей, и немногих пойманных в плен мужчин, в ужасе наблюдала за пытками старого португальца Магеша. Его подвесили к четырём столбам за большие пальцы рук и ног, так что он повис в воздухе сантиметров на пятьдесят над землею. Старик молчал!

Осатанев, пираты развязали его и стали жечь огнём, используя для этого сухие пальмовые листья. После этого и старик Магеша и отец Антоний потеряли сознание, не в силах перенести подобного издевательства.

Всё это видел и я, точнее, последнюю часть пыток. Отойдя в сторону, и взяв ветку, я стал чертить крестики на песке. Одна из женщин подошла ко мне.

— Бедный малыш, не смотри больше туда, ты уже не дитё, но ещё и не взрослый, ты сойдёшь с ума от этого. Посмотри, ты уже начал сходить с ума! — и она показала мне на то, что я делаю.

Глупая женщина, я не играл и не отвлекался на сумасшествие, я подсчитывал, сколько мне уже задолжали пираты, и крестов получалось очень много. Подсчитав, я провёл разделительную черту справа от них, и остановился, задумавшись. Потом, медленно провёл по земле зажатым в руке прутом, нарисовав большой ноль.

Нолём был я. Просто большой, бесполезный ноль. Зероу.

«С чистого листа. Я начинаю жизнь с чистого листа», — шептали в полубезумном состоянии мои губы, после чего, я действительно потерял сознание, не видя, как ко мне, гораздо позже, наклонилась дуэнья Анна, которая пришла уже к вечеру на центральную площадь.

— Храбрый мальчик, — шептали её губы и губы других женщин, которые были благодарны подростку за его помощь.

— У тебя доброе сердце и ты самолюбив. Жаль, что я оскорбила тебя там, в церкви, но иначе было нельзя. Ты не похож на своего своевольного отца, скорее на свою несчастную мать, но ты сильнее их обоих вместе взятых. Тебя ждёт непростая судьба, но ты сможешь, я верю, ты сможешь спасти многих и многих, и хоть тебя и не будут ценить, и благодарить за это. В награду от судьбы, ты получишь самое ценное, что есть в этой жизни — ты будешь любить и будешь любим. Самая гордая, красивая, знатная сеньорита, полюбит тебя и отдаст тебе всю себя без остатка. Но это будет очень нескоро. На твоём пути будут трудности и лишения, тебя будут предавать и забывать, проклинать и пытаться убить, но её любовь, каждый раз будет вытягивать тебя буквально с того света. Я магесса первого круга целителей и провидцев, пророчествую тебе, мальчик. Будь тем, кем показал себя здесь. Будь счастлив, навигатор!