Потом через посторонних лиц осторожно узнали, что никто их не искал и не приходил. Розыск ничего не дал, и царь по привычке подумал, что покушение на него организовано последователями Милославского и Софьи. Первого давно не было в живых, вторая проводила дни в монастыре. Но это были давние враги Петра. Посему всё привычно валили на происки их идейных наследников или уцелевших сторонников. А уж связать случившееся с любезными царскому сердцу голландцами никто не подумал. Как и о том, что целью может быть не сам государь, а лишь один из его приближенных. К тому же не из самых влиятельных.

С открытием навигации, достаточной поздней, старший брат отплыл из Архангельска. Младший подумал и остался. Не бросать же нажитое добро, раз все обошлось!

Впрочем, старшему тоже было суждено вернуться. Встретив в Амстердаме Петра, Винсент убедился, что царь по-прежнему благоволит к нему. Самое же главное – льняные ткани, кожа и пенька из России уходили быстро и по хорошей цене. Далеко не каждый решится на путешествие суровыми северными морями. Соответственно, конкуренция не настолько велика, прибыль же, напротив, выше самых смелых ожиданий.

Винсент вновь привез в Архангельск товары голландских мануфактур. Хорошо, когда промышленность в стране не развита, и даже иголки можно ввозить из-за моря. А что? Товар ходовой, всегда необходимый.

Плохо лишь было со временем. Вернее, с климатом. Навигация закончилась гораздо быстрее, чем Винсент успел распродать свой товар и приобрести местное сырье. Пришлось вновь остаться в суровой северной стране, а чтобы не торчать долгую зиму в Архангельске, перебраться к брату в Москву.

Братья потихоньку забыли о несостоявшемся плане. Не все и не всегда получается. Пусть никакой прибыли неудачная авантюра не дала, зато убытков тоже не было. Страх не в счет, раз последствий он никаких не имел.

Зато в этот день пришлось пережить немало. Ближе к обеду по Кукую стали гулять известия о разыгравшемся в Москве бунте. Прежде показалось, что это не имеет ни малейшего отношения к обитателям «немецкой» слободы. Выясняют аборигены отношения между собой, и пусть. Добропорядочных обывателей из чужих земель это почти не касается.

Коснулось, и еще как. Новости разлетаются быстро. Как-то чуть ли не разом жители иноземной колонии проведали об обороне Кремля. Это было хорошо. Петр всех жителей Кукуя привечал, ставил выше собственных подданных, и смены властителя голландцам, англичанам, немцам и прочим цивилизованным людям не хотелось.

Плохо было другое. Разогретые гневом бывшие стрельцы видели корень бед в тех, кто поселился рядом с ними и сбил царя с ума-разума. Посему одним из кличей мятежников был: «Бей немцев!»

Сил у бояр на то, чтобы быстро разгромить мятежников и отстоять город, не было. Кукуевцы пробовали послать небольшую депутацию к Ромодановскому, Стрешневу, Гордону с просьбой дать на всякий случай для охраны слободы солдат. Но пройти в окруженный Кремль депутация не смогла. Еще чудо, что вернулись живыми.

Дни стояли короткие. С темнотой жители Кукуя почувствовали себя крайне неуверенно и тревожно. Ходили слухи, что половина города захвачена стрельцами и многие посадские готовы поддержать бунтовщиков. Особенно в грабежах и разбое.

Словно в подтверждение слухов где-то занялся пожар. Пожары в Москве, как в любом другом городе любой страны, случались постоянно. Обычное вроде бы дело, но скоро занялось несколько в стороне от первого. Настолько, что один пожар не мог быть следствием второго. Но и два возгорания достаточно близко и почти в один момент тоже не показались маловероятными. Когда же небосвод отразил еще одно зарево, стихли самые оптимистично настроенные кукуевцы.

Оставалось надеяться, что беда как-нибудь обойдет стороной. Кабачки в слободе быстро опустели. Обыватели торопливо разошлись по своим жилищам, тщательно закрыли двери и ставни и притаились в напряженном ожидании. Каждый переживает свой страх в одиночку. В крайнем случае – с домочадцами и слугами. Тем тоже не приходится ждать ничего хорошего.

Вооружались, готовились отстаивать свое имущество и жизни, но больше все-таки надеялись на Патрика Гордона и солдатские полки да на то, что стрельцам не до стоявшей в стороне слободы.

– Шьорт, – по-русски выругался Ван Стратен-младший. И дальше перешел на родной язык. – Они нас ненавидят. Давно разорили бы, если была бы возможность.

Винсент промолчал. Он клял себя последними словами за то, что не успел вовремя покинуть негостеприимную страну и теперь рисковал остаться в ней навсегда.

Очень далеко со стороны Москвы изредка доносились выстрелы. Тревожно гудели колокола. Здесь же пока было тихо. Но не покоем и умиротворением была наполнена ночь. Повисла напряженная тишина. Ни огонька в окнах на вторых этажах, на первых – наглухо закрытые ставни, и все равно каким-то непостижимым образом чувствовалось, что никто в слободе не спит. Осторожно, чтобы не было видно с улицы, выглядывают наружу, непрерывно прислушиваются, пытаются угадать: идет ли сюда взвинченная, жаждущая крови и добычи толпа?

– Если до утра не явятся, то пронесет, – заявил младший.

Он считал себя знатоком Московии. Темные дела требуют темноты. При свете дня человеку труднее дойти до крайней точки озверения. Да и правители должны с утра попробовать овладеть ситуацией. Не из любви к подданным и гостям, – чтобы самим удержаться у власти.

В темноте не видно было циферблата настенных часов. По ощущениям же время давно приближалось к рассвету. Для проверки Винсент подошел вплотную, долго вглядывался и с отчаянием обнаружил, что едва перевалило за полночь.

Зимние ночи – долгие. Если же при этом еще ждать утра…

Не пронесло. Откуда-то донеслись возбужденные голоса, потихоньку стали приближаться. Ближе, еще. Вплоть до того, что слышно, как скрипит под ногами снег.

Фонари перед домами были предусмотрительно погашены, дабы не привлекать излишнего внимания. Теперь запрятавшимся обитателям уютных жилищ самим было не видно, кто, не скрываясь, идет в темноте и сколько этих идущих.

Хотя кто – как раз сомнений не вызвало.

Если бы спрятавшиеся жители еще были в состоянии рассуждать, то могли бы понять, что пришедших не очень много. В противном случае могли бы громить все подряд. А так – дружно взялись за один из домов, заодно прихватили соседний и этим ограничились. На первое время.

Чем стрельцы руководствовались в выборе объектов для нападения, сказать было невозможно. Они сами наверняка не знали, почему крайние дома, к немалому облегчению хозяев, были пропущены, а вот эти два привлекли внимание. Даже не сказать, что выглядели богаче других. Были и более состоятельные, причем не так далеко. А выбраны оказались эти.

Вначале во дворах послышались требовательные крики и удары по дверям и окнам. Как будто кто-то в здравом уме откроет двери рвущемуся внутрь сброду!

Крики стали более громкими и гневными, удары усилились. Теперь явно молотили не кулаками и ногами, а чем-то более действенным. Топорами ли, знаменитыми стрелецкими бердышами? Такого натиска двери не выдержали, и огласивший окрестности торжествующий рев засвидетельствовал, что пришедшие достигли цели.

Рев быстро стих, сменившись воплями несчастных обитателей. Можно было зримо представить, как разгоряченные застарелой ненавистью, жаждой крови и похотью стрельцы крушат в комнатах мебель, ищут ценности, режут хозяев, а хозяек волокут в спальни, а то и насилуют прямо на полу.

Остальные обитатели вслушивались, пытались угадать: ограничатся ли пришельцы уже захваченными домами или двинутся дальше и кто станет следующей жертвой нападения?

Занятия стрельцам хватило на час, показавшийся обывателям вечностью. Один из разгромленных домов загорелся. В отличие от обычных воров, погромщики почему-то любят завершать дело пожаром. Или хотят так скрыть следы?

Винсент проверил, легко ли выходит из ножен шпага, и взялся за пистолеты.

Столько лет бороздить моря, с полдюжины раз суметь отбиться от пиратов, дважды быть взятым на абордаж и оба раза уцелеть, а в завершение подвергнуться банальному нападению толпы в чужой стране…

Нет! Его так просто не возьмешь! Посмотрим, кто у кого спляшет на костях!

Господи, только бы пронесло!

Господь не то спал, не то слушал соседей, обращавшихся к нему с аналогичной просьбой: чтобы чаша сия обрушилась не на них, а на кого-нибудь другого. Как-то получилось, что этим «другим» оказались братья Ван Стратены. Не повезло.

Кукуевские заборы не шли ни в какое сравнение с исконно русскими, высоченными, глухими. Больше символ ограды, а не ограда как таковая. С другой стороны, остановит ли разбушевавшуюся толпу самый высокий забор?

Больше десятка бунтовщиков мгновенно оказались во дворе. Они подбадривали себя выкриками, кто-то возбужденно ржал, и самый горячий уже попробовал на прочность дверь.

– Винсент, не стреляй! – Младший Ван Стратен заметил движение брата. – Может, обойдется?

– Те, погибшие, наверняка думали так же, – презрительно процедил торговец.

Сам он иллюзий не питал. Толпа пришла убивать, следовательно, надеяться на ее милость – безумие.

Окно приотворилось, впуская в комнату морозный воздух. Винсент осторожно выглянул, вскинул пистолет и выстрелил.

Один из стрельцов упал. Остальные не сразу поняли, в чем дело, застыли в недоумении, а купец торопливо разрядил второй пистолет.

Вроде расстояние было плевым, позиция на втором этаже – удобной, однако выстрел пропал впустую.

Или не совсем? Толпа торопливо отхлынула, оставив одно неподвижное тело. Отставший от общей массы стрелец еще какое-то время метался по двору в поисках укрытия и лишь затем припустил за более сообразительными товарищами.

Мелькнула надежда, что, получив отпор, стрельцы попытают счастья в более безопасном месте. Не воевать же они пришли! Лишь потешить застарелую ненависть.

Увы! Ненависть только усилилась, и сразу несколько пуль ударило в окна и стены дома.

Готовящийся обстрел Винсент заметил вовремя. Потому отодвинулся от окна и принялся сноровисто перезаряжать пистолеты.

В одной из соседних комнат разлетелось дорогое стекло. Младший брат охнул, словно попали в него, а не в имущество.

Плохо, когда человек привыкает к размеренной жизни и думает, что так будет всегда. Утрата вещей тогда кажется страшным горем, а о том, что потерять можно гораздо больше, даже в голову не приходит.

От пожара, нет, уже от двух пожаров, торопливо спешили стрельцы. Судя по возмущенному гомону, они горели желанием покарать вздумавшую сопротивляться жертву. Благо, на штурм одного дома пришельцев хватало с избытком.

– Расставь слуг по комнатам, – приказал Винсент. – Пусть стреляют в каждого, кто окажется во дворе. Иначе сорвут ставни и возьмут нас через окна.

Он ни на минуту не забывал, что дом имеет не только фасад.

Кто-то из пришедших на помощь выстрелил, и пуля разбила еще одно стекло как раз в той комнате, где находились братья.

Винсент выглянул, прикинул, что стрелять из пистолетов далековато, и скрылся опять.

– Мы погибли. Погибли… – прошептал рядом младший брат. – Теперь уже все. Все.

Света в комнате не было, однако в данный момент он был излишним. Без того было ясно, что хозяин сейчас бледный, как пришедшая на Кукуй смерть.

Какой-то чересчур отчаянный стрелец бегом ринулся через двор. В руке у него был топор. Винсент выстрелил. В комнате кисловато запахло порохом. Шапка с бежавшего слетела, а он сам, бросив несостоявшееся орудие взлома, бросился наутек.

– Черт, промазал! – выругался Винсент.

– Мы погибли, – опять донеслось бормотание брата.

– Перестань! – выкрикнул купец. – Расставь людей, кому говорят?! Отобьемся.

Снаружи раздалось несколько выстрелов. Раздосадованные неудачей приятеля, стрельцы обстреливали дом.

Младший Ван Стратен медленно сполз вдоль стены. Винсент прежде подумал: задели. Но хозяин стоял далековато от окон.

Тогда Винсент шагнул и без замаха влепил брату пощечину:

– Очнись! Сказано тебе – отобьемся! Главное – не трусить!

В том, что удастся отбиться, сам он был далеко не уверен. Просто не хотел помирать глупой смертью. Да и была все-таки крохотная надежда.

Эх, если бы кто-нибудь пришел на помощь!

Но вот на это никаких шансов не было.

5. Кабанов. Бунтовщики и властители

Сбор полка занял без малого два часа. Последним прибыл фон Клюгенау. Ему Кабанов с самого начала велел следовать замыкающим и следить, чтобы не было отставших.

– Фсе! Польше никого! – объявил подполковник, стараясь как можно незаметнее размять ноги.

Он считал, что настоящий офицер не имеет права на слабости.

– Хорошо. Выступаем немедленно. За заставами движение осуществляем поротно по разным улицам. Москвичи проведут. При встрече с бунтовщиками и при их отказе сдаться – стрелять на поражение. До рукопашной стараться дело не доводить. – Ночью всеобщая свалка могла привести к потерям, и Кабанов загодя хотел ее не допустить. – Мародеров расстреливать на месте. Дитрих, на тебе гренадерская и три фузилерные роты. Григорий – охотники и три роты. Перед Кремлем каждый отряд соединяется и зачищает окрестности со своей стороны. Я с остальными пройду по городу до Кукуя. Сдается, туда мятежники обязательно должны были направить отряд. Задача понятна?

– А стрелецкие слободы? – уточнил Ширяев.

– Оставим на утро. Не хватало в темноте их из домов вытаскивать! – отмахнулся Командор.

По его интонациям было непонятно, удручает ли выпавшее на его долю дело или… нет, не вдохновляет, но хоть вызывает желание активно действовать? Ровный голос профессионала, если где промелькнет эмоция, то лишь подчеркивая то или иное слово.

– Выполнять!

По мере продвижения роты расходились по улицам. Снег посередине был утоптан, идти было легко, и лишь по сторонам глухие заборы были подперты сугробами.

Многие несли факелы. Только от барабанов Командор предпочел отказаться. Противник будет слышать тебя издалека, а сам ты ничего не услышишь. Конечно, для психологического эффекта было бы неплохо застращать мятежников, заставить их заметаться в панике. Или Кабанов шел не пугать, а карать?

Улочки прихотливо петляли: то вливались в более широкую, то широкая распадалась на узенькие. Словно не по улицам идешь, а по замерзшей реке, и по сторонам не дома, а острова.

Что думали обыватели, за кого они принимали торопливо вышагивающих людей, и на чьей стороне были их симпатии – кто знает? Никто не выбегал с благодарностью навстречу, и никто не сыпал проклятиями вслед.

Посадский люд явно не поддерживал мятежников. Хотя недовольных нынешним правлением наверняка было множество. В провозглашенных лозунгах было слишком много о восстановлении стрелецких прав и ни слова не говорилось об остальном населении. Да и непонятно было: чья возьмет? Со стороны Кремля изредка бухали пушки, свидетельствуя, что мятеж пока остается мятежом. Вот если бы наметился успех, тогда дело другое. Победу готовы делить все, но никому не хочется оказаться в числе побежденных.

Так и прошли посреди безлюдья. Город замер в напряжении, притих за заборами и ставнями и лишь изредка наблюдал в щелки за перемещением людей на улицах.

Один раз Кабанову попалась догорающая усадьба. Егеря сноровисто выяснили: поджигатели разграбили что могли, убили кое-кого из дворни (сам боярин с семьей предусмотрительно скрылся в Кремле под защитой Шеина и Гордона), подожгли дом и двинули куда-то дальше.

Потом весело затрещали выстрелы в районе Кремля. Четкие залпы плутонгами чередовались с разрозненной стрельбой рассыпанных стрелками егерей. И все это быстро стихло.

Командор не переживал за исход отдаленного боя. Он был уверен в подготовке своих людей. Дисциплинированное подразделение легко возьмет верх над любой большой толпой. А быть ничем иным стрельцы, несмотря на прошлое, не могли.

Где-то в стороне полыхал пожар. Москва велика, и нельзя успеть побывать во всех ее частях. Тем более, в стороне Кукуевской слободы тоже виднелось зарево. Простая логика подсказывала: часть бунтовщиков была обязана пойти туда.

Судя по зареву, логика не подвела.

Теперь главное – угадать время. Две другие роты должны были зайти с двух других сторон. На большее у Командора не хватало сил. Он же был всего лишь полковником, а не генералом.

Уже был слышен шум. Толпа не скрывалась. В ночном мраке бунтовщики чувствовали себя хозяевами, которым подвластны жизни и смерти всех живущих в городе.

Роты перестроились на ходу. Вперед выдвинулись наиболее меткие стрелки, остальные превратились в четкий строй. Штыки пристегнуты, ружья заряжены.

Кабанов посмотрел на егерей. В свете факелов их лица были собраны и деловиты.

Солдат не должен интересоваться политикой. Его дело – выполнять приказ. Да и внутренний враг мало чем отличается от внешнего. Порою же он бывает гораздо хуже, ибо наносит удар из-за угла, а жертвами становятся обычные люди.

Едва не бегом проскочили мимо двух горевших домов. Отделение солдат споро переловило оказавшихся рядом стрельцов. Немного, человек пять. Остальные их товарищи штурмовали стоявший подальше дом. Оттуда пытались отстреливаться, однако бунтовщики наконец сумели организоваться. Пока основная толпа держала под прицелами все окна на втором этаже, человек десять сумели подбежать вплотную и сейчас азартно выламывали дверь.

Боя не получилось. Появление солдат стало неожиданностью. Первый же залп практически в упор уложил четверть нападавших. Остальные растерялись. Большинство попытались немедленно удариться в бегство, однако налетели на подходившую по параллельной улице роту. Наиболее отчаянные решили сопротивляться и были частью сметены залпом второй шеренги, частью – пленены на месте.

Потерь егеря не имели. Не считая пары царапин, когда вязали убегающих. Сопротивлявшихся до конца просто пристрелили без особых изысков, согласно полученному приказу.

Теперь двор был заполнен солдатами. Многочисленные факелы победно горели в темноте. Открылась дверь, которую на счастье обитателей так и не успели выломать стрельцы, и наружу вышел человек в камзоле. Наверняка владелец дома.

– Господин полковник, вас ищут, – доложил Кабанову один из егерей и сразу сказал хозяину: – Вот командир.

Сергей машинально взглянул на подошедшего. Высушивать слова благодарности не хотелось. Отвернуться и отойти не позволяла элементарная вежливость.

Что-то показалось в чертах мужчины знакомым. А ведь точно…

– Приветствую вас, капитан. Что-то мы с вами постоянно встречаемся, – заметил Кабанов Ван Стратену.

Но, похоже, Сергей изменился побольше. Голландскому купцу пришлось всмотреться внимательнее, прежде чем в офицере с похудевшим лицом и впавшими глазами он признал человека, которого с радостью бы похоронил.

– Командор?!

– Честь имею, – Кабанов привычно наклонил голову.

И замолчал, ожидая, что скажет старый знакомец.

Говорить Ван Стратену было нелегко. Ладно, встречи на море. Был ведь еще вечер у Петра, закончившийся арестом бывшего флибустьера.

Но сказать было надо.

– Мы благодарны вам, Командор. Без вас мы бы не отбились. Их было слишком много, – Винсент словно старательно взвешивал каждое слово.

– Не стоит благодарности. Вы хорошо держались, капитан. Не бояться врагов – обязанность мужчины.

В стороне коротко и деловито допрашивали пленных. Ничего лишнего: имя, прозвище, возраст, в каком полку служил, причина бунта, кто руководил, цель. Записывали при свете тех же факелов, причем на последние вопросы часто ответов не было.

И повсюду стали появляться обитатели Кукуя. Многие ринулись тушить пожары, другие благодарили егерей, спрашивали, останутся ли они здесь до утра.