На другой стороне проспекта Маркса, у приемной Верховного Совета вижу Димона и Юльку с еще одной группой студентов, это наши ребята из клуба — метеориты. А со стороны университетской библиотеки навстречу им движется толпа студентов во главе с Ольгой — я узнаю ребят со старших курсов журфака.

— Слушай, Андрей, может, дойдешь до Кузнецова, — я киваю в сторону массивной фигуры друга, — узнаешь у него, как обстановка?

Литвинов уходит, а через несколько минут я уже вижу, как он разговаривает с Димоном. Вскоре Андрей возвращается на наш наблюдательный пункт, а обе группы студентов переходят Моховую, чтобы присоединиться к тем, кто стоит на ступенях Манежа.

— Ну, что там? — нетерпеливо спрашиваю я своего «подельника».

— Уже собралось больше ста пятидесяти человек. И это только из университета. А еще должны подтянуться студенты из МИСИ и Первого меда.

Ну, да. Я же там выступал со стихами, вот Ольга и подняла их на мою защиту. Но беда в том, что площадь под окнами слишком маленькая для такого количества народа. Надо митингующих как-то грамотно рассредоточить, чтобы милиции не к чему было придраться. Задумчиво просчитываю лучший вариант передислокации людей.

— Слушай, Андрей, мне кажется, часть народа нужно поставить справа, на площадке перед лестницей в Александровский сад. Там они никому мешать не будут, зато члены ЦК, подходящие к Кутафьей башне, отлично будут видеть и митингующих, и их плакаты. А вторая часть ребят пусть стоят на ступеньках Манежа.

— Мысль хорошая, — кивает Литвинов. — Иначе милиция их точно разгонит, ссылаясь на то, что машины проехать не могут. А ребятам нужно обязательно продержаться до приезда Гагарина.

Ага… И до подхода иностранных журналистов, о которых я «забыл» рассказать Иванову и Мезенцеву. Вот за них мне бы точно по башке дали. Литвинов снова исчезает, а я с тоской вглядываюсь в стройную фигурку Вики, стоящей рядом с Левой и Леной. Обнять бы ее сейчас… Она сегодня в теплом новом пальто и коротких сапожках, на голове шерстяная вязаная шапочка. Волнуясь, Вика постоянно посматривает на часики и крутит головой по сторонам — видимо, ждет появления Шолохова и Гагарина. За Вику я сейчас боялся больше, чем за себя. Она моя вторая половина. И мы явно находимся в какой-то большей связи, чем просто мужчина и женщина. Разорви эту связь, и я стану даже не вдвое слабей.

Четверть десятого… Стоит группе студентов под руководством Ольги переместиться к ограде Александровского сада и развернуть свои транспаранты, как на площади появляются первые участники пленума, идущие в Кремль. Тут же плакаты поднимают и на ступеньках Манежа. Члены ЦК ошалело смотрят на молодых демонстрантов, не понимая, что происходит. Видимо, первая их мысль, что это митинг в честь Пленума ЦК — ВЛКСМ нагнал комсомольцев из московских вузов. Но улыбки быстро сходят с их лиц, стоит им вчитаться в написанное на самодельных транспарантах. А уж когда студенты начали скандировать «Свободу Алексею Русину!», морды их и вовсе скисли.

А дальше события начинают стремительно развиваться. Вскоре к Манежу подъезжает автобус с милицейским усилением. Но стоит им рассыпаться цепью и начать теснить митингующих с площади, как оживились репортеры, стоявшие до этого спокойно у стены нашего дома и у выхода из метро. Засверкали вспышки фотокамер. Милиция тут же сбавила обороты и стала вести себя более «культурно», уговаривая студентов освободить площадь для проезда машин. Ребята благоразумно отступили на несколько шагов, и стражи порядка тут же образовали живой коридор для прохода участников пленума. Но митингующие все прибывали и прибывали, заполняя площадь. Мало того, к ним начали присоединяться любопытствующие граждане со стороны.

Возвращается расстроенный Андрей.

— Леш, там мои «коллеги» подъехали, я увидел пару машин с конторскими номерами — пришлось уйти…

— Значит, больше не высовывайся, не хватало еще, чтобы тебя замели.

— Ты не понимаешь — они ведь сейчас что-нибудь обязательно придумают. Малейшая оплошность, и ребят начнут арестовывать.

Над площадью раздался голос, усиленный мегафоном. Кто-то их милицейского начальства потребовал от митингующих разойтись и очистить площадь. Грозился, что не подчинившиеся требованиям милиции будут задержаны. Обстановка постепенно накалялась, было понято, что нервы у начальства на пределе и уговоры долго не продлятся.

— Где же Гагарин, а? — Я уже сам начал в нетерпении постукивать ладонью по подоконнику

— Слушай, смотри! — дернул меня за рукав Литвинов. — Кажется, это Шолохов!

— Где?!

— Вон видишь, с Коганом и твоей Викой разговаривает.

Ребята окружили писателя, наперебой ему о чем-то говорят. Через пару минут за спиной Шолохова уже нарисовался какой-то милицейский чин. Влез в его разговор с ребятами, начал что-то всем доказывать, размахивая руками. Но как-то очень быстро заткнулся. Похоже, Шолохов его резко осадил, показав ему на транспаранты над головами студентов. Эх, услышать бы мне, о чем они сейчас говорят!..

Время шло, Шолохов продолжал разговаривать со студентами, милиционеры нерешительно топтались чуть в стороне. Разгонять митинг на глазах классика советской литературы, депутата Верховного Совета и члена ЦК они не решались. Тем более что тут же рядом крутились зарубежные журналисты, непрерывно ослепляя всех своими фотовспышками. Прибытие будущего Нобелевского лауреата вызвало ажиотаж в их рядах.

— Леш… а это, кажется, кто-то из американского посольства.

Трое мужчин действительно резко выделялись своим внешним видом на фоне скромно одетой публики, собравшейся на площади. Подошли к репортерам, потом с интересом начали прислушиваться к Шолохову и показывать друг другу на транспаранты. Вот только этой любопытной саранчи здесь и не хватало, и так у всех нервы на пределе…

— А наши-то парни задергались! — злорадно усмехнулся Андрей, кивнув на группу «товарищей», похожих между собой, как братья-близнецы.

И вот словно в довершение всей этой кутерьмы к Манежу подъехала «Волга», из которой вышел Юрий Гагарин. Спокойно осмотрелся и, увидев на возвышении перед входом в Манеж студентов с плакатами, бодро направился к ним.

— Андрюх, окно чуть приоткрой, сейчас начнется светопреставление…

Пока Литвинов возится с заевшим шпингалетом, Гагарин быстрым шагом прошел по «коридору» из милиционеров и неожиданно для них на середине пути свернул к демонстрантам. И теперь рядом со студентами стоял не только классик советской литературы, но и первый космонавт планеты. На площади тут же началось что-то невообразимое, весь народ в едином порыве качнулся к Манежу, чтобы увидеть Гагарина и услышать, что он будет говорить. Из-за невысокого роста, да еще и за спинами рослых милиционеров его трудно было разглядеть, и тогда люди просто начали подпрыгивать, чтобы увидеть всенародного любимца. А Гагарин тем временем поднялся по ступенькам и уже пожимал руки Шолохову и ребятам. А с одной из девушек, в ярко-голубом платке в горошек, он и вовсе обнялся, как со старой доброй знакомой. Приглядевшись, с удивлением узнал в девушке Светлану Фурцеву, которая тут же начала что-то с жаром объяснять Гагарину.

— С кем это он там разговаривает? — вытянул шею Андрей, наконец справившись с окном.

— С дочерью Фурцевой, Светланой.

— Во дает! А ее мать-то в курсе, что дочь в митинге участвует? А если ее загребут вместе с остальными?!

Я пожимаю плечами. Но если честно, смелый поступок Фурцевой-младшей приятно удивил меня. Понятно ведь, что даром ей участие в митинге в любом случае не пройдет. Мать ей голову открутит за такое своеволие.

Тем временем через оцепление милиции к Гагарину прорывается пожилой мужчина, на ходу распахивая старенькое пальто. На груди его несколько медалей и орденов. Ветеран с жаром начинает что-то говорить Юре, показывая на плакат с лозунгом «Пособников военных преступников к ответу!». Даже сюда доносится его громкий возмущенный крик, раздавшийся над площадью:

— Мы за это кровь свою на войне проливали?! Чтобы эти негодяи от ответа ушли?!

Усатый милиционер пытается успокоить разбушевавшегося деда, но тот выхватывает плакат из рук одного из парней и сует его под нос стражу порядка.

— Ты кого от народа охраняешь, майор?! — продолжает кричать он. — От генералов, совесть потерявших?!

Гагарину с трудом удается утихомирить деда, майор быстро исчезает, милиционеры смущенно отводят глаза. А репортеры все это азартно снимают. В руках одного из американцев даже появляется ручная кинокамера. Я только удивленно качаю головой — сам не ожидал, что плакаты про пособников вызовут такой резонанс. И откуда этот дед только нарисовался? Может, кто-то из родственников студентов? Наконец Гагарин с Шолоховым уходят, перед этим громко обещая народу на площади обо всем рассказать участникам Пленума ЦК.

Время близится к одиннадцати, и похоже, никто из ЦК больше здесь не появится, многие из них ведь в Кремль на служебных машинах заехали — через Спасские или Боровицкие ворота. Наш митинг свою задачу выполнил — возмущение студенческой общественности до участников пленума донес, внимание иностранных репортеров к беззаконию властей привлек, к тому же оттянул на себя часть милиции. Сейчас еще постоим минут сорок, и можно расходиться — дальше мучить ребят в общем-то бессмысленно. Милиция теперь мирных студентов трогать побоится, но провокаций нам лучше избежать.