— Не я, — подойдя к нему чуть наклоняюсь, нависая над ним: — Ка-Пе-Ка. И пояс. С аптечкой и прочим.

Несколько секунд Лексеич смотрит на меня так, будто я заговорил на латыни, но затем, не скрывая удивления, встаёт:

— А у тебя, что — нет?

— Откуда, я же только что…

— Вот чёрт! — Выйдя из-за стола, он подходит к шкафчику, где, распахнув створки. принимается копаться в содержимом, скрытом от моих глаз его спиной.

— Держи, — развернувшись ко мне он протягивает приборчик с экраном и ремнями и пояс — узкую полосу пластика, практически вся поверхность которого покрыта различными креплениями и разъёмами.

Ремень я перекидываю через плечо, а вот КПК принимаюсь вертеть в руках, стараясь рассмотреть в деталях. В прочем, смотреть тут особо не на что. Тонкая пластина светлого металла с проушинами под ремни. Сверху — тонкая пластина тёмного пластика, экран, как я понимаю. Снизу, там, где КПК соприкасается с кожей, всё заклеено толстой бумагой, прощупывая которую ощущаю поперечные выступы, словно там размещены тонкие брусочки.

— Чего смотришь? — Отобрав у меня КПК, Михалыч отдирает бумагу, и я вижу именно то, что ощущали мои пальцы — небольшие прямоугольные выступы из светло синего металла.

— Прикладывай к руке, — держа устройство за ремень он протягивает его мне: — Крепи и жди — сейчас проснётся.

Делаю, как он велел, ощущая, как холод от прикосновения начинает меняться, превращаясь в серию уколов. Поначалу они едва заметны, так, мурашки, не более, но проходит несколько секунд и безобидное покалывание сменяется сначала лёгкой, а затем и весьма неприятной резью, расплывающейся вокруг закреплённого ремнями КПК.

— Терпи, — видя мою гримасу Михалыч кладёт руку мне на плечо: — Не смертельно, все через это проходили. Терпи.

Деваться некуда — терплю, стараясь не замахать рукой, раздираемой болью. А она растёт — уже не просто резь, сейчас мне кажется, что устройство, накрепко прижатое ремнями к руке, просто пожирает мою плоть, жадно чавкая и обгладывая кости.

Всё!

Не могу больше! Снять! Снять немедленно, снять, прежде чем эта дрянь, окончательно не отгрызла…

Боль исчезает сразу вся, оставляя нервную дрожь как память о произошедшем.

— Вот теперь он твой, — Михалыч, убрав руку с моего плеча, подмигивает, кивая на экран.

Пошевелив пальцами — нет, эта дрянь не перегрызла мне руку — пальцы исправно шевелятся, хоть и дрожат, пошевелив пальцами, перевожу взгляд на слабо светящийся экран.

Хм.

А он пуст.

Просто светится, и не более того.

— Так, — Михалыч, уже вернувшийся на своё место, копается в столе: — Так… Ага… Базовые рецепты для костра, ага… Горное дело — основы… Есть, карты… Карты… Ведь были же у меня карты… Ааа… — Чуть подавшись вперёд он наваливается грудью на стол, глубоко запуская руку в ящик: — Есть! Держи!

На столе, выстроившись короткой шеренгой, лежат три маленьких, с ноготь мизинца, брусочка. Все три — светятся, слабо, но различимо. Оранжевый, серебристый и бледно-зелёный.

И что мне с ними делать?

— Приложи к экрану, — видя моё замешательство он приходит на помощь: — По одному. Пока не погаснут.

Беру первый, налитый апельсиновым свечением и прикладываю. Стоит только брусочку коснуться экрана, как свет, наполняющий его, принимается перетекать на экран, расходясь ярким пятном по тёмной поверхности. Всё это занимает секунд пять, а когда брусочек гаснет, то весь экран светится приятным глазу оранжевым свечением.

Но — недолго. Не успеваю я удивиться, как он гаснет, но взамен, как память о произошедшем, в его центре появляется яркая строка оранжевого цвета: «Костёр. Полевая кухня и пр.». Хочу коснуться, интересно же — что там, но окрик Михалыча не даёт исполнить задуманное: — Бери остальные. Грузи и иди. Дел, — он хмурится: — И без тебя много.

Кивнув, и не забыв прихватить со стола блоки памяти, выкатываюсь на улицу. Серебристый, залив свои данные в КПК, одаривает меня надписью, что рядом никаких месторождений нет, а вот бледно зелёный, стоит его содержимому оказаться в памяти устройства, немедленно превращает экранчик во вполне читаемую карту, на которой обнаруживаю себя по её центру.

Ага…

Верчусь на месте, осваиваясь… Так… Вон, прямо впереди, магаз Рафика. Вижу его и на карте — прямоугольное здание, с надписью «магаз» по крыше. Сзади, в брусе трёхэтажки за моей спиной, появляются две точки, обозначенные соответственно «админ» и «бар».

Что ж — ясно. Карта, как карта, разберусь, по ходу дела.

Предыдущие две надписи — про костёр и месторождения, стоило только карте занять всё пространство экрана, исчезли, но не бесследно. Свернувшись в кружочки, каждый своего цвета, они переместились на верх экрана, где и замерли, ожидая моего прикосновения.

Ладно. Будет время и с ними разберусь.

Сейчас же есть дела и поважнее. Опоясавшись обновой, замок пояса был самым простым, направляюсь к магазу, где меня уже ждёт Бродяга, чей яркий корпус хорошо заметен на фоне тёмной, облупленной стены.

Глава 3,

в которой мы пытаемся больше узнать об окружающем нас мире и остаться в живых

Мои опасения, те, что его умыкнут, к счастью, оказались беспочвенными. Проходившие мимо люди если и косились на непривычный, для этих мест, механизм, то ограничивали свой интерес взглядами, не желая тратить время на остановку и более глубокое ознакомление.

Ну и к лучшему. Для нас и Бродягой.

— Успешно? — Спрашиваю больше для проформы — в каждом его щупальце зажать по крысиной тушке.

— Семь штук, — чуть повернувшись он демонстрирует мне ещё один трофей, висящий на крючке в борту: — Больше не утащить.

— Неплохо, — кивнув, направляюсь к бару: — Пошли — сдадим трофеи и думать будем.

Нашу добычу Борис принял без вопросов, запнувшись лишь на моменте оплаты. Поначалу, он, как и в прошлый раз, принялся звенеть монетами, отсчитывая оплату, но затем, присмотревшись ко мне, прекратил это дело и начал что-то набирать на экранчике своего КПК.

— Ты же не против безнала? — Протянул он ко мне руку, держа экран так, чтобы мне были видны цифры.

Сто семьдесят пять.

Ага.

Всё верно, сумма, то есть. Ну а дальше что?

— Ааа… Только подключил, — догадался бармен, видя мою растерянность: — Просто свой, к моему поднеси, и оплата пройдёт.

Подношу, мой КПК вздрагивает, чуть кольнув руку и на экране, уже моём, появляется та самая сумма — 175.

— Здорово, — киваю Борису, не сдерживая улыбки: — И так теперь за всё платить можно?

— Да. Если хочешь — наличку, ту, что есть, приму. Мне монеты нужны — есть у нас некоторые, не признающие безнал.

Цифры, тем временем, меняются, высвечивая актуальный баланс — двести сорок монет, что, по моему мнению, весьма недурно для первого дня пребывания в новом мире.

— К врачу сходи, — теряя ко мне интерес, бармен кивает на выход, не утруждая себя более сложным способом выпроваживания бедного посетителя: — Он чип первой помощи даст, — маскирует он заботой желание побыстрее от меня отделаться: — Тебе лишним не будет.

Кабинет врача, дверь которого была отмечена небольшим красным крестом, я заприметил ещё в первый раз, но тогда идти к Семён Петровичу было не с чем, да и денег не было, не то, что сейчас.

Осторожно постучав и услышав в ответ неразборчивое бормотание, толкаю дверь, оказываясь в подобии медицинского кабинета.

Почему в подобии?

Да потому, что внутри самая обычная квартира, где на покрытом линолеумом полу стоят пара шкафов медицинского вида, стоматологическое кресло, койка с панцирной сеткой, проглядываемой сквозь сдвинутый в сторону матрац и стол с микроскопом, за которым сидит сам эскулап, разглядывающий меня с нескрываемым воодушевлением.

— Здравствуйте, Семён Петрович, — заходить внутрь мне совсем не хочется — сказывается моя нелюбовь к врачам в общем, а дантистам в особенности. Не поймите неправильно — я не спорю, что врачи делают очень нужное дело, но вот что до меня, то уж простите, но я как ни будь сам. Ну, полечусь.

— И тебе здравствовать желаю. Чего встал, заходи, — приподнявшись со своего места, он хлопает ладонью по спинке пластикового стула, стоящего рядом со столом и бывшего родным братом мебели, виденной мной в баре.

— На что жалуемся? — Стоит мне усесться, как док, поправив халат, достаёт из недр стола стетоскоп, вешая его себе на шею.

— Ты же новенький, да? Пилот-испытатель? Всё верно? Я ничего не упустил?

— Всё так, — киваю и видя, что он берётся за стетоскоп, готовясь вставить концы в уши, поспешно добавляю: — У меня всё в порядке. Ничего не болит.

— Точно? Может зубы? Давай, проверю.

— Нет-нет, спасибо, — с трудом сдерживаюсь, чтобы не соскочить со стула: — Я тут по другому делу. Мне бы вот, — подняв руку оттягиваю рукав, демонстрируя КПК: — Программ бы.

— Точно ничего не болит?

— Абсолютно! Спасибо! Здоров!

— Жаль, — вздыхает он: — Я же так совсем всё забуду. Никакой практики. Купол, — он кивает на окно: — Всё лечит. Медленно, но верно. Ну и аптечки тоже, — ещё раз вздохнув, Семён Петрович принимается копаться в столе, чтобы десяток секунд спустя выложить передо мной несколько уже знакомых брусочков красного цвета с косыми белыми полосами различной толщины.