Так мы с ним и живем, наверное, не совсем нормально, не очень романтично. Скорее, как друзья, чем как любящие супруги. Но думаю, на земле нет двух одинаковых браков. Все супружеские пары живут как умеют, выстраивая отношения по своему усмотрению. Наши отношения были такими.

Мы почти доплыли до места, где было удобно оставить лодку. Я показала рукой:

— Нам туда!

Женщина кивнула.

Она догребла до берега и втащила лодку подальше на песок, хотя я из лодки еще не вышла! Я так и села обратно от удивления. Вот это силища! Нет слов! А она даже не обратила на это внимания. Женщина почти вскарабкалась на крутой склон, и только потом оглянулась. Заметив, что я все еще сижу в лодке разинув рот, она нетерпеливо махнула мне рукой. Я очнулась и поспешила за ней.

Я шла позади и незаметно рассматривала ее. Высокая, гибкая, крепкая, даже немного мускулистая, она шла пружинистой, грациозной и какой-то крадущейся походкой, как рысь или пантера. Ее красивая фигура с плавными изгибами и правда напоминала изящные контуры кошки. Нужно будет сделать с нее наброски — такое физическое совершенство нечасто встретишь.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Кэт. Или Катерина, — представилась она.

Надо же, Кэт. То есть «кошка». Очень ей подходит. Назвать ее Катей язык не повернется — это имя к ней не имеет отношения, оно для другой женщины: пухленькой, милой и домашней. Кэт на такую не была похожа.

Она уверенно шла впереди меня будто к себе домой и оглянулась лишь только раз, когда мы подошли к поселку. Взгляд ее спрашивал: дальше куда? Я указала рукой на свой дом:

— Туда!

Она опять кивнула и зашагала к дому как хозяйка.

Дом — моя гордость. Когда картины начали приносить хороший доход, я сообщила Коке, что хочу уехать из душной и тесной для меня квартиры за город. Квартира, хоть в ней и были три комнаты, давила стенами: мне не хватало пространства, воздуха. Хотелось, чтобы взгляд не цеплялся за многочисленные предметы мебели и не упирался в очередную стену. Я мечтала об уютном и просторном доме с большими комнатами, где мебель будет по назначению, а не потому, что жалко выбросить, и при этом изысканной, может быть, антикварной. Я хотела, чтобы стены были выкрашены в пастельные тона, и на них висели мои самые любимые полотна. Чтобы, выйдя на балкон, не смотреть в окна соседей, а лицезреть простор поля или зелень леса, или рябь реки. Чтобы глаза отдыхали от суеты.

Когда риелтор предложила нам этот вариант, я сразу поняла, что это мой дом: он стоит немного на возвышенности, из окон видны и лес, и река, и луг. Площадь участка — двадцать пять соток с редко засаженным газоном, в основном по периметру росли ели, кипарисы, декоративные кустарники, лишь рядом с домом сохранился старый крепкий дуб, который мне очень нравился. От него падала красивая тень, а осенью — резные разноцветные листья и желуди: сочетанием красок и оттенков на дубовых листьях я могла любоваться бесконечно. Дом был большой, просторный, из светлого кирпича. Строители разрушили все стены, которые можно было снести, увеличили проемы окон, и он получился идеальным. Выстроен он был буквой «Г»: в одной части располагалась гостиная, около сорока квадратных метров, во второй — кухня-столовая. В обеих частях были панорамные окна. То есть не только окна в пол на первом этаже, но и такие же огромные окна на втором. Там, где кухня с гостиной пересекались, со стороны столовой находилась лестница на второй этаж, рядом с ней — комната для гостей, кабинет и санузел. На втором этаже тоже был санузел, мой любимый, с огромной ванной, и две спальни: моя и Кокина. Вся стена гостиной была увешана моими картинами. Часто, лежа на диване, я смотрела не в телевизор, а медитировала над своими картинами, мысленно доводя их до совершенства. Такие упражнения помогали мне в следующих работах вносить дополнительные штрихи, которые ранее я упустила.

Еще на участке стоял флигель, в котором размещалась моя мастерская. В отличие от дома, здесь царил хаос. Наша приходящая домработница, впервые увидев ее, пришла в ужас и растерялась: разобраться, что выбросить, а что оставить в ней, могла только я. Только я знаю назначение некоторых предметов, поэтому и убираюсь в мастерской сама. Каждая уборка заканчивается одинаково: сначала я что-то отсортировываю, раскладываю по местам, затем натягиваю холст на раму или рассматриваю уже подготовленные холсты. Потом мне приходит в голову очередной сюжет картины, и я незаметно для себя начинаю делать наброски. А дальше — уже дело техники: я иду к заветному шкафчику, достаю краски и продолжаю работать с цветом. Как только я пропадаю в мастерской, Кока, несмотря на свою лень, заходит ко мне и определяет, нормальная я или в трансе. Вдруг он не заметил характерных признаков надвигающегося приступа? Если я в норме, он спокойно возвращается в свое любимое кресло. Если я в «припадке» — садится под дверью мастерской, читает и прислушивается: вдруг я окончательно съеду с катушек, и мне потребуется помощь.

Когда я и Кэт вошли в дом, Кока дремал. Почувствовав наше присутствие, он открыл глаза и оторопело посмотрел на Кэт. Сначала я решила, что он удивился появлению гостьи в нашем доме, но когда Кока покраснел, то поняла, что это что-то другое. Кэт стояла ближе к нему, а я из-за ее спины наблюдала его странную реакцию. Он смотрел на нее глазами кролика, которого зомбирует удав, и не мог отвести взгляда. Его зрачки расширились и потемнели. Не знаю, о чем Кока думал в этот момент, а я вдруг поняла, что он никогда на меня так не смотрел: как на женщину, совершенство, как на что-то фантастически прекрасное. Меня он вообще редко рассматривал, только когда нужно было определить степень моего помешательства на живописи — это было нужно для общего дела, для поддержания нашего благосостояния. А просто так, как он сейчас пялился на Кэт — никогда! Я ощутила укол. Нет, не ревности, а зависти! Да, я завидовала! Завидовала Кэт, в которой с первых секунд увидели женщину. Мне ведь тоже хочется хоть раз в жизни почувствовать себя такой, а не художницей с легким приветом, несущей «золотые яйца». Сегодня я осознала, что на меня никогда так не посмотрят.

Мысленно я сравнила нас: почти одного роста, обе стройные. Только она фигуристо-стройная, как девушка с обложки, а я просто худосочная. Я вовсе не крепкая. Немного сутулая, так как с юности стеснялась четвертого размера груди, привыкла сжиматься и прятать ее. Сейчас уже комплекс исчез, а привычка осталась.

У меня, как и у Кэт, голубые глаза. И хотя они большие и красивые, их почти никто не замечает: свою близорукость и я прячу за очками. Волосы у меня средней длины и неопределенного цвета — я всегда знала, что этот цвет делает меня блеклой и неинтересной, но никак не могла придумать, какой краской мне окрасить волосы. В этом случае мне мешал мой художественный вкус. Я представляла некий сложный интересный цвет, почти как на дубовых листьях. Когда я пыталась объяснить и даже изобразить это буйство красок стилистам, они смотрели на меня как на «мадам Куку» и не понимали. Я обижалась и уходила, с чем пришла. У Кэт же волосы аккуратно подстрижены, а цвет такой, будто она только что из салона — даже корни еще не отросли. Может, убийцы забрали ее прямо из парикмахерского кресла?..

Но думаю, что даже будь мы близнецами, я бы все равно казалась невзрачной рядом с Кэт, потому что она вела себя как повелительница вселенной, я же — как серый мышонок. Я не умею себя правильно подавать и повелевать не привыкла.

Кока встал, что уже нонсенс. И сказал каким-то новым и нарочито равнодушно-веселым голосом:

— У нас гости? Представь нас, Алиса! Я — Николай.

Я уже вышла из тени Кэт и могла видеть их обоих.

Она кивнула и села в любимое кресло Коки. Он ни мимикой, ни действиями не выразил протест. Просто чудо какое-то! Кока никого не подпускал к своему креслу — это был только его трон, его движимое имущество. Я так уж точно ни разу в нем не сидела. Может, потому что была слишком занята.

— Ее зовут Кэт, — представила я гостью.

Кока преобразился лицом. Видимо, это имя ему навеяло какие-то фантазии. «Мое имя тоже необычное, — подумала я, — но ты от него так слюни не пускал».

Какой сегодня странный день, а начинался так многообещающе! Иву у воды я так и не изобразила, зато влипла в историю, которая уже давно выглядит подозрительной.

— Думаю, вы хотите принять душ? — спросила я у Кэт.

Она кивнула.

— Давайте подберем вам что-то из моей одежды? Думаю, она вам подойдет, — предложила я.

Кэт слишком пристально посмотрела на меня и бодро поднялась с кресла. Кока тоже подался за ней. Я остановила его жестом:

— Мы справимся сами, — отрезала я.

После этих слов Кока наконец-то заметил меня и как-то скис.

— Ну да, — протянул он.

Пока я подбирала одежду для Кэт, она стояла рядом и внимательно изучала меня. Даже чересчур внимательно. Ну конечно же! Я ведь ее спасла. Похоже, думает, откуда у такой хлипкой особы столько храбрости. Да я и сама удивляюсь! Позже расспрошу о тех типах, которые хотели ее убить. Интересно, что она такого натворила? Может, отвергла влиятельного поклонника? Или украла что-то ценное? Или?.. Даже не знаю, что еще придумать.