— И что?

— Страх болотный, бррр, — Ник картинно поёжился. — Вместо рук — лапы богомола, тело раздутое, бугристое, как тесто на пиццу, ног не видно, может, и нет вовсе, а фэйс на термостатический смеситель похож — продолговатый, блестящий, два глаза по бокам, и краником хобот висит.

— Блять, — скривился Печа. — Серьёзно?

— Забыл! Рот в брюхе, сраная топка. В чате писали, одному спецназовцу голову на раз отхватил, по недоразумению.

Печа прищурился.

— Да нет… Ты гонишь! А, сука, я чуть не повёлся!

— Чуть… ха! Проглотил за милую душу.

Принесли две оловянные кружки с пенными шапками. Друзья чокнулось, жадно приложились.

— Так что, — продолжил Печа после приятной паузы, — есть всё-таки фотки?

— Есть. Но муть нечёткая. С Эвереста, наверное, снимали. Или монтаж. Или аниме.

Допили пиво — мало его было, слёзы, и только. Ник заказал ещё по одной кружке. Платил сам, Печа не спорил.

— А это кто? Шеф-повар? — Печа показал глазами.

С лестницы спускался брючно-пиджачный мужчина.

— Администратор.

Администратор был узкоглазым. Тут европейское средневековье от стыда поперхнулось и закашляло. Он подошёл к столику в углу и принялся о чём-то беседовать с одним из посетителей. В руке — смартфон, с которым он постоянно сверялся, будто с переводчиком.

— О! Глянь на него, Ник. Элита пролетариата, — усмехнулся Печа, и усмешка его была весьма неприятной. — Как в этой стране устроиться на нормальную работу, когда этих чмошных иммигрантов хоть седлом жуй?! И все специалисты, куда там… Немчура, пшеки, япошки, пиндосы, азеры эти… везде! Директора компаний, консультанты, инженеры, прорабы, администраторы… Хавай кебаб, простой русский гражданин…

— Даже с очень широкими штанами и очень красным паспортом, — добавил Ник.

— Так и есть.

— А тебе кто мешает нормальным специалистом стать? Или хочешь после восьми классов сразу фирмой рулить?

— При чём тут я! Да и если… — Печа поставил кружку, так и не сделав глотка. — Тебе хорошо трепать, а как… как поступить в универ без лавэ, без дяди в комиссии, а?

— Учить, — вырвалось вместе со смешком у Ника.

— Ага, давай! Дрочить!

— Ну, поехало…

— Да не. Ник. Не скалься. Тут и с высшим поди устройся толково, сам знаешь, а без него… Господин Сунь Мой Хунь, мы рады принять вас на работу, а вы, Печаев Алексей Леонидович, извините, но нам ни хера не подходите, уж больно рожа у вас славянская… Ага! Погодь, ща покажу… — Печа суетливо полез в джинсы, достал истёртый до желтоватых проплешин кожаный кошелёк и начал перебирать замусоленные визитки. — Вот!

Ник взял картонку, быстро пробежал глазами, как колонку некролога, в которой надеешься не увидеть знакомых имён, но потом хмыкнул и прочитал неспешно. Печа ждал эмоционального отклика. Дождался.

— Как? Нормуль? Дрон мне дал, а ему брат, он проектировщиком пашет. Привёз визитку этого Володи с какой-то питерской выставки.

— Во-ло-дя, — кривляясь, произнёс Ник. — Мы с Лё-хай бю-дэ-ма ця-бе на-ни-мать на трюд-ный ра-бо-та, дэ-лать ошень баль-шой за-ка-за…

Он бросил визитку на стол, покачал головой, потом снова взял, широко улыбаясь.

— Надо бы запомнить. Вот прикол.

Ник достал смартфон и, поискав лучшую освещённость, щёлкнул визитку.

— А то, — довольно подтвердил Печа и надолго приложился к кружке, поглядывая прищуренными глазами на друга, ловя каждую его реакцию.

Он знал визитку вдоль и поперёк.

Фирма — Китай «Аньза».

Хань Сюй (Володя).

Далее шли координаты и контакты на английском. И текст: «Китайская компания "Аньза”. Ваш надёжный партнёр и близкий друг! Ассортимент продукции: гибкие солнцепоглощающие элементы, светотехника, USB-аккумуляторы…»

Ник протянул визитку, Печа спрятал её в кошелёк.

— Всё равно, Лёх, этот Хань Сюй — а для друзей Володя — больше тебя шарит и больше хочет добиться от жизни. Видишь, фирму открыл, визиток штампанул, по выставкам мотается. А мы пиво жрём да треплемся.

— А то он не жрёт! Круглые сутки визитки раздаёт…

— Да я не о том… Что ты всё время выворачиваешь?.. — улыбаясь, прервал Ник. — И бухает Володя-сан, и баб хендожит, и в туалет заглядывает, возможно, родного китайского производства, но визиточки-то всё равно при нём. Есть что продать, что предложить. А у нас что? Недовольство?

— А кто эту жопу сюда пустил, чтобы он в Федерации торговал? Пусть светотехнику запуливает на просторах своей узкоглазой державы… Хули к нам лезть? Пускай кебаб хавает!

На лице Ника по-прежнему парила снисходительная улыбка.

— Он-то, может, и свалит. А толку? Ты займёшь его место? Что стране предложишь? Слюни свои?

Печа опустил голову.

— Всё равно… — сказал он притихши. — Даже если бы и мог… не дадут… задушат… еле концы с концами сводишь порой, не то что куда вложить, доучиться… что ты знаешь…

У стола возникла официантка с двумя полными кружками, пуляркой, корюшкой и чесночными гренками.

— Лёх, прекращай. — Ник перестал улыбаться, постучал ногтём по оловянной ручке. — Давай, свежее подогнали. Каждый раз одно и то же: работа, политика, хрен-перец. О бабах надо тереть, о хорошем.

Печа кивнул. Взял пиво, не глядя на друга, мрачный, как беременная туча.

— Харэ рожу кривить. Что за дела? Помнишь, как на двадцать третье февраля на спор под ноль все побрились: я, ты, Пуля? А? Как от нас дети в магазинах шарахались? Тройка уголовников, твою когорту.

Теперь улыбнулся Печа. Пытался удержать улыбку внутри, но не смог:

— Было.

— Ещё бы не было, — обрадовался тронувшемуся льду Ник. — Мне мамка так и не поверила. Наверное, до сих пор думает, что менты в обезьяннике побрили. Пуля вообще стал похож на залупу, один ты — красава, что с гнездом, что налысо — бабы стонут.

— Ага, давай. У меня кепка рабочая с котелка спадала, прокручивалась. Мастер с ходу спросил: в аварию, что ли, попал?

— Авария тут при чём?

— Череп бреют, чтобы рану зашить.

— А-а.

— Такие дела… блин, хорошо было. Я недавно в старом дворе нарисовался: калдыбал мимо, потянуло. Лавки нет уже нашей, «квадрата» нет, теперь там энергоблок для детской площадки… Ничего нет. Дома и те перекрасили…

— Всё течёт… В голове нашей зато осталось. Пока, во всяком случае. Как там Лец писал, м-м… Как приятно вспомнить время, когда предавался воспоминаниям.

— Чёткий быв пшек.

— Точно. Прочитал?

Сборничек «Непричёсанных мыслей» Пече подарил Ник. На день рождения. Вместе с армянским коньяком. Станислава Ежи Леца Лёха прочёл от корки до корки, два раза, делая пометки на полях.

— Половину, — сказал Печа.

Ник расщепил сухую рыбку и макнул в пиво.

— Пулю видишь? — спросил он.

— Пошёл он, — в сердцах бросил Печа. — Не знаю, кто такой. Как переехал, будто убили. Даже про свадьбу его узнал от общих знакомых. Тебя приглашал?

Ник, будто извиняясь, кивнул:

— Отмечали в прошлом месяце.

— Вот и весь Пуля, дружище хоть куда, сердце поёт. Шляпа рваная — не друг! Один раз только набрал… Печа, друг, привет, Печа, друг, как дела, Печа, друг, то-сё… Хотел, чтобы я мебель помог перевезти. Пиздатый друг, а? Раз в год позвонить и… — Печа махнул рукой.

— Н-да.

— А вы с ним что?

— Так… ловимся периодически.

Печа обслюнявил палец и выбрал с блюдца соль.

— Не знаю я такого друга как Пуля, — сказал он, глядя куда угодно, только не на Ника. — Не было его никогда. Один ты остался.

Он вспомнил старенький фильм «Однажды в Америке» с Де Ниро. История большой дружбы и большого разочарования. Конец любой истории. Честный конец. Он посмотрел на друга, единственного друга, шагнувшего с ним из прошлого.

Когда уйдёт и он?

Зачем тянуть? Иногда Пече хотелось послать всех к чёрту. Ника в первую очередь. Он слишком о многом напоминал, слишком многое олицетворял. Превосходство, успешность, нормальную жизнь. Разрубить последний узел, удерживающий паром юношеских надежд и восторгов.

Сколько раз он пытался…

— Прорвём, брат, — Ник поднял кружку.

Слова друга ничего не значили. Пьяный трёп.

Они значили многое.

Печа поднял свою кружку, и они звонко их сшибли.