— Типа того.

— Ну, так бы и сказал, — усмехнувшись, Чум хлопнул Клеоптра по плечу: — Комод, по-нашему. Ну я тоже отделением командовал. А наш командир, — он кивнул на Благоволина: — батальоном. Это под пять сотен человек.

— Для меня радость, что такие многоопытные воины пришли к нам, — замерев перед распахнутыми настежь воротами, открывавшими проход внутрь центрального здания, он коротко поклонился: — Мой путь с вами закончен. Ступайте внутрь, вас встретят.


Дождавшись, когда фигура их спутника скроется в воротах Дома Воинов, так же широко распахнутых, Благоволин подтянул к себе Чума, ухватив того за ремень портупеи, и зашептал ему на ухо: — Ты что несешь? Какой, нахрен, батальон?!

— Ты что, командир??? — Вытаращил от изумления глаза тот: — Всё же верно! Ну не могли же мы перед этим лохом, тоже лохами выглядеть?! Ну, виноват, — посмотрел он в сторону: — Но я же — как лучше хотел! Да и что такого? Самую же малость того, приукрасил!

— Значит так, — отпустив ремень, Благоволин расправил складки на куртке Чума: — Ещё раз повторится — верну на Землю. Через первый же Портал. Ясно?!

— Так точно!

— Ко всем относится, — капитан обвёл мрачным взглядом тут же сделавшую невинное лицо Досю и Маслова, непонимающе смотревшего на него: — Никакого вранья! Мы сюда за союзниками пришли, а врать с первой же встречи — не лучшая из идей. Всё. Тему считаю закрытой. — И, не дожидаясь их реакции, он первым шагнул внутрь.

— Ну… Чум! — Окинула его раздраженным взглядом девушка: — Вот опять — ты накосячил, а на орехи — всем! Пошёл внутрь, — подтолкнула она его к дверям: — И учти, теперь я за тобой следить буду!


Зал, в котором они оказались, прежде всего радовал путников приятной прохладой. Да и гадать, куда следовать дальше, было излишним. Стены плавно сужались, уподобляя помещение воронке, где роль горлышка играл неширокий проход, ведущий куда-то вглубь здания.

— Нам, наверное, туда? — Ещё раз обежав глазами пустые белые стены, двинулась от входной двери Дося.

— Ух ты! Сюда бегите! — Заглянув в следующую комнату, замахала она руками: — Тут прямо музей какой-то!


В отличие от зала при входе, открывшаяся их глазам анфилада, разделённых покатыми арками комнат, была отделана самым роскошным образом. Пол устилал глубокий серый ковёр, с потолка свешивались заключённые в золотую сеть ярко светящиеся шары, а стены покрывали фрески, сюжеты которых претендовали на руку, несомненно, очень талантливого художника.

— Так это же комикс! — Чум, не очень-то ценивший изобразительное искусство, уже успел пробежаться через несколько помещений и сейчас, вернувшись к товарищам, тыкал пальцем в сторону картин: — Тут прямо история какая-то изображена. Да пошли дальше, — потянул он за рукав Досю, любовавшуюся изображенной на первой фреске картиной галактики: — Пошли, там движуха начинается!


На второй, точно, как он и говорил, был изображен яркий луч, бивший сверху справа в детально выписанную спираль галактики. Выходя из размытого овала цвета морской волны, стрела света упиралась в один из средних рукавов нашей галактики. Присмотревшись, Маслов нашёл цель — то была небольшая звезда, которую художник выделил родным для материнской туманности цветом.

Третья фреска, несомненно, изображала как раз ту самую звезду — с сине-зелёного диска на зрителей смотрел по-доброму улыбающийся мужчина. Лучи, рассыпаемые светилом, изгибались, нарушая все законы физики, но зрителю было не до того — при взгляде на картину возникало чувство, что человек, чей лик занимал большую часть композиции, стремился по-доброму, по-отечески обнять появившегося перед ним зрителя.

Далее, на фресках, появлялись действующие лица.

Первый — мужчина, одетый в обтягивающее светлое, прямо-таки источавшее свет, трико, задумчиво смотрел куда-то в сторону потолка. Он был настолько поглощён в свои мысли, что не замечал, как из его ладони вниз, на тёмную и мёртвую планету, сыпались точки семян.

Осознавал он произошедшее только на следующей картине. Планета была полна жизни и сеятель, сложив руки на груди, с умилением смотрел как по зелёному ковру бегают фигурки различных животных и людей.

На шестой фреске, всё тот же мужик — он так и продолжал лучиться светом, помогал подросшему человеку с планеты, встать рядом с собой. Местный житель, опираясь одной ногой на землю, поднимал вторую за атмосферу, растеряно глядя на пустоту пространства перед собой. Сеятель же, сохраняя радостно умилённое выражение лица, протягивал к нему руки, готовясь подстраховать его первые шаги.

Следующее полотно заставило всех задержаться подле него. Разделённое по диагонали на две части, оно представляло сцены, связанные между собой одним сюжетом.

Так, на первой, был изображён этап строительства Портала — не узнать пару каменных столбов, на чьих гранях светились древние символы, было сложно. Центральной фигурой тут была троица в светящихся трико. Двое, бывшие на планете, удерживали вертикально столбы Портала, а третий, висевший подле звезды, держал в руках белый овальный камень к которому тянулись лучи светила.

На второй части, вся троица была уже в космосе. Находясь над планетой, они наблюдали как яркие лучи, выбивавшиеся из яйца, лежавшего перед Порталом, оплетали столбы того, рождая множество молний, бьющих в разные стороны.

— Ага! — Подойдя к картине, Благоволин постучал пальцем по яйцу: — Как и предполагал — зарядка это. Зарядили от звезды, — он указал на потемневший сине-зелёный диск, подтащили к Порталу и запитали.

— Вот только звезде поплохело, — кивнула Дося на просевший по яркости диск светила: — Это же сколько они оттуда выкачали?!

— Дофига, и даже больше, — стоявший уже у следующего полотна Игорь, поманил их к себе: — Сюда идите, тут интересно!

Большую часть стены здесь занимало изображение поставленного на ребро диска галактики. Хорошо узнаваемая спираль родного звёздного скопления была исчерчена блестящими полосками переходов. Соединяя собой как близкие, так и далеко отстоящие друг от друга светила, изображение наглядно показывало транспортный бум, охвативший этот уголок вселенной.

Левее диска стояли двое.

Первый — всё тот же сеятель в светящемся трико, с усталым выражением на постаревшем лице, положив руку на плечо второго, показывал на галактику. Во втором легко узнавался молодой человек, несколько картин назад, карабкавшейся в космос с поверхности планеты. Отвернув лицо от пожилого, он кривил губы в зловещей усмешке, протягивая руку к торчавшему за поясом кинжалу.

— Вырастили на свою голову, — с сожалением посмотрев на старика, вздохнула Дося, переходя дальше, где по диску Галактики расплывались оранжево чёрные шары разрывов.

— Угу, — кивнул ей Благоволин, двигаясь дальше — несмотря на всю красоту изображения, смотреть тут было нечего: — Надавали сынки папашам. По полной надавали.

— А нефиг было расслабляться, — кивнул на следующую фреску Чум: — Вот и результат — загнали в какую-то дыру.

Старик, теперь это точно был глубокий старец, вскидывал руки, пытаясь прикрыть телом оказавшуюся за ним планету. Разорванное трико, утратившее своё сияние, обнажало половину торса, демонстрируя великолепное, хоть и покрытое ранами, тело.

Его противник торжествовал победу, исказив губы в пренебрежительной усмешке. Подняв обе руки вверх, он удерживал над головой толстый сноп молний, готовясь метнуть их в своего противника.

— Борьба Зевса с Титанами, — прокомментировал изображение Маслов: — Правда, по нашей легенде, он их под землю загнал, а тут, похоже вопрос решили закрыть окончательно.


Последняя фреска, после неё шла пустая стена, упиравшаяся в приоткрытую двустворчатую дверь, судя по всему, отражала текущее состояние дел.

Под хмурым небом, перегораживая основательно вытоптанное поле, стояла фаланга воинов в золотистых доспехах. Выставив длинные копья и подняв круглые щиты, воины спокойно ждали атаки. Их противники — разномастная, беснующаяся напротив них толпа, идти в атаку опасались.

Причины их колебаний были тут же. Пространство перед частоколом копий было густо усеяно трупами тех, кто уже попытался пробить стену щитов. Среди павших попадались тела в лориках, в доспехах, напоминавших о рыцарской эпохе Земли и, даже, какие-то, совсем уж техно навороченные, из разломов брони которых торчали разбрасывавшие искры провода.

— Какая экспрессия! — Чум, с видом знатока, указал на возвышавшуюся в центре фаланги фигуру военачальника. Сдвинув глухой шлем на затылок, он показывал на прореху в облаках, сквозь которую пробивались лучи солнца, играя бликами на его шлеме.

— Вы видите надежду во взоре этого воина? — Отступив на шаг, Чум сложил руки на груди, потеребил пальцами нижнюю губу, напустив на лицо самое серьёзное выражение из возможных: — Без сомнений, он, осознавая всю сложность их положения, не теряет надежды. И она есть! Её не может не быть! А его рука? Вы видите то, что вижу я?! Нет! Вы не видите?! Приглядитесь — вздувшиеся вены, напрягшиеся пальцы — я ощущаю, как течёт, как струится по его телу пылающая жаждой схватки кровь! Ещё миг и он, слегка шевельнув перстами, двинет своих сынов в бой! И эта схватка, этот удар, будет решающим! Враг дрогнет — смотрите, он уже дрожит, замерев в страхе перед остриями их копий, дрогнет и…