А потому, несколько раз глубоко вдохнув, сбегаю вниз, нацеливаясь левее происходящей бойни. Там, если Бродяга не ошибся, где-то в том направлении, дорога. Вот выскочу на неё — всё легче будет.

Но пробежать я успеваю всего ничего.

Резко кончается дыхалка, появляется боль в боку и я, морщась и кляня себя за сидячий образ жизни, курение и полнейшее пренебрежение спортом, перехожу на быстрый шаг, а ещё пару минут спустя — и вовсе на ходьбу.

Да уж… Вот она, расплата за подобный образ жизни. Не, ну зачем пилоту бегом заниматься — в пустоте не побегаешь, ну а то, что я вот в такой ситуации оказался — кто ж знал то?!

Хм… Как кто?! Тодд, что б его черти, в аду, куда он несомненно попадёт, на разбавленном масле жарили! Вот ему что? Сложно было предупредить? Намекнуть? Так нет — молчал, сволочь в рясе! Ладно, отче, демон тебя раздери, вот вернусь — рассчитаюсь по полной! Даже с запасом. На следующие случаи!

Дыхалка восстанавливается, и я снова перехожу на рысцу, косясь на всё продолжающуюся битву. А он неплох, это я про Бродягу. Взлетел повыше и сейчас, нарезает круги, сбивая в полёте прыгающих на него крысюков.

Фууух…

Дорога.

Вскарабкиваюсь на неё, где и замираю, согнувшись и уперев руки в колени.

Ага… Бродяга, заметив, что я выбрался куда надо, свечкой взмывает вверх, разом оказываясь метрах так в десяти над плотной толпой крыс.

Те, поняв, что добыча ускользнула, провожают его взлёт разочарованным писком, принимаясь рассасываться по окрестностям.

— А хорошая у тебя крысобойка.

Голос, судя по всему принадлежавший молодому мужчине, заставляет меня вздрогнуть.

Кручу головой — никого. Небольшие кусты, просматриваемые насквозь, спокойно колышущаяся на лёгком ветерке трава и никого.

— Оружие бросай, — голос полон спокойствия.

Поднимаю руки — то, что я на прицеле, ясно как этот день.

— Нету.

— Что — совсем?! — К спокойствию добавляется неподдельное удивление.

— Угу, — развожу руками над головой: — Ты это, не стреляй. Новичёк я. Не местный, только приземлился.

— Сел? — Справа от меня, из травы поднимается фигура в светлом, сливающимся с травой, одеянии:

— Ты же стоишь?

— Пилот я, — раздражённо отвечаю ему: — Вспышку вверху, — машу рукой в сторону ползущих облачков: — Грохот слыхал?

— Думал гром, — ствол, прежде нацеленный на меня, судя по всему это что-то охотничье, 12-го калибра, опускается: — Удивился ещё — вроде не должен пойти, а гремит. Дождь. Пойти. Понимаешь?

Закинув ружьё за спину — да, я был прав, это была охотничья вертикалка — двустволка с вертикально расположенными стволами, мужчина быстро выскочил на дорогу.

— Я чё стрелять не стал, — сунул он руку в карман, оставив вторую на ремне оружия: — Смотрю — морда не знакомая, ну и поближе посмотреть решил.

— Так ты — лётчик? Круто! — Вытащив из кармана руку, он сжал кулак, оттопырив большой палец: — Ты руки-то опусти.

— Да, военный я. Испытывал новый… самолёт, — опустив руки принимаюсь массировать затёкшие предплечья: — А после — ничего не понимаю — туман, я тут, а машина разваливается.

— Тебя как зовут?

— Сэм, — чуть поколебавшись, протягиваю руку: — Сэм Люциус. Военный пилот. Позывной — Поп.

— Позывной? Это, типа погоняло? — Он крепко жмёт мою ладонь: — А я Виктор. Виктор Смак. Можно так, а можно так, — добавляет он скороговоркой и тут же смеётся удачной рифме.

— Рад знакомству. А до города далеко? Я про тот, что под куполом. Пока падал — заметил.

— До Солара? Да не, рядом. Погоди… — Морщит он лоб, что-то припоминая: — А ты откуда вылетел?

— Оттуда, — машу рукой в сторону: — С базы нашей. Часа три назад. — Тема опасная и я перехожу в наступление, забрасывая его уже своими вопросами:

— Смак? А что тут вообще такое? Где я? Радио молчит, спутники сдохли — где я?

— Ты про Катастрофу знаешь?

— Про что?

— Значит ты из тех времён, что до неё были, — качает он головой: — Тебе, приятель, свезло. Или нет — это уж как посмотреть.

— Катастрофа? Ты о чём?

— Да я уже всего и не помню. Давно это было. Рвануло сильно, вроде учёные что-то там раскопали. В общем, — странно, но он улыбается: — Весь мир в труху. Народу погибло тогда — жуть. Города и всё такое — в руинах. Ну а мы, — Смак разводит руками: — Сам видишь, крутимся, выживаем. Не до поршлого сейчас — выжить бы. О! А вот и твоя крысобойка, — кивает он в сторону подлетевшего Бродяги: — Не продашь? Пять сотен отдам, знатно крыс рубит.

— Прости, — развожу руками, но нет. Это мой дроид, привык к нему.

— Ну нет, так нет, — повторяет он мой жест: — Надумаешь, или там денег нужно будет — первым делом ко мне зайди.

— Лады, — киваю ему: — Так что? Я до Солара двину. Это туда? — Показываю на дорогу, убегающую за высокий холм справа.

— Да я провожу, — Смак снова расплывается в улыбке: — Ты чё! Не, я с тобой пойду. Событие же — человек из прошлого объявился! Вот только погоди, — скинув с плеч небольшой рюкзачок, я его прежде и не заметил, он вытаскивает из него пластиковый пакет. Такие ещё одноразовыми называют.

— Сначала — дело, пошли, — протянув мне пакет, Смак, закинув за спину рюкзак, быстро начинает трусить к месту эпической битвы Бродяги с крысами.

Деваться некуда — следую за ним.

С трудом сдерживаю тошноту, подойдя к обильно залитому кровью и заваленному трупами, пятачку вытоптанной травы. Да уж… Бродяга порезвился здесь от души — трупики крыс лежат в несколько слоёв и над ними уже начинают жужжать отливающие металлом насекомые.

Мухи? Ну, пусть будут мухи.

Меня мутит, а Смаку ничего. Присев на корточки, он копается в трупиках, переворачивая их небольшим ножом.

— Ага…, — довольно крякнув, Смак, прямо за хвост, вытаскивает относительно целую тушку — у этого крысюка напрочь снесена голова, оставив всё остальное без повреждений.

Быстрый взмах ножа и вниз, прямо на кровавое месиво, валятся потроха.

— Держи, — протягивает он мне выпотрошенную тушку: — Бери-бери. Дяде Боре продашь, он из них такой шашлык делает…ммм…, — закатывает он глаза, но, видя моё непонимание, продолжает: — Ты чего? Бери. В пакет суй. Я ж сказал — Борис, наш бармен и лучший повар Солара, тебе двадцать пять монет отвалит. А Рафику не сдавай. Рафик жадный. Десять, ну, может пятнадцать даст.

— Эээ… — Осторожно приняв тушку, засовываю её в пакет, стараясь не запачкаться: — Да у меня деньги есть, Смак. В банке. Ну, да, спасибо за заботу, но…

— Деньги у тебя там, — выпотрошив следующую, он тычет вверх окровавленным остриём: — Были. Здесь, — лезвие указывает на заваленную трупами землю: — Нет. Я ж тебе говорю — весь мир в труху, где теперь те банки.

— Это как?! — Укладываю тушку в пакет: — И как мне быть тогда?

— Как и всем, — кивает в ответ Смак: — Выживать и зарабатывать. Ты слушай, — очередная тушка отправляется к предыдущим: — У нас своя валюта. Монеты, жетоны, бабло — называй как хочешь. Ща, ещё парочку и пойдём, — отвернувшись, он снова принимается копаться в крысах, оставив меня переваривать услышанное.

Ну, Тодд… Ну, удружил, ничего не скажешь. Вот об этом — о том, что я тут нищий, он что, упомянуть не мог? Блин. Хоть бы золота с собой взял. Чёрт!

Ан нет. Всё Тодд, сука, верно просчитал. Я ж лётчик — ну какое у меня золото, если я в испытательном полёте был?!

М-да… Вот действительно — нагими приходим мы в этот мир, нагими из него и уходим.

Купол показался сразу, стоило нам только обойти тот высоченный холм.

Причём, должен заметить, показался он странно, по-другому и не скажешь.

Сначала я увидел высокий забор, частью собранный из типовых бетонных плит, тех, из которых перекрытия жилых домов делают, а часть из пластин основательно ржавого металла, прибитых к деревянным столбам.

И, замечу, никакого купола.

Я уже хотел возмутиться — мол, куда завёл-то, и даже начал поворачиваться к Смаку, как воздух над забором, вдруг словно сгустился, налился голубизной, и она, я про голубизну, побежала вверх и в вглубь… Не знаю, как это описать, но, ещё несколько секунд, и — хоп!

Всё то, что прежде было пустотой, то есть обычным воздухом, вдруг покрылось синеватыми прожилками, которые, переплетаясь между собой и сплели полусферу, которую, назвать иначе чем Купол, было решительно невозможно.

— Ааа… — Засмеявшийся Смак, дружески ткнул меня локтем в бок: — Увидел? Охренел? Вот теперь верю, что ты у нас прежде не был. Все новички охреневают. Первый раз всегда так.

— Ого, — кивнув, показываю на Купол: — А он всегда так? Ну, не сразу появляется?

— Не, я вот, его всегда вижу. А не вижу — всё одно чувствую. Это всё потому, что давно здесь. Пропитался гадостью той, ну, что тут везде есть.

— А я?

— А ты ещё нет. Вот годик-другой по лесам, да прочему побродишь, и вот тогда, — оборвав себя, он шагнул на середину дороги, принявшись размахивать руками: — Сюда иди, — Смак подманил меня к себе: — Здесь стой.

— Охрана? — Замираю на месте, делая себе зарубку в памяти — какие, нафиг, два года? Ну, или год? Тодд же говорил, что вся эта свистопляска вот только началась? И те изменения… За пару лет они ой как далеко зайдут. Нет, нету и меня пары лет. Нет и точка!