Алексей Волков
По обе стороны фронтира
Пролог
1807 год
Сан-Франциско
Город был мал. Настолько мал, что даже слуги все без исключения были знакомы — большинство не только по внешности, но и по именам. Одно название, что город. Католическая миссия, крепость, перекрывающая пролив с романтическим названием Золотые Ворота, да кучка домов. И точно так же знакомыми были все люди в округе: и в двух соседних фортах, и живущие на плантациях.
Край света. В полном смысле — край. Дальше на север лишь дикие индейцы и никаких поселений. А на западе — вообще бескрайний океан.
Где-то там за его просторами лежат неведомые земли. Китай, Япония, Индия. И лишь за ними, потратив долгие месяцы пути, находятся блистательные столицы — Мадрид, Париж, Лондон, Санкт-Петербург… Чудесный мир, больше похожий на некую сказку…
Блистательные кавалеры, шикарные женщины, празднества, роскошные балы, могучие государи, повелевающие империями…
А тут — залив с одной стороны и океан — с другой. Мерные вздохи волн, и ни одного паруса на горизонте.
Ни одного.
Стройная девичья фигурка на самом берегу, дуэнья чуть поодаль… Кому нужен пустынный берег? На нем только ждать. Если есть кого и веришь — желаемое свершится.
Две фигуры, берег, океан да розоватые блики на воде от заходящего светила.
Тут вечер, а где-то утро…
Санкт-Петербург
— Я внимательно ознакомился с прожектом вашим, граф.
Благословенный, стройный, в ладно сидящем на нем мундире Преображенского полка, сделал небольшую паузу.
Николай Петрович терпеливо ждал продолжения. Государь, как всегда, излучал благожелательность, но какие-то мелкие штрихи насторожили камергера. Какие конкретно, сказать он не мог, однако тут срабатывало не знание — чувство опытного царедворца.
— Понимаете, дело в том, что обстановка на данный момент весьма сложная. — Мужчины продолжали неспешно прогуливаться вдоль аллеи. — Да, мир с Францией заключен. Но тем самым мы вступили в войну с Англией. Никаких активных действий предпринимать мы не собираемся, англичане, надеюсь, тоже, и все же… На море мы заметно слабее.
— Ваше Величество, даже в самом неблагоприятном случае англичане ничего не предпримут против западных берегов Америки. Какой им прок? Перебрасывать силы на край света — и ничего не приобрести взамен при удаче. Разорят какую-нибудь факторию? В том смысла нет.
Разговор легко перескакивал с русского языка на французский и обратно, как часто бывало в образованном обществе.
— Будем надеяться. И все-таки… Флота у нас там нет, послать в кругосветное плавание при данных обстоятельствах мы никого не можем. Войск тоже не имеется. Опять-таки, расстояния… Европа продолжает балансировать на грани войны и мира. Сам Наполеон — еще недавно повелителя Франции называли просто Бонапартом — продал Луизиану — огромные земли в Америке. Британцы еще пытаются порою вернуть себе взбунтовавшиеся колонии, однако у них ничего не получается. Трудно всерьез воевать на таком расстоянии от метрополии.
Александр не счел нужным уточнять — нынешний мир весьма хрупок, и союз с Наполеоном — дело временное. Император Франции оказался сильнее, чем предполагалось. Тем не менее главная борьба с ним была еще впереди.
— Мы же не собираемся там воевать, Ваше Величество. Мирное освоение края, земель, на которые пока никто не предъявил претензий.
— Разве? — улыбнулся император. — В вашем прожекте между строк при желании можно прочитать иное. Или я неправильно понял? Мы же там не одни. Потерпят ли нас те, кто давно считает весь Новый Свет своим? И вдруг — неведомые соперники.
Оставалось только вздохнуть. В огромном докладе, описывающем перспективы заморской колонии, действительно содержался ряд намеков о постепенном расширении владений не только от Аляски до примерных границ испанской Короны в Калифорнии, но и дальше на юг, вторгаясь в земли недавнего врага и нынешнего формального союзника. Все — без вооруженной силы, исключительно дипломатическими методами.
— Остальное по мере возможности, Ваше Величество, — дипломатично заметил Николай Петрович.
В процессе прогулки мужчины свернули в боковую аллею. Встречные привычно кланялись при виде монарха.
— Возможности… Возможности… — Александр словно пробовал слово на вкус. — Возможностей как раз нет. Казна пуста, да и работы дипломатам потребуется столько… Нет, граф, пока надлежит действовать прежним порядком, в лице частной компании. И лишь при благоприятных обстоятельствах на сцену выдвинется государство. У вас же имеется право нанимать даже военных моряков. Сохраняя за ними все привилегии действительной службы.
— Мы готовы и так. Только людей бы немного побольше. Казаков из числа желающих. Желательно еще бы судовых дел мастеров. Тогда мы попробуем создать верфь, которая будет выпускать настоящие корабли. Пушки нужны. Деньги у компании имеются.
— Всем нужны люди.
— Но все окупится, Ваше Величество. Сибирь поневоле получит стимул к развитию. Европа — Европой, однако царство ваше простирается далеко в Азию, а когда-нибудь, смею надеяться, распространится на часть Америки. Когда проезжал Сибирью, бросается в глаза — гигантские просторы едва обитаемы. А ведь тоже русская земля. Надеюсь, положение изменится.
Император вздохнул. Людей действительно катастрофически не хватало. Всех сословий, шла бы речь о землепашцах, мещанах, купцах, дворянстве. Если центр страны и юг представляли собой довольно плотно заселенные места, то чем дальше на восток или на север, тем реже попадались деревни. Не говоря уже о городах.
Николай Петрович понял Государя правильно.
— Нам бы создать небольшой костяк полезных работников. Вокруг них уже будут группироваться местные племена. Не сегодня, однако по прошествии десятков лет новые земли, уверен, принесут Отечеству нашему достаток и славу. Кому, как не императору, надлежит думать категориями веков?
Он и думал. Но довлело сиюминутное, в крайнем случае — завтрашнее. Неизбежное продолжение схватки с французами, к примеру. А ведь шли еще прямо в данный момент войны турецкая и персидская, в ближайшее же время намечалась еще одна — шведская. Пора обезопасить столицу с севера, и для того присоединить финляндский край к империи.
Куда уж размышлять о заморских территориях?
И все равно приходилось. Первые шаги делались по частному почину, государство как бы не вмешивалось в происходящее, более того, до поры до времени, так было даже лучше — не привлекало внимания других стран, озабоченных борьбой с конкурентами и судьбой собственных владений.
Даже губернатора не поставишь. Лишь управляющий компанией — на территории, где поместятся несколько европейских стран. И кого? Каждый способный человек был в зоне внимания Александра. Только ответственных мест все равно было больше.
Или все же?..
Собеседник уже доказал хватку, увлечен, готов взять все на себя — чем ни кандидатура?
— Резон в ваших словах имеется, — неспешно, тщательно взвешивая каждое слово, проговорил Государь. — Но кто же возьмется за труды сии?
— Ваше Величество, готов служить верой и правдой. Мой прожект — мне его и в дело воплощать.
И столько чувства и убежденности звучало в голосе графа, что Александр мысленно кивнул сам себе.
Этот — справится. И ведь особо ничего не просит. Что тоже немаловажно по состоянию казны и общих государственных дел.
А казаков дать не жалко. Не одну сотню — три, четыре, даже все пять, учитывая пространства.
Будут графу казаки…
Сан-Франциско
Накатил туман. Дело обычное. Чуть дальше от побережья, где климат теплее, подобное явление природы крайне редко. Здесь же, чуть не в единственном месте в Калифорнии, и воздух вечно прохладнее, чем в окрестных местах, и туманы — настоящий бич для мореплавателей. Не зря столь долго посылаемые на север вдоль побережья экспедиции проплывали мимо входа в залив, буквально не видя его. Даже открыт он был с суши, и лишь затем сюда стали приходить корабли. Хотя сама гавань была на редкость удобной и вместительной. Настолько — при иных обстоятельствах стал бы городок одним из крупнейших портов в мире. Если бы за ним лежали населенные места, поставляющие товары и нуждающиеся в них.
Белесая мгла с самого утра скрыла берег и океанские просторы, зависла, словно на вечность, и не было силы, способной прозреть, что творится в округе.
По этой причине донна не стала сегодня задерживаться на берегу. Постояла, посмотрела, а затем двинулась домой.
Еще один день! Сколько их еще, таких, впереди! И сколько их прошло в бесконечном ожидании паруса на горизонте! Даже когда ждать его было еще рано.
Плохо жить на самом краю света. Все отсюда бесконечно далеко. Дни, месяцы, годы пути…
Дома все казалось унылым. Даже вечная женская работа — вышивание — сегодня совсем не шла. Или и здесь виноват туман?
Обед, сиеста, опять работа да невеселые думы. Еще один день потихоньку начал клониться к вечеру. Сколько их еще осталось?
И совсем не заметила, что снаружи неожиданно распогодилось. Словно не было никакого тумана — никогда. Растаял, сгинул в какое-то мгновение, сразу очистив дали.
И — голоса.
— Парус!
Нельзя сказать, будто сюда вообще никто не заходил. Морские гости появлялись не столь часто, но и не так уж редко. Однако вдруг екнуло сердце, а потом забилось в отчаянной надежде.
Или — предчувствии?
Засуетилась, замелькала… Хотела остаться в комнате, но ноги сами вынесли прежде во двор, а затем понесли прямиком к заветному мысу.
Туман скрыл долгое приближение к берегу, и корабль был уже близко. Двухмачтовый шлюп медленно двигался в сторону входа в залив. Низко опустившееся светило подсвечивало его сзади, и оттого паруса приняли алый цвет.
Вновь дрогнуло сердце.
Вход через Золотые Ворота — дело долгое. Потом еще маневрирование по заливу, подход к берегу… Кто-то на корабле явно не хотел ждать лишние часы. От борта корабля отвалила шлюпка, ходко пошла прямо к мысу. Гребцы налегали на весла, словно им была назначена немалая награда за скорость. Из-за ярко-красного, бьющего прямо в глаза солнца рассмотреть что-либо в шлюпке было трудно, лишь был заметен силуэт мужчины, стоявшего на самом носу.
Не хватало воздуха. Сердце вообще билось так, словно хотело вырваться из грудной клетки, устремиться навстречу. Волна накатилась, омочила подол отяжелевшего платья. И когда донна успела очутиться у самого уреза?
Теперь уже и солнце не мешало рассмотреть мужчину. Стройный, худощавый, в парадном мундире с красной лентой через плечо, в глазах донны он был невообразимо прекрасен.
Последние сажени. Шлюпка замедлила ход, однако граф не хотел ждать даже лишние мгновения. Он решительно прыгнул в прибой, и вода едва не залила высокие сапоги.
Несколько шагов…
— Вернулся…
Донна вглядывалась в милое лицо. Между влюбленными практически не было расстояния. Они стояли в досягаемости прибоя, волны мягко накатывали, обнимая ноги, но ни он, ни она не замечали этого.
— Разве я мог не вернуться? — тихо возразил граф.
Неизменной спутнице знатной донны осталось лишь отвести взгляд в сторону, сделать вид, будто не замечает застывших вплотную друг к другу фигур.
Подопечная так долго ждала эту встречу…
— Вернулся, — вновь зачарованно произнесла донна Мария де ла Консепсьон Марселла Аргуэльо.
Голова ее плыла, твердая недавно земля вдруг закачалась, будто превратилась в океанскую поверхность и это Консепсьон, а не мужчина, проделала долгий путь океаном. Девушка упала бы, если бы не была поддержана крепкой мужской рукой.
— Я спешил, как мог… — голос Резанова предательски дрогнул. — Навеки ваш…
Хорошее слово: навеки…
Часть первая
Глава первая
Юго-восток Великих Равнин
Черный Медведь был счастлив. Его пригласили в палатку к самому Бьющему Орлу на совет. Признаться, Медведь даже не ожидал подобного. В свои семнадцать зим он, правда, уже был обладателем четырех ку, но другие воины племени имели на своем счету подвигов намного больше. Разумеется, они все были приглашены — и даже раньше Медведя, но сам факт, что теперь юноше предстояло разделить общество с наиболее храбрыми соплеменниками, говорил о многом. Отметили, оценили, почтили доверием.
Собравшиеся чинно сидели, угощались согласно обычаю, и вообще. Вели себя так, словно просто собрались вместе, не предполагая решать каких-либо дел. Всему свое время. Прежде — совместная трапеза, и лишь потом Бьющий Орел поведает о своих планах. В ответственных вещах спешить не следует.
Наконец с угощением было покончено, и теперь наступил черед разговоров.
Всем уже было известно — Орел накануне постился, а затем совершил положенные магические обряды. Следовательно, речь пойдет о военном походе. Давно пора. Потом начнется сезон Большой Охоты, и будет поздно.
— Я решил, — провозгласил Бьющий Орел, — идти за добычей к бледнолицым. Скрытно пройдем прерией к реке, обустроим лагерь и нанесем удары по поселениям. Там будет чем поживиться. Каждый сумеет совершить свои подвиги. Сколько хочет.
— Поселения далеко, — заметил Одинокий Волк. Он был уже в годах, славой превышал Орла, только прожитая жизнь сделала его спокойным. Каждый шаг взвешивался, каждое последствие учитывалось. Даже трудно сказать, хорошо ли подобное для воина? С одной стороны, хорошо. С другой — неторопливость в решениях порою переходила в какую-то осторожность, странную у такого уважаемого человека. — Успеем мы вернуться до Охоты?
— Должны успеть. Пойдем быстро. Удары будут подобны молниям. Бледнолицые не успеют проснуться. Новый месяц успеет едва народиться — и мы двинемся обратно с добычей. Бледнолицые не смогут задержать нас или помешать движению.
— Всякое случается под Отцом-Солнцем и под Луной, — возразил Волк. — Бледнолицых становится больше. Они — серьезные противники.
С последним утверждением все согласились. Принижать врага — значит принижать подвиги в борьбе. Что толку одолеть заведомо слабого? В набеге важна не только добыча, но и слава, которая достанется храбрым воинам.
Последний дальний поход был уже настолько давно, что молодежь в нем не участвовала по возрасту, да и многие воины постарше тогда были еще юны.
— Чем больше бледнолицых, тем больше поселений. Чем больше поселений, тем больше мест для удара. Чем больше ударов, тем больше добычи и славы.
Тут тоже возразить было трудно. Но Волк все же нашел довод.
— Чем больше ударов, тем больше времени. Бледнолицые могут собраться с силами. Вспомните, в последнее время они делают это быстрее. Если мы будем уходить от них, петляя, обратная дорога будет долгой. Бизоны собираются в стада. Поход — доблесть. Но нельзя забывать о судьбе племени. Большая Охота дает мясо на весь год.
— Мы успеем, — твердо произнес Орел.
Трубка уже дымилась. Будущий предводитель похода первым затянулся и передал священный предмет по кругу.
— Лучше идти в поход ближе к стойбищам. Или после Охоты. — Волк припадать к трубке не стал, давая понять — участвовать в предприятии он не будет.
— Ближе меньше добычи. У апачей нечем разжиться. Только славой, — следующий по очереди Крепкое Дерево вымолвил и втянул в себя дым.
— Слава — лучшая награда для воина. — Левая Рука взял трубку, подержал и передал дальше.
Но все же большинство делало затяжку, соглашаясь с предложением Бьющего Орла. А уж кто помоложе — поголовно. Дальний поход — больше уважения. Как раз подобное предприятие они ждали уже долго, просто сами по небольшому опыту возглавить его не могли, а воины постарше до сих пор молчали. Понятно, Черный Медведь проголосовал за выступление. До Охоты, если подумать, еще далеко. Успеют вернуться.
Участников набралось много. Решение пришло.
Расходились молча. Все уже было сказано. Теперь требовалось оставить Орла одного. Ему еще надлежало заняться военной раскраской, переведя подготовку на новый уровень.
В полдень из типи Бьющего Орла послышался бой барабана. Он призывал воинов на подвиги и служил предупреждением врагам — если бы те могли его услышать. Затем сильный голос Орла затянул военную песню.
Пение послужило сигналом. Отовсюду к типи потянулись те, кто решил разделить с Орлом трудности и славу предстоящего похода. Воины принялись подтягивать, и пение стало мощнее. Оно продолжалось почти до вечера. Пусть слышат и люди, и духи — воины идут на подвиги.
Ближе к вечеру все сели на коней и медленно, гуськом поехали по селению. Пение продолжало звучать, сзывая тех, кто до того колебался, и вышедшие наружу женщины потихоньку стали подпевать отважным воинам.
Шелест Травы ехал на одном коне с Рогом Бизона. Пусть люди помнят, как в одной из жарких схваток лошадь под Рогом пала под ударом вражеского копья, однако Шелест Травы, один из самых умелых разведчиков племени, подскакал к оказавшемуся под угрозой товарищу и вывез его из гущи конной свалки.
Черный Медведь находился гораздо ближе к хвосту процессии, ну так, сообразно заслугам на большее претендовать он пока не мог. Оставалось подбадривать себя — все еще впереди.
Невысокого роста, как все команчи, юноша в то же время был широкоплеч и посильнее даже многих бывалых воинов. Статная красота Медведя заставляла многих девушек посматривать на него с интересом, а порою — не только посматривать, и все же жениться ему, по общему мнению, было чуть рано. Вначале надо славы добиться, потом доказать, что сможет быть кормильцем, и уж тогда…
Сам он заглядывался на Гибкую Тростинку. Девушка уже входила в возраст и была настолько хороша первой юной красотой, что служила предметом соперничества не одной лишь молодежи. Пока она не отдавала предпочтения никому, но чувствовалось: недалеко время, когда к ней начнут свататься. Хотелось бы успеть первым, да для успеха требуется нечто большее, чем просто медвежья сила.
Отряд четырежды, как было завещано предками, проехал по селению. Время от времени кто-нибудь из мужчин не выдерживал, присоединялся к кавалькаде. Партия росла с каждым разом. Даже те, кто возражал на совете, меняли мнение. Как, например, Верная Рука.
Ночью повсюду царил покой. Надлежало выспаться перед грядущими трудами, отдохнуть, и воины сполна пользовались последней возможностью.
С самого утра начались сборы. У входа в типи на подставках из копий были выставлены щиты. Отец-Солнце за день передаст им часть своей магической силы. Тем временем воины собирали припасы, готовили оружие и одежду. Луки, стрелы, копья, томагавки, ножи… Кое-кто из наиболее славных и удачливых осматривал имеющиеся у них ружья, укладывал порох и пули.
С наступлением темноты чуть в стороне вспыхнул большой костер. Выступавшие в поход воины, уже раскрашенные, в военных костюмах, начали образовывать круг с единственным проходом. То поодиночке, то вместе под рокот барабанов и песни они вели Военный Танец. Иногда подходил кто-то из стариков, дожидался паузы в пляске и рассказывал о прошлых походах и собственных заслугах.
— Отец-Солнце, ты видел меня делающим это. Мать-Земля, ты видела меня делающим это. Не позволяйте мне дожить до следующего лета, если я буду говорить ложно, — то и дело звучала магическая фраза.
Слушатели одобрительно хлопали, кричали, топали ногами. Били барабаны, гремели трещотки, и пляска возобновлялась — до следующего рассказчика.
