Да, к Злотникову придется толкнуться. Тот кое-чем Грошеву обязан, кое-что Грошев знает о нем, чего не знают другие, — тоже, как говорится, фактор. Короче, Злотников должен помочь.

И Грошев написал: «Сергей Ильич, попал в неприятную ситуацию, страшно неловко, не одолжите на пару месяцев… — тут он написал “10”, подержал палец в воздухе и тюкнул еще раз по нолику, — 100 тыщ?» «Тыщ», а не «тысяч», это правильно, это добавляет немного юморца в просьбу. Дескать, деньги для вас и для меня не такие уж большие, нефиг их тысячами величать.

Подумав, все стер. Нельзя так прямо и в лоб. Надо не буквами излагать просьбу, а словами. Устно.

Он написал: «Сергей Ильич, могу позвонить?»

Через пару минут тенькнуло:

«Вечером после 21».

«Спасибо!»

Коротая день, Грошев рассказал Юне о своей работе со Злотниковым, о поездках, о занятных случаях, но ей было не очень интересно.

Грошев предложил прогуляться.

— Как это? Нельзя же.

— А мы будто до магазина. А сами — в парк.

По пустой, безлюдной и почти безмашинной улице Грошев и Юна направились к лесу. Перешли дорогу, сзади послышался сигнал. Грошев оглянулся. Из остановившейся белой машины с голубой полосой вышли двое полицейских, один постарше, другой помоложе.

— Куда направляемся? — спросил старший.

— Здравствуйте, — наставительно сказала Юна.

— Здравствуйте, — не чинясь, исправился старший. — Так куда?

— В парк, — ответил Грошев.

— А что домашний режим объявлен, не знаете?

— Это когда? — удивилась Юна. — У нас телевизора нет, мы ничего не слышали.

— Да ладно, в интернете тоже сообщают все время, не могли не знать, — не поверил молодой. — Сам президент попросил.

— Просьба — не приказ, — сказал Грошев.

Старшему его слова не понравились.

— Если президент просит, значит, приказ. А если даже и не приказ, он на вашу сознательность надеется. И я вас тоже добром прошу: не надо прогулок пока, другие увидят, — старший кивнул в сторону домов, — тоже захотят, цепная реакция начнется.

Полицейские были обычные служаки, Грошеву не хотелось вступать в ненужный конфликт. Он сказал:

— Ладно, убедили. Вернемся.

— С какого перепуга? — уперлась Юна. — У нас комендантский час, что ли, ввели? Ввели или нет? Я спросила!

Младший сделал шаг к Юне. Похоже, он был настроен скрасить рабочее время работой.

— Вас задержать? Задержим!

— Основания?! — потребовала Юна.

— Ютубов насмотрелась? — спросил младший.

— Мое дело, чего я насмотрелась!

— Все чужие законы изучили, а своих выполнять не хотят! — обвинил младший.

— Какие законы? Статья, номер?

Они продолжали препираться, а старший полицейский и Грошев были в роли наблюдателей. И оба видели, что девушке и молодому человеку принцип не так уж важен, тут, как ни странно, легкий флирт под видом конфликта, а может, что-то вроде тренинга — друг на друге испытывают полемические приемы, которые пригодятся в более серьезных ситуациях. Грошев увидел легкую усмешку на лице полицейского и обнаружил, что сам тоже посмеивается, они с полицейским переглянулись, и полицейский сказал:

— Ладно, рискуйте, если хотите, но учтите, нас предупредили об ужесточении. Завтра можем и арестовать. Поехали! — позвал он молодого.

Тот, как бы нехотя повинуясь, но на самом деле с облегчением пошел к машине.

В лесу было сыро, пахло прелой листвой, в овражках и ямах виднелся снег и талые лужи. С обеих сторон парковой дороги — сетчатая изгородь с покосившимися столбами и прорехами. Грошеву хотелось поскорее довести Юну до поворота, где был путь по настоящему, неогороженному лесу до пруда, поэтому он шел быстро. Юна спросила:

— А куда мы гоним?

— Чтобы не замерзнуть.

— Мне и так не холодно.

Грошев сбавил.

Медленный шаг означает прогулку, прогулка предполагает беседу.

— Как сейчас в Саратове? — спросил Грошев. — Я там давно не был.

— Да никак, — ответила Юна.

— Что значит «никак»? Что-то же происходит.

— А что тебе интересно?

— Ну… В мое время были общие темы какие-то. Какие-то события. Вот ходил троллейбус по проспекту Кирова, а потом проспект сделали пешеходным, все об этом говорят, обсуждают.

— Я при троллейбусах на Кирова не жила.

— Или цветомузыкальный фонтан соорудили у консерватории. Тоже событие.

— Почему цветомузыкальный?

— Там подсветка была цветная, она менялась, и музыка играла. Сейчас не так?

— Я редко бываю там. Не мои места.

— А где твои?

— Где живу. На Солнечном.

— Это новый микрорайон?

— Ничего себе новый, его сто лет назад построили.

— Для меня был новый. А что в театре, не знаешь? Театр гремел там в свое время.

— Может быть. Ты про ТЮЗ?

— И про него, и про драму. Имени Карла Маркса. Так он назывался. Знаешь, кто такой Карл Маркс?

— Не подкалывай, я историю учила в школе.

— Но что-то же происходит в городе, о чем говорят?

— Понятия не имею.

— Не интересуешься?

— А чем? Я же говорю: ничего не происходит.

— Это смотря в каком смысле.

— А ты в каком?

— Послушай, не надо так враждебно. Я просто спрашиваю.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Ну, узнаешь ты, что там что-то произошло, какое это отношение к тебе имеет?

— Все-таки мой родной город.

— И что? Если так интересно, можно в интернете посмотреть.

Подтверждая это, Юна достала телефон и на ходу начала читать:

— «В Саратове идет девятый региональный конкурс чтецов среди старшеклассников… Из-за коронавируса не будут проводиться ярмарки на Театральной площади… В Саратов прибыли троллейбусы, проездившие в Москве от восьми до четырнадцати лет… На пожаре погибла женщина девяносто семи лет. По предварительным данным, пожар случился из-за несоблюдения правил пожарной безопасности при эксплуатации газовой плиты. Площадь пожара составила один квадратный метр…»

— Так и написано?

— Можешь посмотреть. Вот еще интересная новость: «Стали известны подробности убийства мужчины, останки которого нашли у гаражей на улице Ипподромной. Двадцать пятого марта мужчина позвал в гости приятеля, во время распития спиртных напитков они поссорились, он ударил его ножом в шею, а потом продолжал ранить в живот. Когда потерпевший умер, злоумышленник расчленил его тело, сложил в пакеты и в течение нескольких дней ходил их выбрасывать неподалеку. Вчера вечером останки нашел прохожий и сообщил в полицию». Еще почитать?

— Хватит. Расчленил, останки… Тоска.

— Я и говорю. В Саратове тоска, везде тоска.

— Ты так чувствуешь?

— Живу я так. С матерью занималась, какой-то смысл был. Думала, когда все кончится, что-то другое начнется. Ничего не началось. Никакого смысла. Ты сам лучше меня это знаешь, если писатель. Ну вот идем мы с тобой куда-то, только не обижайся, я не против прогуляться, но смысл какой? Зачем?

— Воздухом дышим. Общаемся.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Собачки тоже бегают, дышат, общаются. Ради чего?

— Фундаментальные вопросы задаешь, однако.

— Обычные вопросы. Мать один раз сказала: знаешь, говорит, я даже начинаю понимать, зачем я умираю, а вот зачем жила, не понимаю. Тебя, говорит, только родила, и всё. И могла сразу после этого умереть.

— И ты родишь кого-нибудь, тут же смысл появится.

— Не рожу. Ненавижу детей. Даже себя ненавидела, когда ребенком была.

— Шутишь?

— Если бы! Я умней сама себя была, головой была очень рано взрослая, а остальное все детское. Хотела быстрей вырасти. А выросла — все еще хуже.

— Что именно?

Юна не ответила.

Они миновали заборы, оказались на тропе среди высоких сосен. Тут были плавные пригорки вдоль ручья, на них катался одинокий велосипедист-подросток. Под навесом, за дощатым столом, сидели несколько шахматистов пенсионного возраста в масках: двое играли, остальные наблюдали. Эти любители всегда тут собираются, и зимой и летом. Меж тем заморосило мелким дождем, Грошев и Юна укрылись под грибком на детской площадке, которая была устроена на поляне, — горки, песочницы, качели и разные приспособления для лазанья.

— Раньше тут этого не было, — сказал Грошев.

— Ну да, все к лучшему меняется.

— Это плохо?

— Не понимаю, ты мне что-то доказать хочешь?

— Непросто с тобой говорить.

— Не говори, я не напрашиваюсь.

Юна достала сигареты, закурила.

Закурил и Грошев.

У него было неприятное ощущение, что они с Юной спорили и он в этом споре проиграл. Но о чем был спор, почему проиграл — непонятно.

— Ты не парься, — сказала Юна. — У меня просто настроение… Зачем я сюда приехала, на что надеялась? Я знаешь что хочу? Вот у бабки в деревне — куры, утки, индюшки. Она с ними возится целый день. В огороде копается. И все время веселая. Поработает — идет чай пить. Это прямо процесс целый. В чайник травки добавляет, настаивает, в кружку заварку нальет, огромная такая кружка, понюхает, еще нальет или не нальет, по запаху определяет, хватит заварки или нет. Потом кипятку туда, потом кусок хлеба отрезает, намазывает маслом, а сверху клубничным вареньем, у нее свое варенье, очень вкусное, в тазу варила, запах — обалдеть! И вот она этот чай пьет, бутерброд этот откусывает и аж вся светится. Мне тоже сразу хочется, тоже себе так делаю. Сидим, пьем, и нам хорошо. Нет, правда, если хочу что-то вспомнить хорошее в жизни, то вот это — как с бабкой чай пью. И это мне подсказка, разве нет? Если тебе там хорошо, то и езжай туда. Куры, индюшки, а потом чайку попить.