Ален Грин
Все цвета радуги
Если хочешь взрастить счастье,
прежде посей его
Я шёл по улице, по промёрзшей земле и думал. Опавшие листья лежали не персидским ковром, а серо-грязным помертвевшим покровом с прожилками угасающей уже заиндевевшей осени. Серое небо простиралось от горизонта к горизонту, и не было просвета в этой дымчатой мгле. Морозный воздух был пьяняще свежим. Ветер трепал волосы, толком не зная, что с ними делать: пряди моих излишне длинных волос то, закрывая видимость, лезли на глаза, то резко отлетали в сторону. Попытки привести их в привычное, удобное состояние были тщетными, и я положился на мнение стихии.
О чём я думал? О том, что я — счастливый человек. В свои двадцать лет я имел всё, о чём многие только мечтали: молодость, здоровье, материальный достаток, родных и близких — всё это было в моей жизни. Чего же мне не хватало? На этот вопрос я не мог ответить, продолжая идти по дороге уныния и грусти. Где-то я слышал или читал: «Внутреннее состояние человека отражает окружающую его действительность». Погода красочно описывала моё состояние.
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что на улице выпал снег, который запорошил, замёл, завалил всю землю. Началась зима.
В аудиторию я вошел в ужасном настроении. Меня раздражало буквально всё: монотонный шум голосов, шуршание пакетов, скрежет по полу ножек стульев, постоянные перемещения однокурсников и даже смех. Мне хотелось куда-нибудь провалиться, погрузиться в темноту и тишину. Скрестив руки, я уронил на них голову и закрыл глаза: хоть немного покоя. БАМ! — грохнулось что-то на парту с левой стороны. От неожиданности меня подбросило вверх. Я машинально вскинул голову и повернул её по направлению к внезапно возникшему звуку. Это был дамский рюкзачок. Его счастливая обладательница стояла тут же. Она, сцепив руки над головой замочком, довольно потягивалась и улыбалась во все тридцать три зуба.
— Наконец нашла аудиторию! — радостно воскликнула незнакомка. — Думала, заблужусь в бесконечных коридорах!
На меня смотрела худощавая девушка лет семнадцати, похожая на озорного пацанёнка, только что спрыгнувшего с дерева. Для полноты картины стоило подрезать рукава её свитера и джинсы до уровня шортиков. Взгляд у неё был прямой и задорный. Стоило еще упомянуть аккуратные ушки, которые виднелись из-за коротко стриженных, слегка волнистых волос. Славная, задорная девчонка. Что-то заставило меня задержать на ней взгляд.
— Ты уверена, что туда попала? — сонно спросил я, так как видел эту особу впервые.
— В расписании указана эта аудитория. Ошибки быть не может, — заявила она.
— Я тебя раньше не видел, — добавил я на случай ошибки.
— Я на днях перевелась и сегодня пришла впервые. — Она убрала волосы за уши.
— Разве студентов переводят посередине учебного года?
Она принялась извлекать и раскладывать на столе студенческие принадлежности, а я аккуратно отодвигал их от себя.
— Не знаю, никогда этим не интересовалась. Меня перевели. — Она пожала плечами и наклонилась к моему уху: — Пришлось долгое и нудное собеседование пройти, — поделилась «великой тайной», потом выпрямилась и во весь голос добавила: — И вот я тут!
— Здорово… — сдержанно и заунывно прозвучал мой ответ. Сегодня мне хотелось сидеть чуть поодаль от остальных, поэтому я специально выбрал место с краю, в самом конце, и шумное соседство меня не устраивало. — Почему ты решила расположиться здесь? — процедил я сквозь зубы.
— Мне здесь нравится!
Попробуй поспорь. Я не стал тратить время напрасно и вернулся в исходное положение. Не тут-то было. Появившийся слева «комок энергии» я чувствовал всем телом. Он создавал ауру позитивной двигательной активности, из-за которой я никак не мог отвлечься от мучившей меня действительности. К счастью, в это время вошёл лектор, и наступила долгожданная тишина.
Федор Васильевич, так звали профессора психодиагностики, был образцом старой гвардии. При его появлении даже люминесцентные лампочки начинали скрипеть тише. Своё прозвище «тишайший» он получил в студенческих кругах за то, что в его присутствии всё вокруг затихало.
— Сегодня мы поговорил об импринтинге, — размеренно забасил он. — Импринтингом называют событие, произошедшее с конкретным человеком, которое вызвало у него сильную эмоциональную реакцию и способствовало формированию некоторых…
Громкий хорошо поставленный голос звуковыми волнами расходился по аудитории и призывал следовать по направлению к знаниям. Я любил лекции профессора. В них не было лишних водянистых слов, уносящих мысль в болотистую неопределенность. Человек, хорошо знающий своё дело, не льёт воды, так как знает ценность каждой капли информации. Полтора часа наслаждения и обилия полезной информации — вот что нужно мозгу для плодотворной работы. Единственное, что отвлекало меня от лекции, — вечный двигатель слева. Но я, отсекая посторонние звуки, старался сконцентрироваться.
Вторая лекция, позволяя не покидать насиженного места, проходила в этой же аудитории. Вытянув ноги, я откинулся на спинку стула, закрыл глаза и опустошил сознание. В такой позе, наслаждаясь одиночеством, я просидел до конца перемены.
Следующий лектор, Галина Аркадьевна, не обладала качествами предыдущего. Её тихий неуверенный голос тонул среди гаммы студенческих тембров, голосящих на разных высотах. Призвать студентов к порядку у неё не получалось. Только когда она переходила на коробящий уши визг, аудитория на считаные доли секунды смолкала. Потом, волна за волной, всё повторялось вновь. Слушать лекцию было трудно. Я ничего не понимал не из-за шума, а из-за спутанности даваемого материала. То одно, то другое. Сначала: «Ой, забыла сказать». Потом: «Давайте вернёмся к этой мысли». В конечном итоге я окончательно терял нить её рассуждений, и мне становилось скучно.
Повернувшись лицом к окну, я наблюдал за разыгравшимся там сражением. Кружась и сбивая соседей с пути, зимы союзники стремглав носились то в одну, то в другую сторону. Немного угомонившись, они вновь подхватывали течение ветра и находили пристанище где-то на земной поверхности.
Неожиданно я почувствовал небольшой толчок в плечо.
— Что? — Владевшее мной раздражение невольно вырвалось наружу.
— Давай в «балду» сыграем, — шепнула она, пододвигая на середину стола вырванный из тетради клетчатый листок.
— Ты всегда на лекциях играешь? — Я хотел задеть её. Если она обидится, наверняка отстанет.
— Будто сам внимательно слушал? — возмутилась соседка и продолжила: — Не вредничай. Всё равно заняться нечем. Лекция скучная.
— Это не повод играть. — Я умело исполнял роль зануды. — Даже если лекции скучные, надо попытаться…
— Не читай нотаций, умник! — осекла она мою попытку нравоучения. — Тебе лекция нравится? Ты её действительно слушаешь? — С нескрываемым интересом она рассматривала моё лицо и ждала ответа.
— Нет, не нравится, — честно признался я.
— Тогда… — Она постучала пальцем по листку.
— Не хочу. — Я уверенно передвинул лист на её половину стола.
— Тебе скучно живётся, — ни с того ни с сего заключила соседка по парте. — Ничего не делаешь, ничем не интересуешься. Просто плывёшь по течению.
— Поспешные выводы, — разозлился я.
— Задело за живое — значит права!
— Мне не нравятся такие надоедливые люди, как ты, — произнеся это, я надеялся окончательно отделаться от неё.
— Почему? — Идущий от неё позитив, казалось, был неиссякаем.
— В тебе слишком много энергии. — Я подвинул её локоть, незаметно переместившийся на мою половину стола.
— Так это хорошо! — заверила она, пододвигаясь чуть ближе. — Могу поделиться. И вообще, с такими людьми, как я, легко общаться.
— Скромности тебе не занимать. — Обратив внимание на то, что мои колкости её не трогают, я сдал позиции.
— Почему я должна умалчивать о своих достоинствах? — Она нахмурилась, возвела глаза к потолку и почесала висок. Потом, воодушевившись с новой силой, обратилась ко мне: — Любого человека можно научить радоваться жизни. От тебя, например, пессимизмом за километр веет. Создается ощущение, что ты не молодой человек, а старец древний, который все зубы потерял и брызжет слюной.
— Слушай, что ты ко мне пристала? — не выдержал я. — Тебе что, заняться нечем?
— Нечем, — подтвердила она, разведя руки в стороны. — Я тебе об этом с самого начала сказала. — Внезапно повернувшись ко мне, собеседница выпалила: — Давай поспорим. Если в течение месяца ты будешь исполнять мои просьбы-поручения, то станешь мыслить позитивно и жизнерадостно.
— Если проиграешь? — Я надеялся, что она заметит проскользнувший в моем голосе сарказм и откажется от глупой затеи, но она не собиралась сдаваться.
— Ну-у-у, — тянула она, — не знаю. Исполню твоё желание, — бросила невзначай.
— Бог тебя и смелостью не обделил. Проиграть не боишься? У меня изощрённый ум. Сам не знаю, что взбредёт мне в голову. — Постепенно разговор меня затягивал, не терпелось узнать, к чему он приведёт.
— Не боюсь. — Она пожала плечами.
— Откуда такая уверенность? — источник её уверенности занимал меня.
