— Рассказать о приключениях? Это можно, — наполнив кружку, Чум кивнул и чуть пригнулся над столом, желая рассмотреть скрытое под капюшоном лицо: — У меня только просьба есть. Две просьбы.
— Да, господин, конечно, — закивала сидевшая перед ним: — Мы здесь, чтобы услужить вам.
— Музыку сменить можно? А то тот гимн, как мне кажется, уже на третий круг пошёл. И…
— Сейчас исполню, — не дав ему договорить, монахиня поднялась, быстро взмахнула рукой и нескончаемое песнопение оборвалось, наполнив зал торжественной тишиной.
— Сейчас для вас выступит наш священный хор, — не возвращаясь на своё место, она обошла стол и присела на скамью рядом с Чумом: — Чтобы вам, господин, виднее было, — пояснила она свой маневр, который, одновременно с ней провела как вторая монахиня, так и монах, устроившийся рядом с Досей. Судя по обрывкам слов, долетавших до Чума, они вели беседу о разных диетах и упражнениях, позволявших любому не только сохранять здоровье, но и фигуру. Невольно поморщившись, он был непримиримым противником подобного самоистязания, Чум чуть поёрзал на скамье и резко замер, когда его бедро коснулось бедра монахини, не только не отстранившейся от него, а наоборот, словно то касание было разрешением, прижавшейся к нему.
Как-либо прореагировать на произошедшее он не успел — появившиеся из ниоткуда монахи быстро сдвинули пустые столы, за секунды соорудив подобие помоста и на него, стоило первым удалиться, вскочили их собратья — три монахини и два монаха, даже, пожалуй, крупнее Досиного собеседника.
— Наши братья и сёстры, — чуть оттянув пальчиками капюшон, прошептала Чуму на ухо монахиня: — Сейчас исполнят благодарственный гимн Асклепию, воспевая красоту здорового тела.
— С удовольствием послушаю, — закивал он, чувствуя, как к нему прижимается горячее тело: — Будешь? — протянул он ей кружку, и монахиня немедленно приняла её, парой глотков почти изничтожив содержимое: — Жарко здесь, — пояснила она, возвращая кружку владельцу и под чуть съехавшим назад капюшоном проступило симпатичное и весёлое личико: — Ты же не сердишься? Нет? Давай сюда, — она отобрала у остолбеневшего таким поворотом Чума кружку и, вновь прижавшись к нему потянулась к бочке: — Придержи меня, — подмигнула он ему: — А то как бы не упасть, вот смеху-то будет! Ох… Ты такой сильный, — промурлыкала девушка, когда он осторожно обнял её за талию: — Только не раздави, хорошо?
— Кхм, — чувствуя, что начинает краснеть, Чум перевёл взгляд на импровизированную сцену.
Меж тем группа, забравшаяся на столы, несколько раз поклонилась и, под зазвучавшую плавную мелодию, начала красиво выпевать гимн, восхваляющий старания Асклепия, который, если вслушиваться в слова, только и делал как старался улучшить человеческую породу. Начавшаяся вполне размерено музыка, незаметно ускорилась и, прежде чем отзвучали слова первого припева, весьма бесхитростно славящего этого Бога, ускорилась до уровня канкана.
Хор, прежде стоявший неподвижно, ожил. Первыми пошли в пляс мужчины. Их приседания, прыжки и кувырки, которым мог позавидовать любой атлет, чем-то напоминали гибрид танца украинских казаков и нижнего брейка.
— А стол выдержит? — Одной рукой обнимая девушку за талию, оторваться от которой было сложно, Чум поднёс кружку ко рту и на миг задержал движение, когда один из танцоров, подброшенный вверх своим напарником, с грохотом приземлился на столешницу: — Жаль будет, если такие парни покалечатся.
— Ну что ты, сладкий, — девушка пальчиком придвинула кружку к его рту: — На этих столах и не такое вытворяли. Дай глотнуть, — добавила она, стоило только краю кружки оторваться от его губ: — Ты смотри, смотри, — сделав глоток она потёрлась носиком о его щёку, жарко дыша ему в ухо: — Сейчас самое интересное будет.
Она не соврала.
Очередной прыжок и мужчины, оказавшиеся по краям стоявших и продолжавших петь женщин, замерли широко, словно отмеряя косой аршин, разведя руки. Певицы же, шагнув вперёд, вскинули вверх руки, славя своего Бога и капюшоны, до сей поры скрывавшие их лица, отлетели назад. Но слетели не только они — мешковатые одежды, словно спеша за ними, упали вниз и перед замершими зрителями оказались три практически обнажённых женщины, ибо считать то малое, что было на их телах одеждой не смог бы и самый последний развратник. Вскочившие на ноги танцоры, их тяжёлые робы тоже пали, открывая взору отменное телосложение, обняли напарниц и подчиняясь ритму, неуловимо перетекшему во что-то тягуче-восточное, принялись извиваться в танце явно эротического характера. Оставшаяся же без пары девушка тоже не осталась без дела — схватившись за спустившийся с потолка шест она принялась исполнять соло номер, демонстрируя отменную гибкость и пластику.
— Кхм… Это да, интересно, — отвёл глаза в сторону Чум, чувствуя, что не может противиться накатывавшим на него чувствам. Ища поддержки, он покосился на Благоволина, но вид капитана, на коленях у которого устроилась полуобнажённая девица, заставил его перевести взгляд на Досю. Увы, но с другого фланга дела обстояли таким же образом, с той только разницей, что Дося, озорно блестя глазами, водила пальчиком по чеканной груди своего напарника, потихоньку всё шире и шире распахивая его облачение.
— Ну что ты засмущался, — проворковала ему на ушко девица: — Расслабься, герой, и я, во славу Асклепия, помогу тебе отдохнуть. Вы же здесь три дня провести хотите? Я буду рада разделить твои ночные бдения во славу нашего бога. Если ты пожелаешь, конечно и, — она чуть повела плечом, сбрасывая ткань: — И если я окажусь достояна тебя, мой господин.
— Достойна? — Того малого, что открылось его взору было более чем достаточно, чтобы оценить достоинства красотки и он, остужая жар, приник к кружке.
— Ты — более чем достойна, — допив вино, он передал пустую кружку девице и мотнул головой назад, намекая на бочку: — Более чем, повторил он, чувствуя под ладонью жар гибкого тела.
Оставим же наших героев наслаждаться отдыхом и перенесёмся в дворец Губернатора Курага, где вот-вот начнётся встреча между правителем этого весёлого мира и навархом, сопровождаемым своим флаг-капитаном…
Череда комнат, сквозь которых вёл Змеева и Карася Уно радовала глаз своей обстановкой. Стремясь показать своё влияние, губернатор, или службы, отвечавшие за его пиар-компанию, явно не жалели средств. Комнаты, чьи стены были плотно увешаны полотнами древних мастеров сменялись рабочими кабинетами, полными современной техникой и увлечённо работавшим на ней персоналом, сразу за которыми гости попадали в залы с выставленными в витринах загадочными артефактами. Не давая и минуты на осмотр диковинок, Уно вёл их дальше, в оказавшуюся следующей на их пути оранжерею, плавно переходящую в подобие зоопарка и океанариума одновременно.
— Наш губернатор, — не переставая щебетал он всю дорогу: — Весьма примечательная и выдающаяся личность. В иных условиях он бы несомненно мог значительно продвинуться по служебной лестнице, чего, к счастью для нас, не произошло.
— К счастью? — Переспросил его Змеев, в очередной раз останавливаясь перед закрытыми дверьми: — Поясните?
— А что тут пояснять, — одёрнув костюм, Уно стряхнул с рукава невидимую глазу пылинку: — Я. Да что я, вся планета замирает от страха, представляя себе другой поворот колеса Фортуны. В какой бы мы погрязли тьме, — прижал он руки к груди: — В какой бездне могли бы оказаться, если бы не гений нашего Губернатора, взвалившего на себя это тяжкое и непосильное простому смертному, бремя. Порой, — подойдя к Змееву, он чуть поправил медали на его груди: — Я даже думаю — а не из полубогов ли он? Господа, — отступив на пару шагов, секретарь вытянулся по стойке смирно: — Его честь Губернатор свободного Курага, рад приветствовать вас и приглашает разделить с собой обеденную трапезу.
Створки двери распахнулись и перед невольно подтянувшимися людьми открылся взору небольшой кабинет со столом полным различных напитков и закусок.
— Прошу вас, — сломался в своём фирменном поклоне секретарь: — Его честь присоединится к вам через минуту. Дела планетарной важности, понимаете же. Заходите же, не стойте.
Ждать губернатора пришлось не долго — прошло не более пяти минут, за которые наши герои смогли детально рассмотреть приготовленные к обеду блюда, как двери на другом конце комнаты распахнулись и Уно, принявший уже ставшую привычной позу, на сей раз дополненную небольшим приседанием, словно секретарь желал стать меньше, возвестил: — Его честь губернатор Курага, господин Байро! Склонитесь же и храните молчание в его присутствии!
— Уно! — Быстрым шагом, подошедший к гостям невысокий человек с крайне невыразительным и бледным лицом, досадливо дёрнул практически лысой головой в сторону секретаря: — Ну сколько раз я просил тебя! Это лишнее! Кураг — свободная планета!
— Но, господин, — вывернув голову и впиваясь влюблённым взглядом в своего повелителя, запротестовал секретарь: — Вы — наше солнце! Вы даруете благодатный свет миру, а мудрость ваша…
— Всё! Исчезни! — Хлопнул в ладоши даритель благодатного света и Уно, моментально заткнувшись, попятился из кабинета, ловко прикрыв за собой двери.