Они стояли и смотрели, как на палубу поднимается франтовато одетый офицер. Оглядывается, делает к ним шаг.

– Господа! Прошу прощения. Кто из вас шевалье де Санглиер?

– Это я, – выступил чуть вперед Командор.

– Вас просит прибыть морской министр Франции Поншартрен.

– Куда прибыть? – несколько удивился Командор. – Насколько я осведомлен, официальный визит состоится не раньше чем через неделю. Или я ошибаюсь?

– Официальный – да. В данный момент господин Поншартрен прибыл в Шербур по текущим делам и завтра к вечеру покинет город, – поведал офицер.

Понятие военной тайны было еще достаточно зыбким. Многое объявлялось чуть ли не во всеуслышание. А уж куда и кто отправился из высших лиц государства, к секретам не относилось.

Тем более по-настоящему высшим был один человек. Король-Солнце, который скромно говорил о себе: «Государство – это я».

– Я еду. – Что еще скажешь на такое предложение?

Остальные оказались намного счастливее предводителя. Любое плавание утомляет. Да и не только друзья необходимы мужчине для счастья. Хочется побыть какое-то время наедине со своей избранницей, вкусить те радости, которых большинство было напрочь лишено на корабле.

Хотя людей на бригантине едва хватало для серьезного похода, сами размеры суденышка поневоле делали его переполненным.

Шлюпка с Командором и посланником министра едва успела отвалить от борта, как Ярцев заявил, что едет на берег.

Его поддержали остальные. Кроме Сорокина. Бывшему офицеру морского спецназа по жребию сегодня предстояло остаться на корабле.

У каждого в мире своя доля. Тут уж как повезет.

5

Кабанов. Беседа с министром

На берегу меня ждала карета. Настоящая карета, а не те экипажи, которые носили подобное название в Вест-Индии.

Позолоченная, вычурная, со всевозможными финтифлюшками и гербом, со стеклами, задернутыми шторками изнутри. Некий аналог шестисотого «мерседеса» в грядущих временах. Только с лакеями в положенных ливреях и при соответствующих манерах.

Ход кареты был плавным, общество посланного за мной офицера необременительно, а путь – недалек.

Снаружи и внутри небольшого особнячка, облюбованного министром в качестве временного пристанища, все соответствовало многочисленным книгам и фильмам об этих временах. Суета многочисленных слуг, услужливость лакеев, внешняя суровость часовых у дверей, разнообразные просители в приемной.

Я поневоле настроился на долгое ожидание. Кое-кто по соседству явно относился к немалым вельможам. А я кто? Заурядный шевалье без связей, предков и даже недвижимого имущества. По нынешним сословным временам – ноль без палочки.

Ладно, не совсем ноль, однако с точки зрения государственных мужей нечто к нему весьма близкое. Сколько тут таких же собралось! И не сосчитать…

Вопреки моим предположениям, к министру меня позвали минут через десять. В обход большинства разнаряженных и расфуфыренных мужчин, смеривших меня вдогон неприязненными и недоуменными взглядами. Мол, а это еще кто такой?

Поншартрен мне понравился. Еще не старый, довольно подтянутый. Смотрел цепко, умно, не чванился; если и держал некоторую дистанцию, то в меру. Ровно настолько, насколько надо человеку, вознесенному на самый верх, но не возгордившемуся от этого.

После обмена традиционными приветствиями мы сели в вычурные кресла по разные стороны стола.

– Наслышан о ваших подвигах, шевалье. И в Вест-Индии, и по дороге, – учтиво сообщил мне Поншартрен.

Вскакивать по стойке «смирно» и рявкать в ответ здесь пока не принято, поэтому я обошелся учтивым наклоном головы.

Да и являлся я лицом сугубо частным, к регулярному флоту отношения не имеющим. Никакие требования воинской дисциплины на меня не распространялись.

– Его Величество очень нуждается в таких людях. Он даже не принял в расчет ходатайств родственников Ростиньяка, – продолжил Поншартрен после некоторой паузы.

Это было. Высокородный наглец очень напрашивался на поединок со мной, и выбора у меня в итоге не было. Однако заступничество губернатора Гаити Дю Каса вкупе с командующим эскадрой, а главное – бой с испанским флотом под Пор-де-Пэ избавили мою скромную персону от наказания. Напротив, именно тогда я получил лейтенантский патент и дворянство за заслуги перед короной.

– Признаюсь вам честно, я не очень жалую море, – откровенно поведал я. – Только сила обстоятельств вынудила меня некоторое время идти по этой стезе. Но если при этом я принес пользу Франции и ее блистательному королю, то я безмерно счастлив.

– Речь идет не о службе в регулярном флоте, – доверительно улыбнулся в ответ мой собеседник. – Скажу вам откровенно. С точки зрения финансов, Франция переживает сейчас далеко не лучшие времена. Что поделать, война продолжается, а расходы растут.

Он замолчал на какое-то время, и я вставил хрестоматийную фразу Наполеона. Ту, которая прозвучит через сто с лишним лет.

– Для войны требуются три вещи. Деньги, деньги и еще раз деньги.

– Прекрасно сказано, шевалье! – восхитился Поншартрен. – Я смотрю, вы еще и философ!

Ну, да. Если так называть каждого, кто в состоянии воспроизвести чужую мысль. Благо, высказано их за грядущие три века было немало. Главное – вспомнить. Воспоминания из грядущего. Еще я пророком могу побыть. Жаль, в общих чертах и о событиях гораздо более поздних.

И почему я не изучал историю этого времени?

Я чуть было не ляпнул, что философия – мое основное занятие, а фрегаты я жег исключительно в свободное от размышлений время. Для вдохновения, как Нерон, поджегший для этих целей Рим.

– Я с удовольствием побеседую с вами. – Как человек, вынужденный нести бремя государственных проблем в сложное военное время, Поншартрен уделить мне много внимания явно не мог. За дверью его ждала целая толпа посетителей, и, по крайней мере, у некоторых из них были серьезные дела к морскому министру. – Пока же хочу предложить вам принять некоторое участие в нынешних битвах. Столкновения основных сил флотов пока не дали никаких ощутимых результатов ни одной из сторон. В настоящее время упор сделан на борьбу с вражеской торговлей. Речь идет о каперских действиях против наших врагов. Ваш опыт в подобных делах несомненен. А бумаги вам выпишут хотя бы прямо сейчас.

Я молчал. Просто потому, что не знал, как лучше сформулировать отказ. Надоело мне воевать против целого света. Да и война шла явно не моя.

Поншартрен воспринял заминку как безмолвный вопрос: насколько выгоден данный промысел? В бытность флибустьером я исправно отстегивал причитающуюся долю королю и губернатору, а все остальное делилось по оговоренным правилам между моряками. Разумеется, моя доля, как капитана, была больше доли рядового пирата. И против этого никто не возражал.

– Все захваченные вами призы будут продаваться с аукциона. По удержании издержек и государственной доли вырученная сумма делится на три части. Первая – владельцу, поставившему корабль и вооружение. Вторая – поставщику продовольствия, материалов и снарядов. И третья – экипажу капера. Плюс слава. Имена Жана Бара и Дюк-Труэна известны ныне всей Франции.

На мой взгляд, доля продуктового маклера была великовата. Раз действия ограничивались не столь дальними водами и потребность в запасах не столь велика.

России я готов был служить за одно только жалованье.

– Боюсь, я вынужден буду отклонить ваше предложение, – я старался, чтобы мой отказ прозвучал возможно мягче. – Хотелось бы отдохнуть после былых походов. Кроме того, в данный момент у меня нет корабля. Лишь небольшая бригантина, которая на фоне задействованных флотов выглядит, по меньшей мере, несерьезно. Да и команду я распустил. Срок найма закончился после прибытия в Шербур. Сейчас со мной буквально несколько человек. И те горят желанием отдохнуть и уж никак не ввязываться в новые авантюры.

Авантюрой в данное время называли всего лишь приключения. Это позднее слово приобрело несколько негативный оттенок.

– Вас никто не гонит в море. – Поншартрен взглянул на меня с некоторой укоризной. Мол, как вы могли так подумать? – Когда захотите, тогда и выйдете. Корабль не проблема. Вы же привели с собой еще и британский фрегат. Думаю, мы найдем способ оставить его за вами. Я могу его выкупить и передать в ваше пользование. По-моему, неплохой вариант. Как говорили, «Глостер» – корабль с отличным ходом. Идеально подходит для операций такого рода. А люди… Неужели вы их не наберете? Командор де Санглиер – человек среди моряков достаточно популярный. Если что – мы поможем вам с наймом. Право выбора набранных на флот людей принадлежит вам. Поставщиком же вооружения и припасов и вашим совладельцем я готов выступить сам.

Вот! Еще и заработать на мне хотят!

Меня определенно не тянуло в очередной раз скитаться по волнам. Никаких средств давления Поншартрен не имел. Как дворянин, я человек вольный. Что хочу, то и творю. Хоть всю войну на печи пролежу – никто даже не осудит.

Или не на печи, а на камине?

Да, на камине определенно не лежится… Ладно, я и от диванчика не откажусь. Еще бы книги на родном языке! Говорю по-французски я уже достаточно неплохо, а вот от чтения удовольствие получу навряд ли. Хотя надо попробовать. У нас на кораблях, кроме библий, никакой литературы не было.

– Я на самом деле не люблю моря, – повторил я. – Да и надо решить кое-какие вопросы. Вы же знаете – я прибыл только вчера, а переход через океан – вещь достаточно сложная. Или хотя бы чрезвычайно утомительная.

Поншартрен был вынужден отступить:

– Вас же никто не торопит, шевалье. Я уже говорил – отдыхать вы можете сколько угодно. Речь идет только о вашем принципиальном согласии. Его Величество действительно остро нуждается в предприимчивых и энергичных людях.

– Я подумаю, – уклончиво пообещал я.

В итоге размышлений я нимало не сомневался.

На седьмой год войны дела Франции были далеко не блестящие.

Правда, и у ее соперников они обстояли не лучше.

Бывают такие дни, которые по насыщенности событиями не уступят месяцу. Этот явно был из таковых. Столько всего уже произошло! Я, если честно, устал. К тому же земля под ногами несколько покачивалась, словно я до сих пор находился на корабле. Вестибулярный аппарат никак не мог прийти в норму после долгого путешествия, отчего походка у меня наверняка была чисто морская – вразвалочку, с широко расставленными для устойчивости ногами.

Радовало, что вечер приблизился и день забот подошел к концу. Вернее – приносило некоторое облегчение. На радость я в данный момент уже не был способен. Устал…

В приемной меня зацепил чей-то пристальный взгляд. Он буравил, жег, и пришлось повернуться, посмотреть на новоявленного василиска, проявившего недобрый интерес к моей малоизвестной на материке персоне.

С дивана на меня взирал сухощавый пожилой мужчина с обильной сединой в холеной бородке. Кого-то он мне напоминал, но я никак не мог вспомнить, кого именно. Вроде что-то вертится и никак не может определиться.

Взгляд черных, глубоко посаженных глаз светился неприкрытой ненавистью. Мужчина несомненно хотел уничтожить, испепелить меня. Но за что? Врагов вроде быть не должно. Хотя бы потому, что еще вчера меня здесь не было. И вообще, я практически никого во Франции не знал. Не за то же, что меня вызвали к министру без очереди! Очень уж это мелко. Хотя кто их, прирожденных аристократов, знает?

Моего ответного взгляда мужчина в конце концов не выдержал. Уступил в нашем безмолвном соревновании первым.

Наверняка еще один предлог для подогрева прежних неприязненных чувств!

Наплевать! Нравиться я никому не обязан. Да и вообще, не собираюсь я надолго задерживаться ни в Шербуре, ни во Франции. Отдохну, осмотрюсь, навещу Мишеля и буду искать способы перебраться на далекую родину.

Хочется снега, морозца. Нет, лето – здорово, однако хочется и разнообразия. Хоть иногда. Тем более – после климата курортных островов. Ну не привык я жить на курорте!

Любезность Поншартрена простиралась настолько, что обратно меня тоже отвезли на уже знакомой карете. Только не в порт, а в гостиницу, которую снял Флейшман.

Свободного жилья хватало. Война сильно ударила по морской торговле. Количество рейсов резко сократилось. Большинство стран оказались врагами. Поэтому портовые города переживали явно не лучшие времена. Не полный кризис, но все-таки…

Любой порт вообще очень чувствительная штука. Во времена расцвета жизнь в нем кипит. Появляются толпы всевозможных авантюристов, просто желающих заработать, а за ними следуют торговцы, сутенеры и прочий, так сказать, обслуживающий персонал. Среди разноязыких пришельцев напрочь теряются коренные жители города. Меняются времена – и улицы заметно пустеют.

Я уже наблюдал последнее в заморских колониях. Свободные дома в Пор-де-Пэ, полностью обезлюдевшая Тортуга…

Здесь до такого не дошло. Все-таки материковые портовые города имеют большую историю, и слишком много людей живут в них из поколения в поколение. Им деваться некуда…

А вот что мне хотелось больше всего – это настоящей баньки. Чтобы смыть весь пот, грязь. В море не помоешься, а плавание длится долго.

Человек привыкает ко всему. И к грязи тоже. Только тело чешется так, что…

Баньку! Хорошо пропариться, почувствовать себя чистым, словно заново родившимся. Только откуда баньки в цивилизованной Европе? Тут сама идея телесной чистоты еще в голову никому не пришла. И не знаю, когда придет.

В итоге моюсь в лохани. Замена не равноценная, однако далее так вместе с грязью смываю часть накопившейся усталости. Затем следует обед. Не опостылевшая корабельная пища, а настоящий обед. Свежее мясо, соусы, овощи…

Все это подается прямо в комнаты. Не хочу выходить в общий зал. Без этого почти постоянно находился на людях. Гораздо приятнее пообедать почти по-домашнему, с моими девочками. И чтобы никто нас при этом не тревожил.

Интересно, у меня когда-нибудь появится свой дом в здешнем времени? Тот, который был в Пор-де-Пэ, я в расчет не беру. Пусть меня там всегда ждали и я стремился вернуться туда, однако воспринимался он как изначально временное пристанище. Место, которое рано или поздно я обязательно покину.

Точно так же я не собираюсь надолго задерживаться во Франции. Дом-то купить здесь могу, а вот стоит ли? С чемоданным настроением? Вроде сумел вжиться в эпоху, и все равно чего-то важного не хватает. Не чувствую я себя здесь до конца своим. При том что предыдущая жизнь чем дальше, тем больше кажется сном. Нереальным, пригрезившимся, и еще странно, что память сумела удержать многое из него.

Ладно. К чему сейчас заботы? Сытный и вкусный обед, твердая земля вместо качающейся палубы, относительный уют, чувство безопасности. Сын тихо спит, словно не хочет тревожить редкий покой родителей. Юля и Наташа рядом. О чем еще мечтать? Я без того обласкан судьбой без меры.

Девочки тоже выглядят чуточку устало. Перейти под парусами океан – не шутка. Но сквозь усталость светится радость. Всё позади, мы вместе и даже наедине. По сравнению с перенесенным есть все поводы для полного счастья.

А о будущем лучше не думать. По крайней мере, сейчас. Счастье и мысли плоховато уживаются друг с другом.

И мысли на самом деле улетают прочь. Мы сидим при свечах, обедаем, ведем разговор ни о чем, наслаждаемся ощущением чистоты и покоя. Если подумать, человеку для радости достаточно простых вещей.

Потом следует кормление сына. Я с умилением смотрю на малыша. Крохотный комочек, еще ничего не знающий о мире. Моя кровь и мое продолжение.

Какое-то время он ведет себя неспокойно. Мы все втроем суетимся, угукаем, сюсюкаем, баюкаем, пока он вновь не засыпает.

Жаннет, толстая негритянка, служанка моих девочек, пережившая с ними похищение, уносит его на ночь к себе. Мы остаемся наконец одни. И одна за другой гаснут свечи…

– Я больше никуда не уйду. Мы будем вместе долго-долго. Каждый день, – искренне произнес я.

Только не уточнил: пока мы во Франции. В России же – кто знает?

Но зачем в такие моменты говорить о грустном?

6

Ширяев. О вреде пьянства

Вечер и ночь Григорий провел в точности как его командир. В той части, которая последовала за визитом к Поншартрену. Такой же ужин в семейном кругу и даже в той же гостинице. Разве что жена у Ширяева была одна, еще из прежней жизни, да и сын отнюдь не являлся младенцем.

Маратик практически забыл о теплоходах и самолетах. Для него существовал лишь один мир. Жестокий и привлекательный мир островов, парусов и отважных пиратов, одним из которых являлся его отец.

Если уж взрослые вспоминали прошедшее как нечто совершенно нереальное, то что говорить о пятилетнем мальчугане, больше двух лет прожившем совсем в иной обстановке?

Против обыкновения, Вика была миролюбива. Более того, она даже не стремилась к какому-нибудь обществу. Долгое плавание на крохотном суденышке в постоянном окружении одних и тех же лиц, довольно многочисленных для такой площади, многих заставляет ценить возможность уединения.

Все спутники успели несколько надоесть, новых же знакомств на долгожданном берегу Вика завести не успела, да пока и не стремилась к этому. Прежде надо хоть чуть отдохнуть, прийти в себя, осмотреться, узнать, что сейчас носят, наконец.

Но все это потом, потом. Когда земля перестанет тихонько раскачиваться под ногами, а в ушах затихнет постоянный шум моря.

Вика даже не спрашивала мужа, что будет дальше. Хотя буквально перед прибытием осторожно советовала ему в дальнейшем держаться Юрия, а не Командора. Мол, раз отныне суждено – слава богу! – пребывать в цивилизованных краях, то требуются совсем иные качества. Предприимчивость, умение вложить добытые кровью деньги в выгодное дело, определить, что вообще в настоящее время является выгодным и перспективным. И у кого это может получиться лучше, чем у Флейшмана? Он и в прежние годы сколотил гораздо большее состояние, чем Григорий мог себе даже вообразить. А Командор умеет только воевать. Но кто воюет в Европе и можно ли разбогатеть на этом?

Воевали практически все. С богатством дело обстояло гораздо сложнее. Да и Ширяеву самому не хотелось сражаться непонятно за кого и для чего. В Карибском море – дело другое. Там они были сами по себе. Или почти по себе. Но наниматься на службу к чужому государству… Ну, не так был Григорий воспитан.

И бизнесом заниматься не хотелось тоже. Отвык за последнее время. Плюс плохо разбирался в местном рынке. Да и вообще тянуло в Россию. Если бы до нее было просто добраться!

Весь вечер тема не поднималась. Говорили о ерунде, веселились, если вспоминали, то нечто смешное или хотя бы просто забавное. Отдых и есть отдых.

Маратика уложили спать пораньше. Служанки у Вики не было. Поэтому заниматься ребенком пришлось самим.

Продолжение вечера было предсказуемым и закономерным. Еще немного посидели, еще выпили, ну а потом…

Потом разбудил стук в дверь.

За окном светило солнце. Утро наступило давно. Хотя, что такое утро? Время, когда человек проснулся и встал.

– Кого еще черт несет? – Ширяев обязательно выругался бы намного крепче и замысловатее, однако вовремя вспомнил, что рядом лежит жена.

Стук повторился. Беспокойно шевельнулась Виктория.

Григорий чертыхнулся еще раз, уже про себя, и вылез из кровати. Натянул штаны, набросил рубашку, потянулся было к шпаге и пистолетам, по привычке положенным неподалеку от изголовья, и тут же вспомнил, что Карибское море осталось далеко позади. Следовательно, надобность постоянно находиться вооруженным уже отпала. Не воры же стучатся в светлое время в престижной гостинице большого города!