Александр Шапочкин, Алексей Широков

Глава клана

Пролог

Похожий на огромный утюг паровой вездеезд, громко запыхтев, выкинул из всех своих пяти труб густое облако пара, взрывая колёсами и носом снег, выкатил из низины на вершину небольшого холма. Пусть это и было необычно, но на машине не имелось опознавательных знаков, обозначающих принадлежность к какому-либо Полису. Серый корпус был частично затянут крупноячеистой сеткой, обшитой белыми кусками ткани, среди которых особо выделялись редкие чёрные лоскуты, а медные и латунные детали были покрыты каким-то специальным тёмным лаком, отчего совершенно не блестели под лучами перевалившего за полдень светила.

Ухнув, машина остановилась. Лязгнул, открываясь, запор верхнего люка, крышка откинулась, а на небольшую, расположенную на носу вездеезда смотровую площадку выбрались два человека. Они были довольно похожи и лицами, и подбитыми мехом плащами, так что, если бы не очевидная разница в возрасте, их легко можно бы было принять за братьев. Впрочем, на самом деле мужчины не были даже близкими родственниками, а по поведению старшего становилось понятно, что именно он находится в подчинении у своего спутника, а вовсе не наоборот.

— Петрович, ты уверен, что нам нужен именно этот посад? — задумчиво спросил молодой, рассматривая в бинокль далёкое поселение, обнесённое средней паршивости частоколом. — Знаешь, я уже начинаю жалеть, что взялся за это дело… Оно вообще того стоит?

— Не могу знать, Михал Иванович, — устало ответил его компаньон, поправляя ушанку. — По последней информации, она вроде бы здесь. Впрочем, новости из Подпёсинска устарели как минимум на две недели, и гарантировать что-либо трудно.

— Вот же не сидится бабе на месте, — поморщившись, пробормотал первый, продолжая внимательно осматривать окрестности. — Ещё буран этот проклятый. Три дня из-за него без толку убили. О! А вон в той рощице походу живёт кто-то нехороший! Вон там, почти рядом с посадом…

Старший недоверчиво хмыкнул и, приняв из рук собеседника бинокль, сам принялся рассматривать небольшой лиственный лесок, расположившийся к югу от интересующего мужчин посада. В общем-то, не было ничего странного в том, что, только взглянув на опушку, его спутник смог определить наличие скрывающихся в чаще чудовищ. В мощную оптику легко можно было различить как многочисленные поваленные, измочаленные могучими челюстями стволы, так и содранную огромными когтями кору на крупных деревьях.

К тому же, как по заказу, над, казалось, спящими, покрытыми снегом полями и многочисленными рощами, словно разбросанными неким великаном до самого горизонта, разнёсся душераздирающий рёв. Протяжный, скрипучий, как будто сам по себе обладающий эхом.

— Михайл Иванович, да тут повсюду заражение пятой или шестой степени! Тварей немеряно! — хмыкнул старший, рассматривая в этот момент что-то заинтересовавшее его в другой стороне от поселения. — Вон как драпанули болезные. Пущевики побежали! А там, на опушке, Анука стоит. Опасность для себя высматривает.

— Анука — это нехорошо… — пробормотал молодой, задумчиво почёсывая светлую щетину на подбородке. — Но хоть и монстры, а понять их можно. Голосистая тварюшка явно немаленького размера, да к тому же чем-то очень расстроенная. Только вот по вокальным данным я её что-то никак не признаю.

— Может быть, воронов мишка? — предположил Петрович. — Вроде похоже, да и привычны они территорию когтями метить.

— Ну, если и мишка, то очень большой, — покачал головой его спутник. — Ладно… я пошёл!

— Погоди, Михаил Иванович! — схватил старший за локоть молодого, уже хотевшего перепрыгнуть через ограждения смотровой площадки. — Может, всё же паровик к воротам подгоним? Опасно ведь!

— Опасно не опасно, а дело само по себе не сделается, — отмахнулся мужчина. — Побереги технику, Петрович, нам ещё домой возвращаться. Да и устал я уже от этой консервной банки. Лучше так косточки немного разомну.

— Как бы тварь эта сама их вам не размяла, — пробурчал спутник, отпуская тем не менее его руку.

— Да не боись, Петрович, — усмехнулся Михаил. — Защитный купол посада близко. Даже отсюда чувствуется, что он довольно-таки сильный. Чародей я или нет — уж быстро бегать в любом случае умею. Всё, давай. Либо скажи Люде, чтобы вездеезд здесь держала, либо отгоните его вниз, под холм, чтобы тварей лишний раз не нервировать.

С этими словами мужчина перепрыгнул через перила и, ловко проскользив по бронированному носу паровика, зашагал прямо по насту, ни на сантиметр не проваливаясь в глубокие сугробы. Мягкое серебристое свечение живицы под его сапогами было практически незаметно на фоне белой корки тонкого льда, и казалось, будто он, словно призрак, парит над заснеженной равниной. Только почти неразличимые следы, остающиеся за его спиной, говорили о том, что это всё-таки человек из плоти и крови.

Минут через пятнадцать неспешной ходьбы Михаил достиг границы невидимого охранного купола и, ещё больше замедлившись, прошёл сквозь него, охваченный на мгновение золотистым сиянием. Это было своего рода правило хорошего тона в этой дикой местности, позволить таким образом жрецу Древа полностью прочувствовать незваного гостя, вторгшегося на охраняемую им территорию, показывая, что ты пришёл в поселение с миром. В противном случае он и панику мог бы поднять в посаде, решив, что на них кто-то нападает.

Очень скоро мужчина оказался перед закрытыми воротами и остановился, задрав голову верх и глядя на двух охранников, наблюдавших за ним с подмостков, проложенных по верху частокола.

— Доб-здраве, добрые люди, — поприветствовал он хмурых посадчан, крепко сжимавших в мозолистых руках длинные копья с коваными наконечниками, имевшими под остриём металлическую рогульку.

Ещё несколько человек, вооружённых луками и тяжёлыми пехотными стреломётами древней конструкции, прятались за многослойными плетёными городинами, периодически выглядывая из вырезанных в них окошечек-бойниц. Впрочем, в Михаила никто не целился, а потому чародей предпочёл просто не обращать на этих наблюдателей внимания.

— И тебе здрав будь, коли не шутишь, — не очень дружелюбно ответил один из охранников. — Что тебе надобно, чародей?

Собственно, не очень радушное приветствие было скорее всего вызвано дымящим на дальнем холме огромным паровиком, явно нервирующим расположившихся на стене стражей. Пусть путник и пришёл к ним в одиночку, но и дураку было понятно, что приехал он сюда в компании. Так что привыкшие ожидать от жизни худшего мужики вполне могли предположить, что в то время, как чародей отвлекает их внимание, его спутники проникают в посад, претворяя в жизнь какие-то тёмные замыслы.

— Я ищу одну женщину, чародейку, — честно ответил Михаил, не видя особой причины скрывать. — Где-то две недели назад она покинула Подпёсинск и, по словам местных жителей, собиралась направиться к вам в Ясные травы. Мне срочно нужно с ней поговорить, и после этого я сразу уйду.

— Есть здесь такая, — переговорив с товарищами, ответил стражник. — Бают, страшная, что смертный грех, с мордой исполосованной и повязкой на правом глазу…

— Да, это она, — кивнул мужчина, но охранник ещё не закончил.

— Пришла дней десять назад. За работу взялась, верлиоку, что в соседней роще обосновался, извести, — продолжил стражник. — Деньги взяла и с тех пор из таверны не вылезала. Всё брагу глушит!

Михаил только горестно покачал головой. Сам он с Марфой Александровной никогда не встречался, однако в клане об этой женщине ходили очень разные слухи. В большинстве своём не очень лестно характеризующие чародейку. И ещё меньше понятно было, что, собственно, подвигло Старейшин возложить именно на неё ту задачу, о которой ему было поручено сообщить грозной воительнице. Ведь совершенно неподходящий же человек.

Десять лет назад эта женщина, можно сказать, покинула клан и с тех пор бессистемно бродила по посадам, нигде особо не задерживаясь. Собственно, не ликвидировали её ещё как отступницу только по той причине, что та исправно и, не бунтуя, выполняла любые поручения Совета. Вот только чтобы доставить их кому-то приходилось изрядно попотеть, ища «Неуловимую Марфу». И вот в этот раз честь побыть этаким мальчиком на побегушках выпала именно ему, далеко не последнему в своей ветви человеку, у которого и так своих забот полон рот, а он был вынужден бросить всё и уже полтора месяца мотаться по долам и весям, разыскивая эту склочную бабу.

Особую пикантность всему этому делу придавало то, что у Марфы имелось любимое занятие: бесить посадских простецов, доводя старост буквально до белого каления, а местных баб и старух до исступлённого визга. Обычно приходя в новое поселение, чародейка бралась за какую-нибудь работу, связанную с уничтожением монстров, сразу же требуя полную цену. Вот только, если довольный глава деревни думал, что она сразу же с мечом наизготовку помчится выполнять заказ, он сильно ошибался.

Вместо этого Марфа демонстративно проводила дни, глуша выпивку по кабакам и крутя бесчисленные интриги с молодыми юношами и красивыми мужиками, не обращая никакого внимания на то, женат попавшийся ей тип или свободен. Несмотря на то, что чародейке было уже под пятьдесят, некогда красивое лицо её было изуродовано страшными шрамами, а правый глаз она потеряла в бою с аватаром стихии металла, в котором погибли оба её уже взрослых сына, она странным образом имела удивительную притягательность для мужчин и пользовалась этим без зазрения совести.