— Оливкового цвета?
— Оливки зеленые!
— Я масло имею в виду.
— Может быть. Короче, такого теплого цвета, а глаза темно-синие и волосы светлые. Они обычно очень стройные, и кожа обычно обалденная. У меня подруга такая.
— Самое смешное, что у меня с ней тоже кое-что было. Лиля ее звали.
— Как это? Изменил своей девочке?
— Случайно получилось. Играли в бутылочку, я хотел, чтобы с Таней вышло поцеловаться, а выпало на нее, на Лилю. А она говорит: «Я согласна, но при всех стесняюсь» — и увела в другую комнату, а там за штору, спрятались мы там, и она меня начала целовать. Очень умело, искусно, я обомлел.
— Языком работала?
— Вы так умудряетесь сказать, что вся романтика вянет.
— Кто — вы?
— Вы все. Поколение ваше. Речь бедная, убогая, ничего не знаете, ничего не читаете! У вас даже кумиров нет, эти ваши рэперы или хипхоперы, вы даже их не знаете, для вас все без лиц и без имен!
— Я за всех не отвечаю, а я и кино смотрю, и читаю, и не такая дура, как тебе хочется!
— Да? Какое кино последнее смотрела?
— Это… Ну, там умирает один, его отравили, думают на служанку, что она лекарство перепутала, а отравил внук или племянник.
— Кто режиссер? Кто актеры?
— Забыла! И какая разница, главное — кино понравилось, всем спасибо!
— Кому? Я в твоем возрасте знал сотни имен современных писателей, актеров, режиссеров, музыкантов, а ты кого знаешь, назови хотя бы одного!
— У меня память на имена плохая!
— У всех у вас она плохая! Для вас авторитетов нет, вместо этого в голове братская могила какая-то!
— Чего ты пристал? Вот я вижу кино или картину в музее…
— Была в музее? В каком?
— Не цепляйся! Я в Сети в любой музей попасть могу!
— В Сети!
— Отстань! Я что-то вижу или слышу — музыку какую-то или читаю что-то, мне нравится, а если я узна́ю, кто это сделал, — что изменится?
— То! Человек — часть творения, которое он создает! Если ты узнаешь что-то о нем, то и понимание творения станет глубже!
— Да хрень это все! Наедет на тебя машина — какая разница, кто там за рулем?
— Нелепое сравнение! Дикое!
— Ну да, мы дикие, конечно! А кто нас вырастил такими? Мать моя, пока была здоровая, занималась своими делами, я ее не интересовала совсем!
— Она деньги зарабатывала! Для тебя!
— Да я сама зарабатывала с пятнадцати лет! А вы нам что дали? Я в смысле про смысл жизни?!
— Ты это вот серьезно спрашиваешь? Смысл жизни тебя интересует?
— Представь себе!
— И мы, значит, должны вам его дать?
— А кто? Ты сам писатель, ты какой смысл проповедываешь?
— Проповедуешь, во-первых, а не проповедываешь.
— Да отъебись ты с поправками своими! Достал хуже Путина!
— При чем тут Путин?
— Он при всем! Тоже умней всех себя считает, а если посмотреть, такой же мудак, как старик тот, который нас проливал! Уперся, блядь, рогом в свою власть, ему говорят, меняй трубы, а он — идите на хуй, мне и так хорошо! Ему-то ясно, что хорошо, над ним не капает!
— Каплет!
— Да ну тебя на…
— Прекрати ругаться! И я тебе не приятель, чтобы так со мной говорить!
— Извините, Михаил Федорович, простите, больше, блядь, не буду! Ты не сворачивай, отвечай: какой вы нам смысл дали? Бабло, блядь, зарабатывать? Коррупцию воровать? Захлопнись, не поправляй, это я для юмора, у одного стендапера слышала. Что еще? Машины дорогие покупать, особняки строить? Старых жен на молодых менять? Это у вас смысл?
— Да ты, я посмотрю, готовая блогерша у нас! Моралистка! А мораль-то в чем? Не то дали? Самим взять в падлу вам? В школе что делала? Вам, кстати, каждый день давали там! И Пушкина, и Гоголя, и…
— Да обосрался мне твой Пушкин! Я памятник, блядь, себе воздвиг нерукотворный! И чего? Ну памятник, дальше? Ему легко было, он этого говна не видел, где мы живем! Вот пожил бы без денег, без работы…
— Он в долгах весь был! Без денег абсолютно!
— Да? Тогда чему у него учиться?
— Ну ты и дура! Смешала зеленое с квадратным и довольна! Пушкин не про деньги, а про то, как душой работать! И головой!
— Вот я и научилась! Не хуже тебя! И если я кого из современных не знаю, то там и знать некого! В кино одни дебилы, в сериалах — тем более, а в книгах порнография у вас!
— У кого?! Имя! Название!
— Буду я запоминать всякое фуфло!
— Нет, девочка моя, там не все фуфло, но ты признать не хочешь, что вам так удобно! Жить в безымянном мире! Все одинаковые, все равные, что Лев Толстой, что какой-нибудь блогер — всё едино.
— Какой блогер? Имя!
— Не подлавливай! Все они на одно лицо!
— Ну и не надо тогда обвинять в том, чего сам не знаешь!
— Я знаю то, что обязан знать любой культурный человек!
— А я некультурная, нечего тогда говорить со мной!
— Да уже жалею, что начал! Что бесит — не просто пустота, агрессивная пустота!
Так они переругивались, все более бессвязно, а потом Юна предложила:
— Хорошо, докажи!
— Что?
— Что то, что ты говоришь, что оно хорошее, — действительно хорошее! Любимое кино покажи мне, и тогда посмотрим, кто прав!
— Покажу, но ты, скорее всего, видела. Его все видели.
— Название?
— «День сурка».
— Что-то слышала, но не помню. Давай смотреть.
Грошев принес ноутбук, но сидеть за столом и смотреть было неудобно, переместились в спальню-гостиную, устроились полулежа, поперек дивана-кровати, поставив ноутбук в середку меж собой.
Грошев знал этот фильм почти наизусть и вряд ли пересматривал бы, но присутствие Юны, впервые видевшей эту парадоксальную, смешную и лиричную историю,
Ночь вторая
оживляло интерес к ней; Грошев поглядывал на Юну, которая сначала смотрела снисходительно и словно по принуждению, но увлеклась, все чаще улыбалась. Ей нравилось, Грошев был рад.
Фильм закончился.
— Вот, — сказал Грошев с удовлетворением учителя, показавшего ученикам, как решается задачка. И даже математическое выражение добавил: — Что и требовалось доказать!
— А что доказать?
— Только не говори, что тебе было неинтересно!
— Нет, нормальная комедюшка такая. Воспитательная.
— Чего? — удивился Грошев. — Ну-ка объясни, только без мата, надоело. Воспитательная комедюшка?
— Конечно. У мужика началась интересная жизнь, всякие приключения, а кончилось чем?
— Реальной любовью. С хорошей женщиной.
— Да она сожрет его через неделю! Такая вся правильная, за мир пьет, стишки любит, все у нее как положено, носки вместе, тапки врозь, она ему такой распорядок устроит, будет по ниточке ходить, а через год от нее с собой покончит без всяких дней сурков! Я таких полно встречала: это надо так, это так, а если что не так, то все, ты для них не человек! А когда дети появятся, совсем пипец. Это не мат, а синоним.
— Какое слово знаем!
— Я знаю больше, чем ты забыл! Такие тетки мужиков сразу задвигают куда подальше, начинают деток мучить. Нет, правда, мораль тут какая? Найди нормальную жену, сиди и не рыпайся! Люби то, что есть! У американцев все про это: сиди и не рыпайся.
— Неправда. У них, наоборот, то и дело бунт против правил.
— Это в кино. Пусть в кино бунтуют, а ты смотри и радуйся. И тоже как будто побунтовал.
Не очень приятно было признавать Грошеву, но он понимал, что эта девчонка во многом права. Она своим девственным умишком увидела в его любимом фильме то, чего он не замечал. Да, все пришло к любви, но — к кому любовь? Ведь и правда, героиня, если вглядеться, — пошлая посредственность, ограниченная раз и навсегда устоявшимися вкусами. За мир пьет — в самом деле, это же пародия на глупеньких победительниц конкурсов красоты, у которых в набор обязательных фраз входит «Пусть будет мир во всем мире!». Герой был недоволен своей жизнью, работой, но чего-то хотел, а теперь осядет в этом городишке, купит домик, жена установит строгие правила семейного распорядка, да и он сам-то не подарок, если до сорока лет не женился и не нашел подруги, наверняка в быту тот еще крокодил и зануда. Права Юна, они друг другу такой день сурка создадут, что будет страшней фантастического.
— Знаешь, — сказал он, — а у меня ведь тоже есть сценарий фильма. Давно написал — сам для себя, для своего удовольствия. Хочешь, почитаю?
— Не сейчас. Если не ляжем спать, то опять напьемся. Я почти уже.
— Я тоже.
— Тогда спокойной ночи?
— Спокойной ночи.
