Алексей Волков

Русский фронтир

Пролог

Февраль 1806 года. Неподалеку от реки Ардан

Дорога была бесконечной. Малоезженая, заснеженная, с тянущимися по обеим сторонам дремучими лесами. Оказаться в таких даже в паре десятков шагов от проторенного тракта — и можно заблудиться, пропасть без следа в сплошных чащобах. А уж от жилища до жилища порою десятки верст. Одно слово: тайга! Несколько раз путникам приходилось отбиваться от голодных волчьих стай. Ночевать тоже порою доводилось где попало: в избах, юртах, а то и под открытым небом.

За пять месяцев пути бывало всякое. Да и как иначе — на этих бескрайних просторах? Едешь, и, кажется, никогда не будет им ни конца ни края. Лишь сугробы кругом да покрытые снегом вековые деревья. Будто никогда не было на земле других людей, кроме тех, что в данный момент двигались по заброшенной, как казалось, дороге.

Сейчас хоть не было трескучего кусающегося мороза. Наступила оттепель, первая ласточка близкой весны. Но кто знает, что лучше? Снег превратился в слякоть, двигаться по нему стало тяжелее, а тут еще лед на многочисленных крохотных речках подтаял, превратился в шугу. Приходилось ехать верхом, чтобы хоть так облегчить застревающие сани.

— Далеко еще? — Стройный мужчина, явно главный среди кавалькады всадников и саней, догнал проводника и теперь ехал вровень с ним.

Конь под мужчиной заметно сдал. Да и у хозяина в блеске глаз сквозила усталость пополам с нечеловеческим упорством.

Проводник посмотрел по сторонам, что-то прикинул и обнадеживающе улыбнулся:

— Верст через шестьдесят будет река Ардан. А там до Красноярска рукой подать, ваше сиятельство.

После Красноярска лежала та же тайга, и вообще, до конца путешествия надо было ехать и ехать, но сейчас город казался путникам обетованной землей.

Обжитые места, какое-никакое, а поселение. Да и не деревня или одинокий хутор — культурный и административный центр гигантского края. Город со всеми полагающимися присутственными местами. Иначе говоря, таежная мечта. Хотя задерживаться в нем граф не собирался. Так, отдохнуть пару дней, и снова в путь.

Граф очень спешил. Он жалел, что человек не имеет крыльев. Летел бы сейчас к далекой северной столице, не завися от лошадей и спутников. Может, даже не чувствовал бы такой усталости от бесконечной выматывающей скачки.

Иногда чтобы быть вместе, надо уехать за тридевять земель.

Конь незаметно ступил на очередной подтаявший лед. Даже не лед — шугу, скрывавшую под собой ледяную воду. Провалился едва не по брюхо, да так резко, что граф едва не вылетел из седла. Лишь каким-то чудом всаднику удалось удержаться, не свалиться в водно-ледяное месиво.

— Ваше сиятельство! — запоздало донесся тревожный голос одного из слуг.

— Ничего, — выдохнул побелевший граф и повторил: — Ничего.

Часть первая. ПОЗДНЯЯ ВЕСНА

1

Галиот и галеон, несмотря на схожесть названий, — два разных типа корабля. Мало ли похожих слов встречается в языке? Галеон — боевой корабль, предтеча линкоров с их утыканными пушками палубами, а вот галиот — всего лишь обычный торговый двухмачтовик. Не всем же воевать на море, кому-то надо и грузы перевозить, тем более войны не вечны, а торговля существовала всегда. Если же и не торговля, то перевозка, ведь помимо купцов в перевозках частенько заинтересована казна. Конечно, быть военным вроде бы почетнее, зато купцом — намного прибыльнее. Разве что совмещать войну с грабежом. Не зря же просвещенные греки сделали Гермеса богом не только торговли, но и воровства.

Да и прошли времена неповоротливых грозных галеонов вместе с перевозкой колониального золота в метрополию. Теперь в ходу другие корабли, наподобие могучих линкоров, гордых фрегатов, разнообразной боевой мелочи в виде корветов, шлюпов, бригов… А галиоты до сих пор бороздят океаны, перемещая товары из одного конца земного шара в другой. Меняются флаги и моря, но то тут, то там можно увидеть ползущие или скользящие по волнам парусники, тяжело груженные всевозможным грузом.

Ветер в данный момент был довольно слабым, и одинокий галиот шел медленно. Чуть поскрипывал корпус, мерно вздымалась от качки палуба, билась в борт слабая волна, привычно пели снасти. Не самый худший вариант — вахтенные матросы размеренно и неторопливо работали с такелажем, подвахтенные не спеша занимались текущими работами. Экипаж не настолько велик, чтобы дать команде слоняться без дела, да и в море всегда найдутся какие-то дела. Но так, без авралов, — и то уже праздник для настоящих морских волков. До ужина далеко, а за работой гораздо быстрее идет время.

Пассажиров на галиоте почти не было. Два человека, один из которых был чиновником, а второй — его слугой, в счет могли не идти. Вот в прошлый рейс на палубе яблоку упасть было негде. Целую миссию перевозили через океан, будто монахи — это самое главное в иных землях. Но шкипера судна Михаила Горбатова гораздо больше интересовали связи в чиновничьих кругах, чем вопросы о смысле жизни. До Царства Божьего еще дожить надо, а выгода — вот она.

— Долго нам еще болтаться по волнам? — Чубаров, тот самый пассажир, поднялся на шканцы, словно хозяин.

Был он всего лишь титулярным советником, зато в отличие от Горбатова — потомственным дворянином, да и вообще, вел себя будто в ближайшее время собирался занять пост не в министерстве, так в канцелярии наместника. Причем на одной из первых ролей.

Ветерок чуть шевелил выбивающиеся из-под фуражки рыжие волосы чиновника, мундир был по-домашнему расстегнут. Кого стесняться на палубе? Уж не матросов ли? Солнце жарило так, что, если бы не дуновение зефиров, пассажир явно не знал бы, куда деваться. В каюте тоже было душно, еще хуже, чем снаружи.

Горбатов посмотрел на небо, словно ища там подсказку, снял с головы заношенную треуголку, вытер платком лысину с большим родимым пятном на ней и только тогда отозвался:

— Если не переменится погода, то дня три-четыре.

Чубаров в свою очередь оглядел горизонт и остановил взгляд на небольшом островке, проплывающем по траверсу правого борта.

— Тогда, может, пристанем? Хоть ноги разомнем, свежей воды наберем, и вообще, вдруг там хоть какое поселение имеется?

— Поселений на таких крошках не бывает, — с видом знатока изрек шкипер. — Так что только время потеряем. Воды у нас полно. Пока пристанем, пока то да се, ночь нагрянет.

Аргумент оказался действенным. Как бы ни хотелось чиновнику прогуляться по твердой земле, мысль о том, что в итоге придется торчать лишний день посреди водных просторов, помогла преодолеть искушение. Лучше уж побыстрее добраться до места, а там — никогда и никуда!

Вынырнувшая из-за острова шхуна была некой компенсацией за продолженный путь. Пусть здешние воды не были безлюдными, но все-таки приятно встретить какое-то иное судно.

На шхуне думали так же. Она легко устремилась вперед, пересекая курс галиоту. Матросы не без ревности следили за четкими маневрами судна, словно прикидывая, сумели бы они сами совершить такие же.

— Что за флаг? — полюбопытствовал чиновник.

— А черт его знает!

Признаваться в собственном незнании было неприятно, но на фантазии Горбатов был не способен.

Сближение в море происходит медленно. Шкиперу пришлось со своей стороны приложить некоторые усилия и подправить курс «Святого Антония» так, чтобы встреча состоялась чуть пораньше.

До шхуны оставалась пара кабельтовых, когда время внезапно убыстрило свой бег. Приоткрылись почти незаметные перед тем порты, и в сторону «Святого Антония» уставились жерла трех пушек. Учитывая, что галиот не имел ни одной, превосходство шхуны можно было назвать абсолютным.

Ближайший к носу порт окутался дымом, и по курсу галиота в воду ударило ядро.

— Никак пираты? — запоздало сообразил Чубаров.

Шкипер лишь надвинул треуголку поглубже и посмотрел на палубу.

Матросы, непривычные к подобному повороту событий, выжидающе глядели на шкипера. Кое-кто, правда, уже занимал место, готовясь к неизбежным маневрам.

— Чего они хотят? — тревожно вопросил Чубаров.

Разумеется, он имел в виду не команду галиота.

— Требуют остановиться, — процедил сквозь зубы Горбатов и чуть облегчил душу замысловатым ругательством.

— Чего стоите? Гони! — взвизгнул чиновник, словно находился не на палубе судна, а в карете и собеседником был ямщик.

— У них ход побыстрее нашего, — вздохнул шкипер.

Он немало побороздил моря и в таких делах разбирался.

— Что же делать? — Чиновник откровенно запаниковал.

— Спустить паруса! — громко скомандовал Горбатов, одновременно отвечая и пассажиру, и ожидающей распоряжений команде.

— Да вы что? — возмутился Чубаров.

— Шкип! Какие паруса? — прокричал с палубы здоровенный матрос, чем-то похожий на вставшего на дыбы медведя и, словно в насмешку над своей внешностью, имевший фамилию Блохин. — Давай оружие!

«Святой Антоний» был обычным торговым кораблем, но, как и на каждом корабле, в его трюмах имелись ружья и тесаки. Не бог весть что против артиллерии, но если дело дойдет до рукопашной, то еще неизвестно, чья возьмет вверх.

— Никакого оружия! — замахал руками Горбатов. Он словно пробудился от спячки и теперь кипел энергией. — Они не посмеют напасть на русский флаг! Это просто недоразумение! Главное — не дать им прямого повода к нападению, а там они сами уберутся на все четыре стороны! Все ясно? — И проревел опять: — Спустить паруса!

На этот раз его приказание было выполнено. Не быстро — простые моряки стали сомневаться в своем капитане, — но все-таки большинство из них просто не верили во что-то плохое.

Шхуна приблизилась и легла в дрейф напротив. Ее пушки продолжали смотреть на замерший галиот, предостерегая его команду от глупостей. Две шлюпки, переполненные людьми так, что вода едва не доходила до бортов, медленно двинулись от пиратского судна к возможной добыче.

— В самом плохом случае они все равно не смогут перегрузить весь груз, — тихо заметил Горбатов.

Он нервно потирал руки, поминутно снимал треуголку, чтобы тут же напялить ее опять, и вообще производил впечатление до крайности взвинченного человека.

— Михайло Семеныч! Их же чуток больше нашего, а то и меньше! — Позабыв всякую субординацию, Блохин в два прыжка оказался на шканцах. — Прикажете — мы же их всех в воду сбросим! Ружья есть, так неужто не отобьемся?

— Пашка! Батогов захотел?! — зловеще вопросил Горбатов. — Кто тут хозяин?

— Может, и в самом деле… — не слишком уверенно произнес чиновник. Как-то не очень хотелось ему оказаться вдруг посреди морских разбойников. И еще меньше хотелось оказаться в гуще боя, к тому же ограниченного корабельной палубой с торчащими мачтами, многочисленными веревками (не следует забывать, что Чубаров был человеком сугубо сухопутным), бочками и многими иными предметами. Мало ли чем тогда все закончится? Еще дадут залп, да и отправят вместе с судном на корм диковинным морским рыбам!

Первая шлюпка уткнулась в низкий борт галиота, и пираты проворно стали карабкаться на палубу, с поразительной ловкостью цепляясь за все, что попадется под руку.

Вид у разбойников был грозным. Одетые в самые разнообразные лохмотья, обросшие, бородатые, с серьгами в ушах, вооруженные пистолетами, кортиками, а кто и топорами, они отнюдь не производили впечатления людей, способных уважать флаг, чужие жизни и вообще что-либо в мире, кроме разве что главаря.

Один из пиратов, влезая, требовательно протянул руку, ожидая помощи от торговых моряков. Стоявший ближе всего матрос вместо этого сделал шаг назад, не препятствуя, согласно приказу шкипера, но и не помогая.

Пират что-то грозно прорычал, с некоторым трудом перевалился через фальшборт, после чего резко выхватил кортик и полоснул матроса по животу.

Короткий вскрик боли заставил команду галиота окаменеть. В противоположность морякам вид крови опьянил пирата. Он рубанул оказавшегося на пути матроса по плечу и сразу бросился на следующего.

Стоявший неподалеку Блохин опомнился первым. А может, проснулся дремавший дотоле инстинкт бойца. Здоровяк просто схватил нападавшего за одежду, приподнял его и бросил прочь с палубы.

В коротком полете пират зацепил очередного карабкающегося на борт товарища. Оба с криком рухнули в воду, и в следующий момент на палубе вспыхнул короткий яростный бой. Время было бездарно упущено. Команда «Святого Антония» оказалась безоружной, разве что у одного-другого с собой был складной морской нож, но много ли он может против кортиков и абордажных топоров? И матросы дрались голыми руками.

На квартердеке было пока тихо. Здесь находились только шкипер, чиновник да рулевой, и все они застыли, еще не осознав необратимости случившегося.

Первым опомнился титулярный советник. Он вскрикнул и бросился вниз. Нет, не в схватку, но иной путь в каюту, через имевшийся в кормовой надстройке люк, просто не пришел ему в голову.

Грохнул выстрел. Чубаров схватился за грудь и вместо нормального спуска покатился с трапа прямо под ноги сражающимся. Его тело еще шевелилось, да только никому уже не было дела до какого-то чиновника.

Основные события на судне развернулись вокруг Блохина. Часть матросов уже валялись на палубе, некоторые покорно опустились на колени, и лишь гигант упорно не желал сдаваться. Ему удалось оторвать от фальшборта доску, однако она с легкостью переломилась о чью-то голову, и дальше вновь пришлось действовать кулаками. Но кулаки были пудовыми, пользоваться ими Блохин умел, и не один пират, столкнувшись с ними, улегся на палубе, а то и полетел за борт. Сам матрос был уже несколько раз ранен и только в горячке боя не замечал льющейся из порезов крови.

Вид рассвирепевшего матроса был настолько ужасен, а удары его настолько сильны, что еще было не ясно, чем закончится потасовка. Но грянул выстрел, за ним — еще один и еще… Пираты стреляли в спину, боясь оказаться перед грозным противником лицом к лицу, и только свинец положил конец отчаянному сопротивлению.

Несколько пиратов уже карабкались наверх к последнему незанятому ими куску галиота, и Горбатов потянул руки вверх в универсальном и понятном всем жесте.

Перед ним встал чернобородый мужчина, судя по приличному виду — главарь нападавших.

— Это русское судно, и я протестую против его захвата, — не слишком уверенно произнес шкипер на английском. — Вы не имеете права…

— Имеем. Мы — корсары Мексиканской республики и не допустим к своим землям никаких захватчиков или их пособников, — на том же языке ответил бородатый, после чего обратился к своим подчиненным, но не на испанском, а на французском языке: — Всех связать и выкинуть за борт. Судно заберем с собой.

Французского Горбатов не знал и грядущей судьбы не понял. Вплоть до того момента, когда его, со связанными за спиной руками, без лишних церемоний подтолкнули к борту и одним рывком отправили прочь. Прямо в теплые воды.

— А гигант еще жив, — заметил капитану один из пиратов, занимающихся уничтожением живых улик. — Может, оставим?

Чернобородый раздумывал недолго. Как и большинство его людей, он не испытывал особой злобы к конкретным морякам. В этом же случае он испытывал определенное уважение к человеку, сумевшему несколько проредить его экипаж. Такого неплохо иметь в числе своих людей, тем более кто же откажется, когда выбор настолько прост?

— Заберем его с собой, — распорядился чернобородый. — Выживет — его счастье.

Остальные моряки, живые и мертвые, один за другим отправились кормить рыб. Десятка полтора пиратов остались на захваченном судне, чтобы следовать на нем в укромный уголок, где можно будет поделить добычу. А что до прочего — море умеет хранить и не такие тайны.

А иногда — не хранит, и они выплывают на свет божий. Но это уж когда как…

2

Степь напоминала ту, что лежала на южных рубежах России. Такая же бесконечная, тянущаяся во все стороны, куда ни кинешь взгляд, едешь — и не видать ни конца ни края. Только с дорогами в здешних местах было заметно хуже, хотя край давно считался обжитым и населенным. Зато — воля! Хоть основывай Чоку, ту самую республику, о которой так сладко мечталось в юности перед самой войной. Да и теперь порою хочется осуществить не столь далекую мечту и оказаться в царстве всеобщей свободы. И даже не надо никакого Сахалина, где первоначально планировалось основать новое государство. Вот она, бескрайняя земля вокруг. И далековато до всевозможных столиц. И даже войск, на которые опираются властители всех времен, тут до крайности мало. Практически нет, и потому сейчас лучшее время для осуществления любых планов.

Впрочем, жителей тоже не густо. Можно ехать несколько дней, прежде чем встретишь какое-нибудь ранчо или асиенду. Лишь степь да степь…

Но одно дело — мечты, и другое — служба. Приятно предаться грезам в свободное время или, как сейчас, в бесконечной дороге, на практике же в первую очередь необходимо выполнять поручения, да и с кем основывать новое государство?

Муравьев вздохнул. В двадцать три года мир видится иначе, чем в семнадцать, и начинаешь понимать, что для изменений маловато нескольких преданных друзей одного с тобой возраста. Помимо прочего, требуется имя. Кто он такой? Всего лишь капитан гвардейского генерального штаба. Вот если бы во главе стал граф… Наместник края, территорией превосходящего любую европейскую страну, пользующийся заслуженным авторитетом не только в далеком Петербурге, но и здесь, Николай Петрович вполне мог совершить даже невозможное. Вернее, уже совершал не раз и не два. Но вот захочет ли в этом случае?

Справедливости ради, осколки прежней мечты редко посещали Муравьева. Так и сейчас — промелькнули и исчезли, сменившись приятным воспоминанием.

В Сан-Антонио на какой-то улочке его коляска разминулась с другой. Вроде бы обычное дело, оно и заняло-то секунды. Но почему же порою вспоминалась девушка, гордо восседавшая во встречном экипаже? Всего лишь на миг сошлись взгляды, и вот теперь вновь перед внутренним взором офицера возникли темные, словно беззвездная ночь, глаза на непривычно-смуглом очаровательном лице. Черты лица виделись смутно, как сквозь толщу воды, и лишь глаза тревожили душу, не давали покоя.

Зачем?

Казаки конвоя тихонько рысили следом за коляской. Не Россия, места достаточно беспокойные, и не стоит искушать судьбу, путешествуя без охраны. Если можно назвать путешествием экспедицию по казенной надобности.

Описание края — задача довольно трудоемкая и нудная. Имеющиеся карты грешат неточностями, да и за прошедший год кое-что успело перемениться. Не по части рельефа, однако смена властей при непрекращающейся внутренней войне привела к определенным изменениям в населении. Некоторые поместья были разгромлены восставшими, владельцы других переселились в места более спокойные или же находящиеся на территории других государств, добавились новые… Порою даже дон Карлос Мигель Хуарес, чиновник для особых поручений при наместнике, играющий роль проводника, недоумевающе разводит руками, глядя на обгорелые развалины или, напротив, на лихорадочную суету строительства.

Собственно, большая часть намеченного уже сделана. Не так далеко до спешно возводимой линии станиц. По правде, именно ее уточнение было самым главным в поручении графа, но после долгого пути это уже казалось сущей мелочью, да и предчувствие отдыха внушало некоторую бодрость уставшему гвардейскому капитану.