Поклонившись, Этариалы чтили обычаи иных рас, он проинформировал нас, что прибыл в систему с единственной целью — ради преумножения Добра. Возможно, виной тому были сбои в системах сервитора-переводчика, но слова перевода, расценить иначе как ультиматум, было сложно.

— Известно, — начал свою речь Этериал: — Империя людей могуча.

Короткий поклон.

— Известно, что она изобильна людьми и Империя может менять их на своих планетах по своему желанию.

Поклон.

— Мы, действуя ради Всеобщего Блага, прибыли сюда только для его преумножения. Вы хотите прервать их жизни. Мы просим проявить Доброту и позволить нам забрать их себе.

Поклон.

— Всех, кто по вашим правилам, приговорены. Империя Добра найдёт им место, умножая общее Благо в галактике. Ценя ваше время и ваши силы, мы начнём немедленно. Наши транспорта уже идут к планете.

Очередной, более глубокий, чем предыдущие, поклон и Этериал, попятившись, легко усаживается на сложное кресло-трон, стоявшее посреди ярко освещённой рубки.

— Во имя добра и милосердия!

Связь прерывается и на экране появляется панорама флота чужаков. Прежде чем картинка исчезает, я успеваю узнать не менее пяти тяжёлых крейсеров, двух носителей и целой орды лёгких эсминцев, чьи самонаводящиеся торпеды не раз приносили победу силам синемордых.

В воцарившейся тишине я слышу голос гроссмейстера:

— Стоя против такого флота, не подобреть крайне сложно.

Запись номер МХХР-24-ССВА-028

Дай мне терпения, а на уста печать молчания наложи, Отче!

Ибо стоило лику синему с экрана пропасть, как вспыхнул спор средь детей Твоих.

Одни, ратного духа преисполнившись, в бой рвались, спеша доблестью своей, да решимостью, посрамить чужаков, в пределы Империума, вторгшихся.

Другие, и среди них брат-гроссмейстер был, стояли за выжидание, силы наши, призвать предлагая, дабы мерзости инородной урок преподнести, да такой, чтобы те во век помнили, и детям своим передавали.

Я же, скромный слуга Твой, поспешил молитву вознести, прося Тебя о ясности мысли и хладнокровия действий.

И был, за усердие своё, немедленно наказан!

Примархом Твоим, сильномогучим. Сравнил он меня, с бабой, в минуту опасности молитвы возносящую. Сказал, что не мужчина я, раз платье, длиннополое, ношу и не спешу оружие в руки взять, Отечества обороны ради.

Но стерпел я слова обидные, в самое сердце меня ранившие. Стерпел, обиду не высказав, а тут и объявление по всем кораблям прошло — сам Лорд Сегментный, именем Твоим, путь нам указать соизволил.

Приказал он нам, усердия больше высказать, поверхность планеты очищая. Приказал силу свою чужакам синелицым демонстрировать, дабы убоявшись, отказались они от планов своих поганых.

— Именем Империи и Императора! — Худощавый мужчина, чьё лицо наводило на мысли о топоре, коротко взмахнул золотым жезлом, на конце которого раскрывал крылья двуглавый орёл: — Ради граждан Империума от чужаков обережения! И! Дабы не допустить их страдания под пятой инородной! Приказываю! Усилия по очистке Гарасса Семь! Утроить! Не допустить граждан добрых в плен позорный попадания!

Новый взмах жезла:

— При встрече с чужаками, Тау себя называющими, нести Знамя Империи высоко! Гордо демонстрировать мощь нашу! Прямых столкновений не допускать! На огонь враждебный не отвечать, выбирая пути тактических обходов, заблаговременно!

Отче!

Не преувеличения ради, а только точности для, скажу — сей приказ привёл детей твоих в замешательство изрядное. Вновь спор их жаркий вспыхнул, но я же, видя в словах слуги Твоего высокого, мудрость, коей Ты наполнил главу его, возрадовался.

Примарх же, видя, как лицо моё осветилось, лишь скривился и вопрошает меня, причину веселия моего не понимая.

И тогда ответствовал ему я:

— Сие чудо, Примарх! Стали мы с вами, свидетелями, как воля Его исполняется! Ибо кто как не Он, любя чад своих, Тау сюда направил? И кто как не Он, Лорда вразумив, мешать им воспретил? Разве не есть это знак, Им нам всем дарованный?

Покачал головой Примарх, в мудрости своей, со мной не согласный. Не увидел он в этом знака Твоего, а увидел лишь совпадение несчастливое, да трусость, Лордом проявленную. И меня, слугу Твоего, снова хулить начал — мол де рук я мужской работой пачкать не хочу. Той работой, что тяжела и кровава. И снова сдержался я. Лишь поклонился, да заверил его, что готов любой приказ, от него исходящий, выполнить. И именем Твои поклялся — что умру скорее, чем подведу его.

Лишь тогда он смягчился и гнев свой, с раздражением, в ножны умиротворения вложил.

Возможно ли такое, Отче? Чтобы сын твой, часть плоти и духа твоего, замысел Отца не увидел? Или прав он, а мне любовь к Тебе, чрезмерная, зрение затмило? Да разве может такое быть? Разве может любовь границы иметь?

Но — умолкаю.

Брат-интендант зовёт — сильно моя броня в том бою побитой оказалась. Спешу сменить её на новую, дабы любовь свою и дальше к Тебе нести.

Всё. Бегу в каптёрку — брат хмурится, а такого человека ни как печалить не стоит.

Запись номер МХХР-24-ССВА-029

Новая броня, выданная мне из поистине бездонных складов Боевой Баржи, была выше всяких похвал. Мне, скромному чиновнику нашего славного офиссума, даже стало неловко, когда на стойке каптернамуса начала расти гора сверкающего металла. Отполированная до зеркального блеска кираса, на груди которой, гордо расправляет крылья Имперский орёл. Наплечники — тоже сверкающие, округлые, с краями, убранными в золотой кант, по центру которых начертана литера I с золотым черепом посредине. Поножи, сапоги, наручни — всё это боевое железо, весь комплект был выполнен в одном стиле, и, как по мне, был этот стиль излишне помпезен.

— Чего замер? — Расплылся в улыбке интендант: — Владей! Я эту броньку как увидел, так сразу себе забрал. Ордену, то бишь. Вот как чувствовал — пригодится.

— Ааа… Прошу меня простить, добрый брат, — поклонился я ему: — А чего по проще, по скромнее у вас нет? Не скрою — очарован красотой этой брони, нравится она мне — безмерно, но уж ярка слишком.

— Так ты ж инквизитор?! Тебя должны издали видеть!

— Ага. И разбегаться. Так?

— Ну, типа того, — на его лице появилась улыбка: — Да не робей ты. Бери. И вот ещё, — он на миг скрылся за своей стойкой, а когда выпрямился, то рядом с бронёй появились ещё два предмета.

И если первый из них, похожий на сплющенную турбину в овальном корпусе мне не был знаком, то второй не узнать было невозможно.

Силовой молот.

Тяжёлое, для двух рук, оружие ближнего боя.

Его ударов боялись все — что пехотинцы — опытный боец мог одним взмахом отправить к Отцу окруживших его противников, что техника — редкая броня могла выдержать попадание окутанного силовым полем наконечника.

При всей своей мощи, молот имел один изъян.

Он был тяжёл. Для меня, конечно.

Это десантники, имевшие истоком своей силы гены Отца, могли без устали размахивать им, кроша в пыль своих врагов. Они, но не я. Пара, ну тройка взмахов и всё. Выдохнусь, став лёгкой мишенью для недоброжелателей.

— А другого ничего нет? — Осторожно глажу рукоять молота: — Ну там болтера, огнемёта, или, хотя бы пары пистолетов — я к фехтованию, как бы это сказать, ну не очень.

— Приказ Примарха, — пожимает в ответ плечами брат-интендант: — Он просил передать, что путь преодоления ведёт к славе.

— Воистину так! Мудр ваш Примарх, — беру оружие в руки — тяжел он, зараза. Ну, Примарх! Это ты мне роскошную ловушку подставил — знаешь же, что я больше по стрелковке, и что с ближним боем проблемы! Хочешь, чтобы я обделался?

— И велика мудрость его, мне на слабые места мои указывающая! — В голове проносится картина лежащего на пыточном столе Примарха. Уж я б расстарался, уважил бы его! Ведь этим молотом он не только мне ловушку поставил — сам он в неё уже угодил. Разве не грех это, неподготовленного должным образом, на задание посылать? Тем более что Тау как раз стрелки и мне, с этой дурой железной, вполне может статься и не дойти до них. Дырок наделают и всё — здравствуй, Отче!

Грех это, как есть грех! А где грех — там и ересь.

Впрочем, надеваю маску адвоката, Тау в ближнем бою слабы — даже мне, убогому, их перебить несложно будет. Тем более с таким оружием.

Ну, это, конечно, если дойду.

— Мудрость Примарха нашего — велика, — не скрывая улыбки прерывает мои мысленные построения интендант: — И плохо тем, кто ему не приглянется. Ты вот, — он наводит палец на меня: — Именно такой случай.

Вздыхаю и развожу руками — мол, что поделать.

— А вот парням — наоборот, глянулся ты. И это, — он пододвигает в мою сторону турбинку: — От них подгон. Прыжковый модуль. Не такой мощный как у нас, но метров на пятнадцать-двадцать закинет.

Киваю: — А больше мне и не надо — короткий рывок из-за укрытия, прыжок… И пойдёт гулять молот по мордам, да по синим!

— Во! Проникся! Не вешай нос, инквизитор! Не всё так плохо!

— Ну да, — соглашаюсь с ним: — Могло бы быть и хуже. Особенно — без парней наших.