Слава Тебе, очи вражеские от слуги твоего отведшему!
Славься…
Довершить молитву не успеваю — с той части города, где я вел беседу с Шоровым, слышится грохот орудийного выстрела. Ещё один! Ещё! Их частые, звонкие в своей злости голоса, лучше иных слов говорят о начале атаки братьев. Подтверждая это, в моём шлеме щёлкает динамик.
— Ты как, жрец? На месте? — Раздаётся полный азартного веселья голос Шорова.
— Да, славный воин, — тихо-тихо, одними губами шепчу я: — На позиции, готов исполнить свой долг.
— Уже скоро. Мы двинулись, сейчас они побегут!
Прежде чем он отключается, я успеваю услышать пение десантников — хор их хриплых голосов выводит рисунок боевой литании, на короткий срок погружая воинов в священный транс.
— Не чувствуя боли ран, с полным холодного расчёта разумом, двинутся они на врага и падёт он, сжатым колосьям подобный, — шепчу я слова литании, мечтая обрести хоть часть той великой силы, коей Отец щедро наделил детей своих. Но увы — я всего лишь смертный и во мне эти ритмы, ничего кроме чувства священного восторга не вызывают.
Щелчок в динамиках.
— Жрец? — Голос Шорова беспокоен: — Мятежники не дрогнули. Стоят насмерть. Минус две коробочки.
— А…братья?
— Минус девять. Это неважно! Важно другое. Слушай! По данным перехвата к ним идёт подкрепление. Соседняя деревня поднялась. Пойдут мимо тебя. Встреть. И так, чтобы ни один не прорвался. Жрец? Ты здесь?
— Внемлю тебе, воин. Принято. Не подведу.
— Надеемся на тебя! Слава Ему!
Короткий щелчок
— Воистину… — договорить я не успеваю — дальняя сторона леса темнеет и на лугу начинают появляться крохотные, с такого расстояния, человеческие фигурки.
Запись номер МХХР-24-ССВА-024
Оптика шлема заботливо укрупнила сбившихся в толпу людей и передо мной предстало множество лиц. Молодые и старые, женские и мужские, все разные, но одинаково решительно настроенные. И все — с одинаковыми зелёными лентами.
Они были у каждого.
Повязанные вокруг шапок, или просто волос, заплетённые в косы или завязанные вокруг шей — куда бы я не взглянул, кто бы не попался мне на глаза, всё разнообразие лиц и фигур, объединяла связывая воедино, тонкая полоса зелёного цвета.
По толпе прошло шевеление и люди, наталкиваясь друг на друга, принялись строиться, формируя несколько отрядов. Это были не привычные пехотные коробки, радовавшие своими ровными рядами глаз обывателя. Нет, здесь люди формировали треугольники и, во главе каждого, стояла фигурка, в оливкового цвета, флак-броне.
И это было крайне неприятно.
Признаюсь, я до последнего не верил, что Астра Милитариум, самая массовая и весьма боеспособная сила нашей галактики, перешла на сторону мятежа. Да, про это говорил гроссмейстер, да его слова подтвердил Шоров, но то всё были слова, и не более того. А вот увидеть подобное…
Это окрашивало ситуацию в совсем другие цвета. Я и представить не мог ситуацию, при которой Имперская Гвардия могла взбунтоваться. Да, служба там тяжела, но почётна. Да и тем, кто доживает до отставки по выслуге, им, таким счастливчикам, гарантирована безбедная жизнь на одной из курортных планет Империума. Ну а то, что таких мало — так это же не вина командования, не так ли? Будь твёрд духом, исполняй приказы начальников, усердно молись — и тогда тебя встретят ласковые воды тёплого моря.
Нет! Решительно что-то сильно прогнило на этой планете, если опора губернаторской власти пошла рука об руку с мятежниками.
Но полно рассуждений!
Надо сообщить Шорову о моём открытии.
Хочу активировать связь, но тут кусты, те самые, близкие, раздвигаются и на опушку выходят двое. Первым идёт уже знакомый мне паренёк. За ним, чуть отстав, появляется седой мужчина, почти старик. Отойдя от кустов на пару шагов, парень поднимает над головой винтовку, приветствуя подкрепление и там, заметив его жест, взлетает вверх с десяток разномастных стволов. Увидев ответ, парнишка аж подпрыгивает на месте — видно, что он готов сломя голову ринуться через луг, торопя прибывших. Его порыв останавливает старик. Что-то негромко сказав, он кладёт свой ствол, такой же охотничий, как и у паренька, на сгиб руки и, окинув взглядом надвигающиеся треугольники, скрывается в кустах. Оставшийся один паренёк нерешительно косится на кусты, делает шажок вперёд, другой — я уже жду, что он нарушит приказ, но пересиливает себя, выплеснув эмоции в размахивание своим стволом.
Ну и славно.
Перевожу взгляд на отряды. Дальномер, уловив моё желание, принимается высвечивать дистанции до быстро шагающих фигур.
170…150…130…
Быстро идут.
Поворачиваю грав-ган и прижимаю кнопку нужного режима. Его дальность, я смутно помню ТТХ этого ствола, не то сто, не то восемьдесят метров. Подожду.
110…100…90.
Подняв оружие навожу чёрный зрачок эмиттера на первый отряд, но, чуть поколебавшись, опускаю ствол.
Нет.
Первого — пропустим. И второй отряд — тоже. Бить надо в центр колонны — тогда, в начавшейся панике, не до стрелка будет. Как это — первые две группы прошли, а третью — накрыло?! Решат, что здесь мины, на кратность настроенные. Замрут, опасаясь лишний шаг сделать — вот тут я их и прищучу.
Первый отряд проходит в полусотне метров от меня. Я чую запах множества пропотевших тел и в мои уши влетают неразборчивые обрывки разговоров. Идите, грешники, идите, радуйтесь жизни, не зная, что суд, именем Его, уже состоялся, и что всех вас ждёт кара, достойная преступлениям вашим.
Вот только виновны ли они? Из глубин памяти поднимается треугольная головка. Или они, как и мы, виновны только своим желанием жить? Честно и по своим законам? А, инквизитор? Что скажешь?
Зажмуриваюсь, отгоняя видение, а когда открываю глаза, то передо мной шевелится многоногая гусеница третьего отряда.
Пора! Прочь сомнения! Благо я им несу, от греха освобождая!
Плавно тяну скобу спуска и грав-ган, издав негромкий шелест, окутывает свой срез лёгкой сиреневой дымкой.
Облачко такого же цвета, разве что более яркое, проявляется перед грудью лысого, и обильно потеющего толстяка, шагающего в середине третьего треугольника. Пол секунды он непонимающим взглядом смотрит на возникший феномен, а когда миг истекает, его лицо перекашивает гримаса боли.
И не только его!
Быстро разрастающееся облако окутывает почти весь отряд и мятежники, оказавшиеся в этой невесомой дымке, начинают корчиться, перемалываемые и перекручиваемые гравитационными волнами.
Пара секунд, и там, где только что шагало десятка три человек, парит красное озерцо.
Страшное оружие грав-ган. И страшен режим этот — мясорубка который.
Второй отряд, услышав предсмертный стон своих товарищей, останавливается. Люди начинают разворачиваться и я, переведя ствол на них, жму спуск.
«Зона нестабильной гравитации» — всплывает в памяти официальное название этого режима, когда начинает исходить паром второе озерцо.
«Эффективно против небронированных и слабобронированных целей», — продолжают лезть подсказки: — «Против тяжёлой брони и техники эффективность обратно пропорциональна массе цели».
Появление третьего водоёма, или — «кровоёма?» совпадает с градом картечи, рубящей ветки у меня над головой.
Заметили?
Нет… По площадям бьют. Посылают заряды на удачу, авось и заденут. Доворачиваю ствол в сторону последнего, четвёртого отряда, но прежде чем мой палец касается спуска, сразу несколько пуль бьют меня по голове и плечам. Их попадания мне не страшны — что могут сделать градины мягкого, пусть и тяжёлого металла силовой броне?
Ничего!
Страшно другое — часть прилетевших в меня подарков, рикошетит и, издав пронзительный визг, рубят соседние ветки.
Раскрыт!
Все оставшиеся стволы направляются на меня и я, поняв, что шансов спрятаться нет, привстаю, вскидывая грав-ган.
Наши залпы одновременны.
Заваливаясь на спину, ощущая множество ударов, наполняющих тело болью, я успеваю различить сиреневую хмарь, окутывающую отряд.
— Жрец? Жрец? — Слышу голос Шорова, и мучительно пытаюсь вспомнить — а был ли щелчок перед этим? Был, или нет? Почему-то именно этот вопрос для меня важнее всех загадок мироздания и я молча морщу лоб, пытаясь решить эту загадку.
— Жрец? Ты жив?
— Жжжж…
— Не слышу! Жрец! Помехи на линии! Ты жив? Ответь!
— Жжжиии…Ааарррх! — Выбитый выстрелами воздух наконец наполняет лёгкие и я, глотая его как воду, выдавливаю:
— Жив! Подкрепление… — новый вдох — как же хорошо дышать: — Перебито!
