Добавлю от себя — ознакомившись со всей информацией, я, признаюсь, натурально охренел от размаха своих дел. Да и не только от него. Поначалу, ещё читая новости, я только качал головой, дивясь той грязи, что Тодд задумал вывалить на общественность. Всё же, Святая Церковь, достаточно закрытая организация, а ту такое…

Понимание ко мне пришло чуть позже — когда в новостях проскочила, немедленно исчезнув, новость об отставках ряда священников, бывших в окружении именно тех епископов и кардиналов, которых я, якобы, особенно зло клеймил за прегрешения.

Дело ясное — Тодд, вернее наш скромный отдел, ага, тот самый, что тихо-мирно расследует различные еретические прегрешения, решал свои задачи, не то продвигая своих людей на освободившиеся посты, не то просто сводя счёты по старым долгам.

Впрочем, зная Тодда, тут, скорее всего, решались сразу обе задачи.

Ну да ладно. Бог ему, как говорится, судья.

Мы же вернёмся к нашим баранам, то бишь к Порталу.

Весь путь, повторюсь, прошёл просто идеально.

Так вот. До самой планеты я добрался спокойно. Мимо охранения проскочил — всё же Курьер, да с модифицированными движками — куда там охранению, дремавшему в кабинах своих стандартных лоханок. Ну поорали вслед, постреляли — естественно мимо — ты попади ещё в крохотный кораблик, несущийся прочь во весь опор. Да и сам Портал был рядом, в общем, с этим этапом пути, проблем не возникло.

Сюрпризы начались чуть позже, стоило только Курьеру начать снижение, входя в плотные слои атмосферы.

Глава 2,

в которой мы прибываем на Терру-Два, где с первых же шагов начинаем знакомиться с новым миром

Да, офицер, если так можно сказать, проводивший меня от офиса Тодда к ангару с кораблём, не зря упоминал о сюрпризах.

Всё, именно так, и произошло.

Стоило кораблю пересечь границу в три сотни ка-ме над поверхностью, как нас с Бродягой конкретно тряхнуло, а затем, считанными секундами спустя, лобовое стекло принялось покрываться трещинами. В этот момент мы шли над поверхностью самого крупного материка, двигаясь с запада на восток и память Игоря то и дело подкидывала мне сведения об этой территории, оказавшейся родной для него, а значит и для меня.

Спускаемся до двухсот пятидесяти — к трещинам, готовым почти полностью перекрыть обзор, добавляется плач силового набора — самое поганое, что может услышать ухо пилота.

Всё. Конец.

Ещё немного и балки, составляющие костяк корабля, вскрикнув напоследок, начнут ломаться, разваливая корпус машины на части и выбрасывая неудачливого пилота в пустоту.

Но здесь пустоты нет — а значит атмосфера, стоит только силовому щиту сдохнуть, встанет каменной стеной на пути моей скорлупки, расплющивая её о себя. И да — с весьма печальными последствиями для моей тушки.

Тяну рычаг управления на себя, задирая нос Курьера, и, одновременно сбрасываю тягу в ноль.

— Бродяга! Приборы!

— Сто семьдесят! Сто пятьдесят три! Сто двадцать…

— Что сто двадцать?

— А что приборы?! Высота — сто! Семьдесят! Полста!

— Катапульта!

Секунда и дроид, обхватив меня своими манипуляторами, прижимается ко мне. Ещё миг и кресло, взревев движками, вылетает сквозь отскочившую прочь прозрачную крышку кабины, чтобы немедленно отбросить меня прочь, коротким пинком выразив сожаление о столь коротком знакомстве.

Падаем.

Это не страшно. Падение — та же невесомость, привычная любому пилоту… или лётчику — заставляю думать себя местными терминами.

Верчу головой — впереди не то море, не то океан. Нет, подсказывает память Игоря — океан. Тихий. Так его тут называют. Внизу — длинный, вытянутый с севера на юг, остров. Сахалин — в голове само собой всплывает название.

М-да… Дыра. Самая окраина крупнейшей на этом материке страны.

Эх! Раньше! Раньше надо было прыгать! Что я тут найду?!

— Восемь, — слышится в шлеме голос Бродяги:

— Скоро парашют раскрывать пора.

Ну пора, так пора. Не люблю я это дело — висишь как мишень, разве что подруливать чуть можешь.

Рывок.

Над головой, с шелестом раскрывается ярко оранжевый купол.

Ещё хуже — меня же за версту видно будет?! А у местных — война. Чёрт его знает, что им, обезумившим от убийств, в голову взбредёт?! Шарахнут очередью и привет. Я-то как они, не воскресну, чужой я.

Приземление прошло хорошо — спасибо Бродяге, врубившему все свои движки в метрах от поверхности. Отщёлкиваю ремни и яркое пятно парашюта уносится прочь, увлекаемое свежим ветерком.

Так.

Теперь снять скафандр. Лёгкая оболочка, защищавшая меня весь мой путь, сейчас совершенно неуместна, да и не сможет она спасти меня ни от пули, ни от клыков мутантов. А вот сверить под местным солнышком — вполне.

— Вот и прибыли, — охая и растирая ушибленные места, поднимаюсь на ноги:

— И что дальше? Куда идти? — Оглядываюсь по сторонам.

М-да… Видно… Да ни черта, особо не видно.

Мы на опушке леса. Причём, судя по стволам — соснового. Ну, или чего-то местного, весьма и весьма похожего на сосны — высоченные чешуйчатые стволы, с густыми кронами на верхушках. С другой стороны — луг. Тот самый, чья мягкая, порядком выгоревшая на солнце трава, приняла меня в свои мягкие объятья. Чуть дальше, наискось от нас, бежит небольшая речушка, берега которой кое-где заросли камышом. Да-да, или неким местным аналогом с узкими листьями и коричневыми цилиндриками на концах стеблей. Чёрт его знает, что это — пусть будет камыш.

Что ещё?

Птички поют, солнышко светит — прямо идиллия. Сейчас бы удочку, да туда — к камышам. Разуться, опустить ноги в воду и подрёмывать, глядя на танец поплавка, чуть подёргивая его, что б течением не сносило.

— Как это куда? — Сварливый тон Бродяги вернул меня к реальности:

— Ты что, пока мы падали, не заметил?

— Занят был, — досадливо морщусь, хорошо помню, как беззвучно молился всё время, что мы, так сказать, приземлялись. Ну да, я не шибко верующий, но верно говорят — в падающем самолёте атеистов мало.

— Ах…Простите, — теперь его голос полон язвительности: — Не знал, что орать во всё горло — это важное занятие.

Хм… А я что — орал? Не помню. Горло, правда, саднит, но это, уверен, просто жажда. Хм… А кстати — аварийный запас тут есть? Вроде как положен, для вот таких случаев?

— Ты аварийный запас не видел? — Поворачиваюсь к нему: — Там вода, еда, оружие должно быть. Нам бы сейчас пригодилось.

— Нет его.

— Нет, или не видел? Поищи, нам…

— Я тебе уже сказал — нет его. Я корабль ещё до вылета просканил — не было его.

— Жаль. — Вздыхаю, не скрывая разочарования: — Без оружия чувствую себя просто голым. Палку какую подобрать?

— Зато, пока кое-кто столь эмоционально характеризовал наш спуск, я ориентиры засёк.

— Ориентиры? На что?

— Вон там, — гибкое щупальце указывает куда-то вдоль реки: — Есть мост. Мост на дороге. Дорога ведёт куда-то в лес, там я засёк какие-то руины, это нам не интересно, да и далеко, а вот другим концом — дорога ведёт в обитаемое поселение.

— С чего ты решил, что оно обитаемое? — Говорю это, уже шагая в указанном им направлении: — Или ты людей видел?

— Людей нет — далеко. Но там было что-то навроде силового купола, точно такого, о котором тебе Тодд твой говорил, если ты не напутал.

— Он вовсе не мой, — отмахнувшись от него, забираюсь на пригорок и едва не сваливаюсь назад — вниз. Прямо из-под моих ног, оглушительно визжа, выскакивает крупный серый зверёк с длинным, неприятно розовым хвостом.

Крыса?! Или мышь полёвка-переросток?

— Крыса, она же Rattus Vulgaris, — немедленно информирует меня Бродяга: — Крупная особь. Для своего вида, конечно. Особой опасности не представляет.

Отбежавшая прочь крыса встаёт столбиком и внимательно смотри на меня.

Хм… А никакой это не вульгарис, то бишь простой, обыкновенный. Не горят глазки у простых крыс так. Ну — блестят, да. Но не светятся как парочка прожекторов, пусть и маленьких.

Короткий писк и над травой разом возникает добрый десяток голов.

— Ты там что про опасность говорил? — Подобрав с земли толстую ветку взвешиваю её в руке: — Типа опасности нет? От одной? А от десятка?

— Ходу! За мной! — Бродяга, совавшись с места несётся прямо на крыс, молотя уставившиеся на него головы своими гибкими щупальцами. Ему удаётся проскочить с десяток метров, прежде чем до крысиной армии доходит что что-то не так и они, всей стаей, бросаются за ним, азартно и разноголосо пища.

Это было эффектно!

Бродяга нёсся в ореоле кровавых брызг, размахивая сразу всеми своими щупальцами да так быстро, что те, порой, размазывались, превращаясь в подобие пропеллеров. Но крысам всё это было нипочём. Оглушительно пища, рыча и, как мне показалось, переговариваясь на своём, крысином языке — в писке слышались отдельные слова, если так можно сказать, крысы волнами накатывались на Бродягу со всех сторон.

Сколько их тут было — не скажу. Сотни, наверное, если не тысячи. С моего холма, где я замер, не решаясь рвануть за ИИ, было видно, как вокруг оранжевого пятна его корпуса расплывается серо-чёрное облако, плотно перекрывая собой светлую траву.

Но и стоять было бессмысленно — Бродяга быстро удалялся, вдоль реки и перспектива, что крысы, поняв неуязвимость своего противника, вернутся назад, не в самом добром расположении духа, такая перспектива меня не вдохновляла.